В степи с утра шел дождь, тяжелой пеленой окутывая небо и землю. К вечеру похолодало, и поднялся сильный ветер. От его напора качались деревья и гудели провода. На открытом месте стояла небольшая покосившаяся изба из бревен, срубленная в угол. У избы была покатая крыша и перекошенные окна, из которых открывался вид на огромные невспаханные поля, окружавшие домик в радиусе нескольких километров. За полями на горизонте, там где небо придает земле способность к левитации, тянулась бесконечно узкая зеленая полоска деревьев. Рядом с домом ютилась конюшня, такая же ветхая, как и дом. В доме жил татарин, а в конюшне – конь. Татарин был широкоскул, невысокого роста, коренастый, про таких говорят обычно, словно в землю врос, плечист, с бритой наголо головой. Звали татарина Тэмуджин. Летом независимо от погоды татарин носил огромных размеров балахон, увешанный клыками разных животных, на голове у него была волчья шапка, а на ногах - меховые чуни. Зато зимой, замерзнув, он надевал медвежью шубу и при этом частенько поговаривал: “Суровый, шайтан, зима в Сибири”. Любил он пить кумыс, поэтому изредка совершал набеги на сельпо, где и отоваривался. Помимо всего прочего был татарин заядлым охотником. Для чего в своем арсенале имел большой запас оружия. Были у него и кривые ятаганы, и всевозможные кинжалы, и сабли. Также был целый набор боевых пик. Все они стояли по ранжиру в небольшом сарае, пристроенном к конюшне. Но больше всего любил татарин тугой лук с набором стрел во вместительном колчане, расшитом золотом. Охотился он периодически и почти всегда удачно. Среди его трофеев были и медведи, и волки, и олени, и даже всякие мелкие зверьки вроде сусликов, за которыми он отправлялся за сотни километров в ближайшую тайгу. Однако некоторые его поступки были немного странными, вернее нам могли казаться странными. Выражалось это в следующем. Каждый вечер Тэмуджин брал в руки бубен, и, комлая, с дикими воплями обходил свое жилище. Делал он это, сообразуясь с тем, что сильный шум отгоняет злых духов. Конь же, проводивший свободное время в просторном стойбище был не старым, но уже и не молодым, в меру упитанным и в меру выносливым. Звали коня Гымза и был он вороного цвета. К недостаткам можно было отнести лишь его строптивость. Конь обладал своенравным характером и смотрел на всех, даже на хозяина свысока. Может поэтому, а может и в силу других, неизвестных нам причин татарин не очень жаловал коня, а конь, в свою очередь относился к татарину с недоверием. Не раз татарин поговаривал: “Вот сделаю я из коня мясо, приглашу гостей из соседней деревни, попируем на славу”. А конь при этих словах скалил зубы и недовольно фыркал. Удерживала татарина от этой затеи лишь его любовь к верховым поездкам. Бывало, выедет он в поле, прихватив лук с колчаном стрел, гикнет, и вот уже летит галопом навстречу ветру, радуясь первозданной природе. А иной раз едет рысцой, напевая под нос калмыцкие песни.
Тэмуджин жил на отшибе, и прожил всю жизнь в глубоком одиночестве. За это все считали его чудаком, а еще поговаривали, что слишком он жадный. Тэмуджин об этом не знал и даже не догадывался. Впрочем, его достал аскетизм, и он решил стать ближе к людям. И вот он, поудобнее пристроившись за своим старым неокрашенным столом, вытащил из ножен огромный кинжал, и принялся его затачивать. Точил и точил, распевая под монотонный перестук капель, незатейливый мотивчик, что-то из шаманского, заклиная дождь прекратить опускаться с небес на землю каплями. На дворе смеркалось, и уже когда едва можно было различить предметы в руках, Тэмуджин, засветил лучину. Все шло своим чередом, как вдруг он краем глаза заметил промелькнувшую за окном тень. Тэмуджин насторожился. Прошло некоторое время, и послышался робкий стук в дверь. Наверное, птица в дверь долбит клювом, - подумал татарин с облегчением, и не стал отрываться от работы.
- Кыш, - воскликнул он громко, отпугивая наглую птицу. В ответ раздалось сдавленное хихиканье, и через мгновение стук снова повторился. На этот раз татарин все понял. Подавив секундное замешательство, он бросил кинжал в сторону, вскочил, и, схватив лучину, направился к двери. Отворив дверь, он удивился. На пороге перед ним стояла небольшая девчушка. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы сказать – типичная хиппи. Таких, как она, он видел впервые. В ушах - куча колец, в носу – пирсинг, на запястьях многочисленные фенечки, на голове – наушники с Куртом Кобейном. Одета в драный свитер и такие же драные джинсы, на ногах – огромные ботинки. Девушка стояла и улыбалась. Татарин опешил.
