Медальон

Повесть.
Медальон.

Предисловие.
Лежал в госпитале с одним комбатом, который поведал мне эту историю. Я дополнил ее, потому что для комбата все войны закончились. Он умер в этом году. Вечная память!

 
 
11 сентября 1986 года. ДРА.
 
Красный диск солнца садился в седло старой горы. Гора была настолько старой, что от ее вершин - близнецов остались лишь округлости, да разбросанные временем громадные каменные валуны, покрытые замшелой плесенью и паутиной трещин. У подножья горы змеилась дорога, уходящая на юг - запад к перевалу молодых снежных гор с остроконечными вершинами Гиндукуша, гордо подпирающими небосвод в багровых разводьях заката.  Прозрачный горный воздух был терпко замешан на запахе гари, пороха, человеческого пота и крови. Рукопашный бой с "духами" длился не более 3 минут. Духов застали врасплох. Пять пар потухших смоляных глаз неподвижно смотрели на зеленоватые и серые валуны, окружаемые сумерками.  Из вспоротого в драке мешка, серый порошок сочился в пожухлую траву. Рамзат присел на корточки и штык - ножом поддел щепотку.
 - Пересыпай! Так ясно, что героин! - Сержант бросил в сторону напарника свой армейский вещмешок.
 - Серый, вызывай "вертушку". Гляну пока, куда молодой запропастился, пусть сам пересыпает и кайф ловит, а я местность осмотрю, как бы любопытных не было, - Рамзат поднялся и поправил короткоствольного "калаша" за спиной.
 - Вон за тем валуном посмотри. Кажись, все кишки решил вытравить после первого в своей жизни жмурика. Я себе помню, так вообще обос….
 - В укрытие! - неистово заорал Рамзат и, что есть силы, толкнул сержанта в прыжке, когда в последних отблесках солнца на вершине старой горы, вырос душман с гранатометом на плече.

От раздирающей боли в голове Рамзат не слышал взрыва. Минуту он ничего не видел и ничего не чувствовал, но осознавал, что граната взорвалась рядом. Боль становилась нестерпимой, позывы внезапной рвоты были настолько сильными, что его вырвало прямо на спину сержанта. Серый не шелохнулся. Он был мертв. Пытаясь встать на колени, Рамзат упал, и потерял сознание. Грохот взрыва, усиленный раскатистым эхом, бросил самого молодого из троих разведчиков наземь. Он перевернулся на бок и сходу резанул из подствольника по склону старой горы. Толян увидел, как спускающийся человек на секунду замер, затем качнулся и, увлекая щебенку трубой гранатомета, болтающейся на веревке, полетел вниз.
Первыми в мире солнце принимают горы, поэтому ночь здесь ложится раньше.   
«Хотя и убрали четверку наркокурьеров "по-тихому", зато потом, черт дернул душмана появиться. Да, у гор тоже есть уши» - рядовой Алсуфьев  вытер мокрый лоб, скинул с себя хэбэшку и низко, склонившись над картой, пытался разобраться в каком направлении идти. Озноб, скорее от страха колотил, так, что фонарик прыгал, и он разобрать толком ничего не смог – где чужие, где база и куда податься. Жуткая темень и страх сковывали душу и тело. Рация умерла вместе с сержантом. Хотя и трупы уложены вдоль дороги, но утешения от этого мало. Разведчик еще в учебке наслышался о зверствах в этих долбанных горах, поэтому  о плене и думать было даже страшно. Мысль крутилось вокруг одного – ствол в рот, и отвоевался.......
 
Зачем укладывать трупы у дороги, рядовому популярно объяснил сержант: «Первое, мы не убийцы. Второе. Солдат вражеской армии тоже нужно придать земле, иначе война будет бесконечной – аксиома! Если родственники духов будут знать, что сделал это рядовой Алсуфьев, то в плену они убьют тебя как воина без мучений, а не зарежут с отрезанными яйцами и выколотыми глазами, ибо у гор есть не только уши, но и глаза!»
В направлении пещеры, некогда служившей им засадой для "духов",  а теперь укрытием для младшего сержанта Рамзата Джемангулова, раздался слабый стон. Он на секунду замер и начал вслушиваться в безмолвие ночи. Разведчик и предположить не мог,  что за ним внимательно наблюдают через прицел ночного видения.

