День для новичков урологического отделения начинался клизмой, после чего следовали судорожные поиски свободного туалета.
Облегчившись, Аршак вернулся в палату и, растянувшись на скрипучей койке, задумчиво уставился в сизый, облупившийся от сырости потолок.
Сосед слева – Хачик, мерно посапывал во сне, а справа, уткнувшись лицом в подушку, безмолвно извивался в судорогах толстый бородатый мужчина.
В приоткрытую дверь больничной палаты боком протиснулся известный своими озорничаньями старик из соседнего отделения с дымящей папиросой в зубах. Воровски оглянувшись назад в коридор, он плотно прикрыл дверь, приложился к ней ухом и настороженно прислушался. Успокоившись, старик пружинистой походкой подошёл к столу и по-хозяйски врубил магнитофон Хачика.
В такт лихой музыке он начал производить резкие, нескромные для пожилого человека телодвижения. Тяжело пыхтя, весь в багровых пятнах, старик старательно вращал сухими бёдрами, отчаянно встряхивал седой головой, выкидывал попеременно ноги – аж до самых ушей.
Вдруг, застыв на минуту, он выпустил изо рта несколько колечек дыма и одним движением плеч сбросил с себя больничный халат. Зло вращая жёлтыми белками глаз, старик ещё быстрее и истеричнее забился в танце, одновременно сердито напевая что-то незанятым папиросой уголком рта.
Спустя минуту он сдёрнул с себя и майку.
Неизвестно, чем бы закончился этот канкан со стриптизом, но дверь с грохотом распахнулась, влетела санитарка с угрожающе поднятым совком и воинственно надвинулась на разгулявшегося старца. Тот сделал ложный выпад в сторону и, обогнув легко обманувшуюся женщину, направился к выходу, приплясывая. Однако в дверях санитарка успела-таки дать ему здоровенного тумака.
Разом смахнув со стола остатки вчерашнего ужина, пустую консервную банку, кассету и несколько книг, санитарка неистово замахала веником, подняв массивный столб пыли.
Приблизившись к койке Аршака, она бросила веник и без лишних церемоний открыла дверцу его тумбочки. Вытащив увесистый куль с фруктами, санитарка, ворча себе под нос, тщательно выбрала и отложила два самых крупных и аппетитных яблока. Затем проглотила с потрохами горсточку вишен, откусила от огромной груши, поморщилась и небрежно бросила её обратно в куль.
Ворча что-то себе под нос, она рассовала яблоки по карманам и вышла, хлопнув дверью.
– Ты что за клизму не заплатил? – спросил проснувшийся Хачик.
– Разве надо? – удивился Аршак.
– Конечно! Это ведь не входит в её обязанности – клизмами медсестра должна заниматься... А я думаю, отчего она сегодня так взбесилась?
Дверь снова грохнула – вновь появилась санитарка, теперь уже со шваброй в руке и бельём под мышкой.
Молниеносным, страшной силы рывком она вытянула из-под извивающегося бородача простыню. Бородач горизонтально взлетел и пока переворачивался в воздухе, санитарка изловчилась стянуть с подушки и наволочку. Когда же больной мёртвой птицей упал навзничь на постель, она, скомкав, бросила ему в лицо свежий набор белья. Бородач коротко всхлипнул и высморкался в простыню.
– Он тоже не заплатил? – робко прошептал Аршак.
– Не задавай наивных вопросов! Кто тебе без этого посередине недели бельё сменит? – поучал Хачик. – Советую, дай ей немного денег – как король жить будешь.
– Неудобно.
– Дай червонец... Смотри и учись, студент!
Хачик ловко сунул деньги санитарке в широкий оттопыренный карман.
– Тикин Парандзем, это от нашего нового товарища. Он такой стеснительный... – за её спиной Хачик лукаво подмигнул Аршаку.
Тикин Парандзем, теперь само участие, перестала протирать полы, повернулась к новичку и, видимо, желая улыбнуться, нелепо скривила губы.
– Живот не болит, касатик?
– Нет.
– Ну и слава Богу!
В зыбком полумраке длинного коридора двигались две белые фигуры. Начался утренний обход. Приблизившись и увидев в щель неплотно прикрытой двери извивающегося бородача, врач приказал медсестре немедленно вспрыснуть больному снотворного, а сам поспешно удалился.
Врач с первых дней невзлюбил бородача и отмахивался от него, как от крупной назойливой мухи. Бородач вечно ныл и брюзжал, требовал от врача показать конспект с планом его лечения, ежеминутно напоминал о Гиппократовой клятве, грозился вызвать в больницу «Скорую помощь».