- Что тебе надо? – спросил он строго.
- Привет, чувак, выпить ничего нет? – девушка улыбнулась и добавила, - а?
- Бурзил лекала, - возмутился татарин, - отвлекла мясо из коня резать. А что ты такая бродишь тут, почти ночь скоро, и дождь, заходи, так и вымокнуть-простудиться-умереть недолго. Татарин посторонился, пропуская к себе девушку.
- Спасиб за заботу, - поблагодарила та и бесстрашно прошла мимо. Затем обернулась и, глядя на слабый свет, исходящий от лучины, с усмешкой произнесла, - А все равно ты злой какой-то и странный.
- Не злой, а голодный. И не путай. Тэмуджин – хороший, это конь, шайтан его, плохой.
- Почему ты так считаешь?
- Очень своенравная животина. И вообще, ты пришла вопросы мне задавать? Кто ты? Зачем ты тут меня спрашиваешь? Да и чего тебе, буйлык, нужно?
- Зовут меня Ленкой, друзья называют Elen. Проходила я мимо, и пить захотелось. Так есть у тебя портвейн или че другое?
- Нет, никаких портвенов нет. Ин ненма ненмош баласы!
- Постой, чувак, не понтуйся, покажи хоть коня. Я коня, ни разу, типа, не видела.
Татарин высунулся на улицу, дождь едва моросил. Он вернулся, снял с гвоздя кожаный плащик.
- Ладно, накинь это на плечи, пойдем, покажу. Но чуть что смотри у меня. Секир башка будет. Ясно?
- Ясно, а как звать то тебя, чувак?
- Имя мое Тэмуджин, а коня зовут – Гымза. Хоть мы неделимы, а все равно когда-нибудь его зарежу.
Они подошли к конюшне вместе. Первым вошел Тэмуджин, но был там недолго. Выскочив оттуда, татарин яростно завопил и принялся с ожесточением пинать землю, разбрасывая ее вокруг себя.
- Буйлак шайтан гюрзы секир Гымза! – кричал Тэмуджин.
- Что случилось? – не поняла Ленка.
- Если я его найду, то точно прирежу.
- Так он удрал что ли?
- Вот буйлак заде, - ворчал татарин, направляясь к дому за кинжалом, а Ленка стояла слегка прифигевшая в небольшом ступоре, озираясь по сторонам. И тут случилось забавное: пока татарин ходил за кинжалом, из-за угла избушки появился его конь, прошелся вдоль стены, и, остановившись напротив окон, принялся спокойно пощипывать травку.
Татарин, выбежав из дома с кинжалом, заметил коня. Конь, завидев татарина, заржал, и, прядая ушами, недовольно фыркнул.
- Счас я тебя! – крикнул татарин, занося кинжал, готовясь нанести Гымзе смертельный удар в шею, но в этот момент его руку кто-то остановил. Тэмуджин оглянулся и увидел Ленку.
- Почему ты хочешь его убить? – спросила она, продолжая держать татарина за руку. И хотя она значительно уступала ему в силе, невзирая на это, он смягчился и не оттого, что его посетило просветление, а потому, что вспомнил о ее присутствии.
- Ладно, - сказал, немного остывая, Тэмуджин, - У каждого человека есть мечта. Так?
- Ну.
- Не ну, а так.
- И каждый человек стремится осуществить свою мечту. Иногда всю жизнь. Для многих это становится смыслом жизни. И я отнюдь не исключение, я такой же человек, как и все остальные. Поэтому у меня тоже есть мечта.
- Какая? – удивилась Ленка, поразившаяся ясностью мысли татарина-кочевника степных полей.
-Ладно, Лэн, раз уж я начал, то расскажу. Так и быть. Слушай. Испокон веков здесь жили мои предки. Великое племя Тагермилов. Рождались, охотились, умирали. Здесь. Много воды утекло с тех пор. К несчастью никого из них уже нет со мной, поэтому сейчас я единственный хранитель наших старинных обрядов и традиций. В конце концов, всю свою жизнь провел я на одном месте, считая, что таково мое предназначение, уверившись в неизбежности судьбы. Не думал я, что одиночество может так подточить душу человека, сделав его сердце подобным камню. Все сказал я себе. Хватит. Пора стать ближе к обществу.
- К обществу? - повторила за ним Ленка, не совсем понимая о чем он говорит.
- Да, к обществу, ну иными словами, к людям.
- К каким еще людям?
- А хотя бы к ближайшим, в соседней деревне, Криволапово.
- Знаешь что?
- Нет.