Калейдоскоп картинок жизни в детском доме менялся под переливный звон колоколов. Сознание цеплялось за них и не хотело возвращаться в реальность, но леденящий холод жесткого ложа и испепеляющая жажда медленно и неотвратимо возвращали занемевшее тело в суровое бытие.  С трудом, приоткрыв веки, младший сержант долго соображал, что это с ним. Вспомнил и испугался. Не обращая внимания на боль в голове, закрыл и открыл глаза снова. Ужасающая чернота сжимала со всех сторон. Первая мысль обожгла, и Рамзат, собрав последние силы, закричал: «Толян, я ослеп, не вижу ****ь, ничего не вижу!» -  Крик лишь превратился в стон,  сознание выключилось, и  снова закружились картинки сиротской жизни.
Родителей Рамзат не знал. Они погибли в Ташкентском землетрясении 1966 года. Ему тогда исполнилось лишь 4 месяца.
Переведя дух, запыхавшийся Алсуфьев, нырнул в проем пещеры. По глазам солдата резанул ослепительный луч света от мощного фонарика. Очнулся рядовой Алсуфьев со связанными руками и ногами поперек седла небольшой лошадки, двигающейся в обозе за вороным жеребцом.
Светало. Первые лучи восходящего солнца умывали отвесные скалы, вокруг которых струился туман.

Впереди, на лоснящемся крупе Вороного, болталось тело Рамзата, крепко прихваченное веревками к многочисленной поклаже с их автоматами. Под уздцы Вороного вел моджахед в разлезающимся халате и черных спущенных ноговицах.
Разведчик  узнал младшего сержанта по кроссовкам "Адидас", снятым с "убитого духа". Повернув голову, Алсуфьев увидел, что метров в десяти сзади, в седле дремлет прилично сложенный узбек за ним еще три всадника. В руках они держал отпущенные поводья, а на локтевом изгибе винтовку иностранного производства. Сержанта с ним не было. «Земляк, я похоронил твоего командира в ручье. Отдыхай, скоро будем на месте», - не открывая глаз, громко крикнул на русском самодовольный узбек. Дорога пошла под уклон. Внизу показались жалкие хижины безликого кишлака, кое - где охваченного душистым кизячим дымом.

Разношерстная толпа стала собираться на пыльной площади у самого большого каменного дома в кишлаке с большим деревянным навесом. В основном, это были старики без возраста и чумазые, худые подростки. Алсуфьев  ни слова не понял из гортанной речи своего противника, но было очевидно, что узбек здесь за главного. Старцы оглаживали черные заскорузлые лица, соединив их в конце бороды. "Аллах-Акбар" - орали безбородые, совсем еще юные "духи", потрясая советскими автоматами.

С первых минут схватки разведчик понял, что узбек мастерски владеет неизвестными приемами рукопашного боя, и рядовому приходилось очень туго. То и дело прихваченный на контрударе, он оказывался на земле. Толпа ревела, трассирующие очереди уходили в безоблачное небо. Разряженного горного воздуха не хватало. Один глаз прикрыл набухающий кровоподтек, над вторым была рассечена бровь, и рядовой почувствовал, что ему конец. В это самый момент, он явственно услышал над самым ухом разгоряченный шепот: "Поиграем как на показательных выступлениях, подсекай". Не соображая, что происходит, Алсуфьев подсек ногу и с разворота ударил локтем в шею падающего узбека. Затем, обхватив обвисшее на его руках тело, бросил через себя, используя коронную «мельницу».