Но вот уже который день врач искусно избегал встреч со своим пациентом. Однако тот не унывал: как только отпускали боли, бородач тут же вскакивал с постели и часами на корточках высматривал врача в замочную скважину.
– Завтракать идите, идите завтракать! – по утрам тягуче просил чей-то жалобный голос в коридоре.
– Да подавись ты своей парашей! – как правило, в ответ из-за двери раздавался злой бас бородача.
Так больной проводил свой досуг, пока новые приступы не валили его на койку.
Тем временем к Хачику пришла большая группа товарищей.
– А у сторожа внизу губа не дура – прямо рэкетир! – говорили они, перебивая друг друга. – Пока с каждого в отдельности по рублю не содрал – не впустил. Мисаку даже 24 рубля сдачи от четвертака дал! И все рублёвыми...
Час Страшного Суда пробил: в палату вошла хрупкая медсестра, победно неся большущий шприц с толстой туповатой иглой на конце – одной на всех! Пощады не знал никто!
Аршак, согласно инструкции Хачика, после чувствительного, надолго запоминающегося укола, сунул медсестре в карман кредитку. Но с непривычки эта вроде бы нехитрая операция была произведена с излишней ловкостью – так, что медсестра и не заметила «щедрого жеста» больного и строго-вопрощающе уставилась на него. Пришлось великодушно повторить операцию.
К полудню следующего дня настырность бородача была с лихвой вознаграждена – неуловимый эскулап наконец попал в хитро расставленные сети.
– Доктор, простите навязчивость погибающего человека, – с тактичной иронией начал бородач, выходя навстречу из-за двери, – но меня беспокоит ваше полное безразличия отношение к своим пациентам.
– Сисак-джан, драгоценный ты мой, уверяю: ты всех нас переживёшь, – с напускным спокойствием парировал врач. – Я не посвящаю больных в секреты своего лечения, однако почему бы не сделать исключения для хорошего человека? – врач боязливо оглянулся – в коридоре никого не было. – Так вот, мой нетрадиционный метод лечения не имеет аналогов в мировой практике. Он предполагает... минимум внимания к больному.
– То есть как это?! – искренне удивился бородач.
– Конечно, поначалу пациент возмущается, протестует, ломает стулья и другую нехитрую больничную утварь! Но проходит немного времени, и он смиряется со своим положением, теряет всякую надежду на помощь врача. И вот тут наступает переломный момент в ходе болезни! Организм больного в целях самозащиты мобилизует все свои скрытые резервы, зарабатывают ранее молчавшие внутренние механизмы и рычаги. Дело постепенно идёт на поправку – больной сам исцеляет себя! Выздоровеешь – поговорим обстоятельнее. Со здоровым человеком, согласись, общаться приятнее, – врач загадочно ухмыльнулся.
«Так можно и дома лечиться, – недоумевал ничего не понявший бородач. – Нет, всё-таки придётся вызвать «скорую»!»
Вернувшись в палату после моциона по больничному двору, Аршак нашёл бородача внимательно рассматривающим что-то на широкой ладони. Лицо его сияло.
– Вот! Вылезли наконец-то! Сами вылезли! – делился он радостью, показывая несколько песчинок.
Кто-то со стороны коридора смотрел в замочную скважину. Через минуту торжественно вошёл «лечащий» врач. Лучезарная улыбка играла на его устах. Он так стиснул в своих объятьях бородача, что тот застонал от боли.
– Поздравляю, Сисак-джан! С выздоровлением! Искренне рад за тебя! А ты боялся, – скупая мужская слеза медленно потекла по впалой щеке врача и застыла в густой чёрной бороде бывшего больного.
Растроганный бородач, сам того от себя не ожидая, достал кожаный бумажник и, не раскрывая его, царственным жестом положил доктору в нагрудной карман халата.
– Ты что? Как не совестно? Разве так можно? – упрекал врач, стыдливо косясь на стоявшего рядом Аршака.
Бородач не растерялся: двумя пальцами вытащил обратно бумажник и незаметно переложил его врачу в боковой карман. Видимо, решив, что дальнейшее «сопротивление» лишено смысла, эскулап охотно сдался.
– Мой метод никогда не даёт сбоев!.. – облегчённо вздохнул он.
На следующее утро вместе с бородачом выписался и Аршак. Его скрытые резервы накануне вечером перевелись...
1992 год