- Я как раз из той деревни. Приехала, типа, в гости к бабуле. А теперь обратно, в город, спешу. И чего ты в них нашел?
- В смысле?
- В прямом, знаешь, смысле. Очень скучный народец. Недавно в клуб ходила, на дискодром. Там такой ужасный саунд. Слушают какую-то фигню. А пляшут там точно какие-то придурки. Эдакие колхозники. В огромных сапожищах на месте топчутся. И навозом от них так и прет, так и прет. Остальные тоже далеко не ушли: все с утра до вечера самогон хлещут. Слышала еще, что они болтают про тебя. В степи, говорят, на голом месте живет жутко нелюдимый тип, очень злой и к тому же жадный, ни с кем не разговаривает, ни с кем не знается. А как приедет в сельпо, так весь кумыс и раскупит. Беда с ним, да и только.
- Ах, так! – глаза татарина налились кровью, - А ты не врешь?
- Зачем мне, типа, врать? Было б интересно, – на все лето осталась бы.
- У-у, - взревел татарин, - Как сильно я заблуждался. Как могли эти неверные так обо мне думать. Все решено: сотру я этот поселок с лица земли, налечу на него подобно пустынному ветру, испепелю его подобно огненной буре.
Оседлал татарин коня, схватил лук со стрелами, опоясался ятаганами, прикрутил к седлу пику и погнал во весь опор к деревне.
При виде татарина люди попрятались по домам. Многие из них схватились за топоры и ружья, но все-таки боялись вылезать из своих убежищ. Татарин, окинув взглядом пустые дворы, протрубил в татарский рожок и подъехал к ближайшему деревянному гаражу. Вход в гараж охраняли две створки, скрепленные при помощи засова, на который был навешен внушительный амбарный замок. Освободив копье, Тэмуджин направил его перед собой, и с боевым кличем двинулся на таран. С треском и шумом слетел засов с замком и ворота распахнулись. Татарин спешился, и зашел в гараж. Там находилась новенькая “девятка”, рядом были разбросаны разнообразные запчасти. В углу Тэмуджин отыскал пустую канистру и резиновый шланг, открыл бензобак и слил в канистру при помощи резиновой трубки весь имевшийся бензин. После чего взобрался на Гымзу и отправился вдоль улицы, обливая стены домов бензином. Одной канистры не хватило, поэтому пришлось повторять нехитрую операцию взлома остальных гаражей, пока все дома поселка не оказались пропитанными легковоспламеняющимся веществом. Как только это было достигнуто, татарин злорадно ухмыльнулся и принялся стрелять по избам горящими стрелами.
Дождь прекратился и подул сильный ветер. Поселок охватило пламя, разраставшееся по мере того, как ветер крепчал. Люди, не успевшие задохнуться в дыму, выползали на улицу, тут же становясь легкой мишенью для острых татарских стрел. Правда, женщин и детей Тэмуджин не трогал. Он увел их с собой в качестве пленных, но некоторые потом утверждали, что увели их в качестве добычи. Несчастные, так и не успев воспользоваться своим оружием, лежали повсюду. В тот знаменательный для татарина день было много жертв. Много было убитых и раненных.
Уже занялась зарница, когда татарин вернулся домой. За ним следовал народ, захваченный в деревне. Женщины рыдали, оплакивая погибших мужей и родных, девки причитали, слезно поминая невинно убиенных женихов, дети, голося на сто рядов, звали мамку с папкой. Один татарин, одержимый победой, торжествовал. Его смуглая физиономия сияла, словно утреннее солнце. У порога его встретила Ленка.
- Ты, почему все еще здесь? – удивился татарин.
- Тебя, Тэмуджиныч, жду.
- Зачем?
- В такую погоду лучше сидеть дома, нежели слоняться по окрестностям. А если серьезно, интересно было узнать, чем все это кончится.
- А на фига ты привел этот сброд?
- Организую гарем. У нас, у татар, национальная черта – многоженство. Слушай, а оставайся у меня – будешь первая жена.
- Нет, татарин, не могу. Вдруг еще где-нибудь такие несчастные окажутся. Как же они без меня будут. Ладно, спасибо за портвейн, я почапала.
И она пошла, удаляясь по проселочной дороге, а татарин стоял, забыв обо всем на свете, молча вглядываясь в спину уходящей девушки до тех пор, пока ее образ не начал сливаться с горизонтом, постепенно превращаясь в еле различимую точку. Что-то связывало его с этой таинственной незнакомкой, свалившейся на его лысую голову как гром среди ясного неба, а что конкретно, он вряд ли мог ответить.
Так и стоял он, опустив руки, обдумывая произошедшее. И только жизнь, кипящая вокруг, заставила его пробудиться, и он поспешил жить.