Подпрыгивая на заднем сидении джипа, с надетым на голову холщевым мешком, рядовой Алсуфьев не верил своему счастливому избавлению. Гонка на приличной скорости по разбитой дороге продолжалась минут пятнадцать. Тряска была настолько сильной, что открыть рта, не откусив язык, было невозможно. Узбек вел машину, словно боясь опоздать на свидание. Наконец все кончилось. Связанного по рукам и ногам солдата, вытолкали из машины и сняли мешок. Узбек был не один. Его сопровождал молодой афганец лет шестнадцати в черной футболке с желтым огнедышащим драконом. Подросток видел шурави так близко впервые, поэтому рассматривал его, не скрывая любопытства.
 «Какого вылупился, лучше помоги», - пытаясь освободиться от пут на ногах, бубнил Толян распухшими губами.
 - Он глухонемой. Это запасной пункт вашей группы. Передашь привет капитану Неклюдову от Хамида. Он знает. Пока я жив младший сержант в безопасности. Поправится, отдам. Об условиях договоримся. На меня не сердись рядовой, каждый должен делать свое дело на любой войне. Да, скажи - у кого тренировался на гражданке? - Улыбнулся и протянул руку разведчику.
 - В Москве у Миссы, Миссашвили, а ты. Простите, вы наш?!
 - Я так и думал, что у грузина. Останься живым солдат. -  Опустил руку, подняв ее ладонью к глазам, закрываясь от солнца, уже оседающего за гору, от которой приближалась черная точка. Узбек легко вскочил на подножку джипа и скрылся за тонированными, бронированными стеклами. Задним ходом на приличной скорости автомобиль соскользнул с каменного плато и исчез в туннеле.  Вертолет стремительно приближался, попыхивая выстрелами противоракетных имитаторов - ловушек. Рядовой Алсуфьев размахивал над головой руками, украдкой смахивая с белесых ресниц слезы радости.

Рамзат лежал у вымазанной и чисто выбеленной стены с закрытыми глазами на надувном матрасе. Где и сколько времени он здесь понятия не имел. Что с ребятами тоже. Радовало лишь то, что не ослеп от контузии после взрыва той злополучной гранаты. Температура спала; голова немного побаливала; лишь беспокоила левая нога, которой он не чувствовал, пощипывая под атласным пуховым одеялом.  В комнату периодически заходил подросток в черной майке с желтым огнедышащим драконом, бесцеремонно рассматривал больного, оставлял глиняный кувшин с молоком или родниковой водой и уходил.
Несколько раз Джемагулов  попытался приподняться, но не смог. Стена стремилась соскользнуть  вниз, потолок кренился, а в ушах появился знакомый звон, и Рамзат опрокидывался на большие подушки. Сумерки начали просачиваться в окно, приглушая краски в доме, и, оживляя вечернюю жизнь двора: скрипели петли открывающихся ворот; радостно блеяли бараны, тыкаясь влажными носами в руки хозяек, с шумом разливающих воду; слышались гортанные выкрики и мычание скота, возвращающегося с горного пастбища.
Дрема охватила еще слабое тело, и Рамзат, больше не предпринимая усилий подняться, тихо лежал и вполуха слышал, что происходит за стенами незнакомого дома. Снова зашел юноша в черной майке; тихо поставил у изголовья кувшин молока, накрытой свежо испеченной лепешкой; убрал медицинскую утку и вышел, неплотно прикрыв за собой дверь.
Проснулся солдат от негромких голосов, которые доносились из щели приоткрытой двери. В соседней комнате горел переносной фонарь. Его свет падал на лицо старика, сидевшего в подушках на полу.

