Все счастливые семьи – счастливы одинаково. Каждая несчастная семья – несчастлива по своему. Так считает Великий классик. Думаю, это относится и к молодым семьям.
Тогда, в наш медовый месяц, мы были счастливы. Иначе я не запомнил бы такие подробности о том местечке.
Мы, с моей женой, молодой подругой, помогаем родителям на сенокосе. Луг, покрытый цветами. Вернее, цветы уже скошены. И остались только по краям луга. Куда коса не могла достать. Но все равно их много, и они яркие. Потому что - северные.
И все вокруг способствовало нашему счастью.
И ласковый июльский день. Солнечный, но не жаркий. Потому что зелень забирала жару, когда она лишняя.
И ворохи сохнувшей на солнце скошенной травы. Которая, словно прощаясь с жизнью, отдает, не скупясь, щедро, все свои ароматы.
И лес рядом. Который - своей опушкой выходит к лугу. Сосновый, поэтому светлый и прозрачный. Пахнет расплавленной на солнце смолой.
Есть и речка недалеко, по краю луга. Не широкая, но глубокая. И вода в ней не прохладная, а скорей, холодная. Потому что речка лесная, выскочит на полянку, а потом опять убежит в гущу деревьев.
И какое счастье бывает без печали! Лес огибает покинутые людьми тополя. Которые когда-то украшали тоже покинутую сейчас деревеньку. Мне всегда бывает грустно возле покинутых жилищ. Как будто чьи-то судьбы, счастливые и несчастливые, все еще обитают, живут здесь.
Безлюдное место. Потому что поблизости закрытая военная зона. И где-то, не близко, ракетные шахты. К которым тянется стратегическая военная дорога. Выложенная из бетонных плит. По такой дороге машины не едут, они мчатся. С самолетным гулом. Потому что шум неоднократно отражается от леса и многократно усиливается.
Когда военные строили шахты, эта деревня, да и многие другие, были переселены в другое место. А потом ракетные шахты были законсервированы. И местным людям разрешили здесь косить.
Был час отдыха, когда сено развалено и сушилось. Самое хорошее времечко на сенокосе. Жена сидит на копне сена и плетет венки. А я охапками подношу ей цветы. Бросая к ногам.
Нарядный яркий сарафан не закрывает ее коленки. Мне приятно на них смотреть. Хотелось потрогать, погладить. И в то же время я не решаюсь разрушить гармонию какого-то одухотворения кругом, благолепия. Все кругом было такое красивое!
Мы решили наплести много венков. А потом разложить их на бетонке. Конечно, не сложным узором. А по линеечке, в три ряда. И, если машины не помнут венки – значит, мы будем всегда счастливые. Мы решили загадать о нашей любви, о нашей судьбе. Хотя и так знали, что впереди – только хорошее.
Нет, машины не помяли. Ни один солдатик-шофер не захотел сломать, помять, цветочную красоту. И нашу судьбу. До самого вечера, до конца сенокосного дня, венки пролежали живые. Только несколько венков кто-то увез с собой. Может быть в память о подруге, которая ждет. Или просто для красоты.
***
Через три года мы расстались. Всего через какие-то три года. Сами все сломали, разрушили, исковеркали. Ну почему же такое может быть!
Это уже о несчастной стороне семьи. Которая несчастлива - каждая по-своему. И тогда – что тут обсуждать.
Мы часто встречаемся. Потому что у нас общий любимый ребеночек. И иногда вспоминаем хорошее прошлое. Но у нас как бы разные планки для этих воспоминаний.
У бывшей моей подруги-жены она ниже. Поэтому она видит больше хорошего. Но я останавливаю ее. Я не простил. И не смогу.
А моя планка – вот только на уровне того сенокоса. Правда же, там было все очень трогательно?
***
Давно это было, очень давно. Да и со мной ли? Счастливые и несчастливые!