Старик говорил на узбекском: «Я пришел, как друг дома твоего деда и отца. Да упокоит их души аллах на небесах». – Далее, было не разобрать. Послышался постукивание костяшек, видимо молитвенных четок.
 - Слушаю Вас достопочтенный имам, - второго собеседника Рамзат не видел, но по голосу понял, что он значительно моложе. В старческом голосе зазвучал металл: "Мазари очень влиятельный полевой командир в наших горах. Его поддерживают старейшины. За ним 200 хорошо вооруженных талибов".
 - Я уважаю его как воина, достопочтенный Абу - Камир. Зачем воину торговля героином?
 - Старейшины недовольны не его, а твоими последними поступками, особенно в отношении двоих шурави. Один находится в гостевом доме, а не подвале; другого ты отпустил!
 - Вам хорошо известно, как другу нашей семьи, за что я отпустил молодого русского рядового солдата. Он поступил как настоящий воин, несмотря, что мальчишка и дал людям Мазари забрать убитых и похоронить их, до того как над ними поработают горы и время. Второй тяжело контужен. Я не могу держать его в зиндане (погреб, яма - зам. автора). Он высокий гость, потому что это сын самой Фатимы.
 - Как это можно доказать?
 - Прошу, - Рамзат увидел, что старик поднимается, опираясь на плечо единственного в этом доме для него молчаливого знакомого в черной майке.  Дверь широко распахнулась. Свет от фонаря раскачивался, бросая уродливые тени, входящих в комнату. Рамзат крепко закрыл глаза и откинул голову к стене.
 - Узнаете, уважаемый Абу-Камир? - Рамзат почувствовал легкое касание бороды. Старик низко склонился над раненым солдатом, чтобы рассмотреть на его груди медальон с изображением молодой женщины.
 - Да, это Фатима! Чеченские девушки очень красивы в таком возрасте. - Кривые тени скользнули по стене и исчезли за плотно закрытой дверью.
Сердце Рамзата было готово выскочить из груди. Не обращая внимания на головную боль, он начал сопоставлять разрозненные факты: "Мать - где-то здесь в Афганистане занимает высокий пост у духов. Он же в почетном плену, потому что она некая всесильная Фатима.  Алсуфьева отпустили за то что они тех духов перетаскали к горной дороге к кишлаку, а Сереги скорее всего уже нет в живых – либо он погиб при взрыве, либо, о втором лучше и не думать. Его спасает пока медальон на груди, дела!»
 Медальон с хитрым замком был сделан дядей отца на Ташкентском авиационном заводе настолько ювелирно и прочно, что все попытки блатных силой сорвать кованую цепочку из особого сплава, заканчивались ожесточенными драками еще в детском доме. Позже, в учебном отряде Рамзат схлопотал пять нарядов из-за стычек с дедами по поводу неуставного предмета. Попав в разведку к капитану Неклюдову, он рассказал капитану о фотографии молодой женщины, которую носил на груди, как о матери, о которой ничего не знал и попросил разрешения носить медальон, как заговоренный амулет от смерти. Воевал Рамзат хорошо, имел "Красную звезду", а Неклюдова ничего не интересовало, кроме того, чтобы его подчиненные были живы, здоровы и хорошо воевали. Рамзат представил почерневшее лицо капитана, когда "вертушка" пришла без группы разведчиков, отправленных для перехвата и уничтожения группы наркокурьеров по настоятельному требованию политработников. Командир разведбата пытался спорить, что, полицейские обязанности вешать на его батальон ни дело, но безуспешно.

Хозяин дома и влиятельный гость, удобно расположившись в подушках, пили чай из маленьких позолоченных пиал и разговаривали. Лицо старика было умиротворенным и спокойным. Теперь, сообщая совету старейшин о результатах своей поездки, не придется петлять как зайцу, выгораживая сына своих друзей. Имам умел слышать и слушал своего молодого друга с почтением.
«Представим себе, что талибы объединят весь Афганистан и создадут вновь жесткое государство».  – Хозяин дома говорил медленно, взвешивая каждое слово.- Первая проблема, которая встанет,  это вопрос о судьбе зарубежных пуштунов. Талибы не признают ни законность афгано-пакистанской границы, ни вхождение пуштунов в Пакистан. Поэтому Пакистан предпочел бы, чтобы в Афганистане было создано рыхлое образование конфедеративного типа, где разные этнические группы, особенно северные, пользовались бы какой-то широкой автономией, фактически полунезависимостью. Тогда идея объединения всех пуштунов будет нереальна. Вот причины действий Пакистана сегодня, потому что США за них. Тогда в чем разница между неверными из Америки и Союза, достопочтенный Абу - Камир?
 - Месть - это наш религиозный долг. Если разгромим армию советской сверхдержавы в своей стране, мы можем разгромить в скором будущем и индийские вооруженные силы. Наши воины сражаются во имя Аллаха, и он помогает всем нам. Когда объявим джихад, никакая сила в мире не сможет нас остановить. Давайте лучше поговорим о тебе, сынок. Я понял главное, передо мной честный моджахед. Старейшины получат достойный ответ.  -  Старик уклонился от обсуждения политического вопроса, сейчас его интересовала одна из влиятельных женщин шаха, и молодой его собеседник понимал это.  – Значит твой пленник сын Фатимы. У нее был замечательный муж, настоящий узбек. Я друг его дяди, поэтому сразу узнал тонкую работу Абдуллы, взглянув на медальон. Под Чимкентом его племянник встретил красивую чеченку. Родители девушки были депортированы Сталиным. Да, сложное было время, - старик тяжело вздохнул. - Молодые поженились, как и положено семье правомерных мусульман у них скоро родился мальчик накануне священного праздника "Рамазан", поэтому  его назвали Рамзатом. В 1966, когда разверзлась земля в Ташкенте, пострадали все. Всемогущий аллах карает и тех, кто жил рядом с коммунистами! Фатима три месяца с тяжелыми переломами провела в военном госпитале. Ее муж часто оставлял кроху на попечение добрым людям. А сам работал сутками над разбором завалов. Мальчика увезли в Фергану, потом люди говорили в Алма - Ата. Фатима повсюду искала сына. Найти такую кроху было непросто - очень много детей тогда пострадало. Позже, когда город начали восстанавливать,  к поискам подключился и муж. Но беда не приходит одна. Он погиб на стройке. Фатима почерневшая от горя, плюнула в лицо родному племяннику первого секретаря Ташкентского городского комитета КПСС - начальнику строительного управления, виновному в гибели ее мужа. Ребенка так и не нашла. В результате получила два года за хулиганство. С середины 70-х  она в Афганистане. Когда пал Амин и пришли шурави, отчаянно сражалась в ущелье реки Герируд против неверных в отряде храброго Мустафы.

Кашляющий грохот станкового гранатомета "Пламя", разорвал покров ночи. Еще с десяток лающих трасс веером рассыпались над лачугами. Хозяин дома стремглав выбежал на улицу. Мимо дома уже неслась машина с моджахедами. Открыв настежь ворота, узбек, быстро побросав на заднее сиденье джипа автомат "Калашникова", пару Стечкиных, патроны к ним, бросился в дом за стариком и пленником.
Разведчики гибкой змейкой выскользнули из "вертушки" в непроглядный коктейль из тьмы и пыли, поднятой вращающимися лопастями. Тридцатый борт сразу же увеличивает обороты и с резким виражом прыгнул обратно в черное небо, оставив капитана Неклюдова и трех бойцов у горного кишлака, чтобы подобрать остальных разведчиков, обеспечивающих операцию прикрытия: "немного пошуметь якобы сорвавшийся зачисткой горного кишлака".
По каменистой дороге из-за поворота на приличной скорости вылетел автомобиль, выхватывая ярким светом японской оптики из темноты группу моджахедов. Один из них подняв руку, требовал остановиться. Машина притормозила. Дух, навалившийся всей массой своего стального тела,  на барахтающегося под палаткой человека вдруг зашептал голосом рядового Алсуфьего: "Тихо ты, и так нос зацепил, бля! Сейчас капитан с остальными договорится и домой".
"Вертушка" зависла над запасным плато, принимая на борт контуженого Размата и связанного старика, затем стремительным броском устремилась в утреннюю дымку неба. Рядовой  успел увидеть в иллюминатор, как узбек, прыгнув на подножку автомобиля, махнул отваливающему вертолету с десантниками. Вскоре из-за быстрого набора высоты, низкого давления и разряженного кислорода начала покалывать в суставах и охватывать сонливость. Борт с захваченным в плен одним из имамов - духовным вдохновителем моджахедов; освобожденным разведчиком и телом погибшего сержанта Сергея Половцева шел в Джелалабад.


11 января 2005 года г. Москва

Генерал - майор Неклюдов любил побаловаться чайком с сахаром вприкуску еще со времен афганской войны. Расставив на столе старый серебряный подстаканник, сахарницу с настоящим рафинадом, невесть откуда доставаемом помощником, щипцы, золотую ложечку из далекого Герата и отправился в комнату отдыха своего большого кабинета на Лубянке. Чайку погонять не удалось, потому что трель прямого телефона, заставила вернуться в кресло.
 - Ты, когда Алексей Алексеевич, этого чудака на букву "М" в шею с Махачкалы погонишь?! - Генерал нахмурился. Звонил сам начальник Управления. В глазах стояли сухие строчки оперативной сводки: "Дагестанские бандиты в январе т.г захватили на окраине Махачкалы жилой дом с заложниками". Во время штурма погиб офицер "Альфы".
 - Владимир Александрович, простите, но в ходе операции был уничтожен самый опасный джаамат в республике вместе с главарем Каршиповым. Они планировали второй Беслан! - Неклюдов попытался возразить, не понимая гнева начальника в отношении дагестанских коллег.
 - От слона уши, уничтожен! Ума танком раскатать дом хватило в присутствии прессы, а разобраться, что никакого Ахмеда Каршипова среди убитых нет! А есть его брат рецидивист! Теперь "Ахмед" издевается над нами, публикуя на сайтах сепаратистов справки о состоянии своего здоровья. О важности операции два полковника, один из МВД, да и хрен бы с ним; второй наш  мудазвон питерский  доложили президенту республики. Тот, беспокоясь о политических дивидендах, сразу позвонил Владимиру Владимировичу. Что прикажете, батенька, мне делать с данной информацией в Кремле через час?!
Неклюдов машинально посмотрел на огромные напольные часы. Они показывали 19.05.
 - Что молчишь?!
 - Думаю, Владимир Александрович.
 - Вот и заходи немедленно! Вместе думать будем.
Чайник залихватски свистел, призывая к установленному порядку вечернего чаепития.
Мокрый снег валил большими хлопьями, забивая, номер, подкрылки, боковые и задние стекла дежурной "Волги", притормозившей у контрольно-пропускного пункта  загородной резиденции управления ФСБ. Генерал - майор Неклюдов дремал на заднем сидении. Помощник махнул рукой наклонившемуся к стеклу прапорщику, но тот требовательно постучал: "Простите, товарищ капитан, для генерала Неклюдова письмо".
 - Давайте, спасибо.
 - Но, здесь штемпель "Лично в руки," - прапорщик нерешительно затоптался у машины. Письмо исчезло в салоне, и автомобиль мягко вкатился на территорию элитного поселка.
 - Товарищ генерал, по инструкции я должен…, - начал, было, помощник, но уставший генерал резко прервал его: "Паранойя заразна, запомните капитан. Не надо в любом письме на мое имя искать отравляющие порошки от Бен-Ладана".
 Письмо начиналось следующими словами:
 "Уважаемый Алексей Алексеевич, простите, не знаю Вашего звания, здравствуйте" - генерал улыбнулся -  писал один из его афганских разведчиков Анатолий Алсуфьев о тяжелой жизни после той войны, о сроке, котором получил за участие в "крышевании" коммерсантов в составе бандитской группировки; о том, что сейчас он добропорядочный гражданин и семьянин (адрес в Рязани прилагался) и далее: "встретил на отдыхе в Анталии "Хамида", который и дал Ваш адрес. Будете в Рязани, заезжайте. С уважением, А. Алсуфьев".
«Волга» остановилась перед коттеджем в красной черепице забитой с западной стороны сугробом мокрого снега. Генерал сидел с закрытыми глазами молча, открытое письмо лежало рядом. В сознании пронеслись ребята с его батальона, не вернувшиеся с той войны: «Сергей Половцев, Владимир Козьмин, Мансур Маглибулин. "Хамида" он встретил в аэропорту в Кабуле в 88-ом. Майор Неклюдов купил тогда у летунов парашют, без которого не пускали в самолет, направляющийся в Кандагар, и случайно увидел в форме офицера демократической республики Афганистан Хамида в кругу высокопоставленных афганских военных. Больше их тропы на войне не пересекались никогда. Последней их совместной операцией была операция по захвату имама духов и освобождению плененного разведчика. Прошли годы с той войны, Хамид давно на пенсии, работает начальником службы безопасности центрального банка Узбекистана. Дважды был в гостях, тогда еще полковника Неклюдова, кажется в 97 летом, и у же генерала в 2000, на Новый год!»

Наскоро перекусив, генерал устало сидел за письменным столом. Старая настольная лампа вырывала из темноты кабинета, узкий круг зеленого сукна с пеналом "валидола, белым конвертом с пометкой "лично в руки" и фотоальбом с видами горных вершин Гиндукуша и песчаных барханов Регистана.
 "Бом!" - и стрелка замерла на двенадцати. В кабинет вошла молодая женщина, нежно обхватила сзади и тихо шепнула: "Папуля, завтра выходной.  Даньке обещана дедовская милость - поход в Цирк. Он ждал Вас, товарищ генерал, и уснул. И Вам пора!".
 - Я не сплю! - Дверь кабинета с шумом открылась, и распахнутые ручонки взметнулись к посеребренной голове, наклонившейся на встречу бегущему малышу.
 - Петрович, сегодня с 12.00 до 17.00 усиль патрульно - постовую службу на Цветном бульваре. Генерал с внучком в цирк поедут на дневной сеанс. Да, верно! И чтобы ни одного кавказца не было, не то чтобы в цирке, но и от площади Суворова. Как, как - об косяк! Ты, что "Личный номер не смотрел?". Да знаю я, что фильм художественный, чего умничаешь! Между прочим, захват цирка показан профессионально, помнишь? Ну и что же, что с билетами. На вечерний сходят! Как что? В отдел препроводить, для выяснения личности! – Помощник генерала нес службу и по выходным.
Редкое, свободное воскресенье Неклюдов провел с внуком и потому, собираясь утром на службу, находился в приподнятом настроении. Легкий морозец сменил оттепель и с усердием теперь разрисовывал окна генеральской дачи. Часы в кабинете пробили 7.00, и мелодично зазвонил телефон.
«Алексей Алексеевич, приветствую, не видел вас на пробежке. Жаль утро просто чудо», - голос старого приятеля с министерства иностранных дел был бодр и весел.
 - Доброе утро Иван Петрович! Слышу по голосу, что отдых в нашей деревне вам нравиться!
 - Просто чудо, спасибо, что устроил. Зашел бы как-нибудь к старику. Дочь рябину на коньяке из Томска привезла. Фантастический напиток вам доложу!
 - Спасибо, вечером зайду. Томск удивительный сибирский город, был в этом году на 400 - летии. Губернатор там толковый немец. Город из захолустья в  европейский центр превращает, действительно в "Сибирские Афины". Да и сам президент к сибирякам благосклонен.
 - Каюсь, дальше Перми бывать не приходилось, но о Крессе, как региональном политике с большой буквы наслышан. Я вот, что с утра беспокою. Вчера заезжал в министерство и перекинулся парой слов с перспективным  пареньком из восточного сектора. Он мне сообщил, что целью прибытия одной высокопоставленной особы из Катара является розыск сына, воевавшего в Афганистане. Представляете, парень со слов этой дамы, ваш бывший подчиненный, афганец.
 - Фамилия парня? - прижав трубку к уху, генерал начал листать фотоальбом, так и оставшийся с вечера на письменном столе.
 - Рамзат Джемангулов, так кажется.
 - Да, очень хороший разведчик. Красную звезду имел. Был контужен. После госпиталя в Афганистан не вернулся. Больше ничего о нем не знаю. А в прочем, - генерал начал вспоминать интересную историю, связанную с этим солдатом. - Спасибо Иван Петрович, в нашей работе случайностей не бывает.
 - Да, случайность - определенная закономерность, как говорили классики. Впрочем, телефон  запиши того сотрудника из восточного сектора. Алексей Алексеевич, жду вечером, заодно под "Рябиновку" и расскажите, что это миллионерши российскими офицерами интересуются.
 - Договорились, - генерал улыбнулся, с фотографии на него смотрел красивый узбек младший сержант Джемангулов. Сержанты – погибший Половцев и Рамзат стояли рядом обнявшись. На груди Джемангулова  висел медальон с изображением матери.

Окончив совещание, генерал - майор Неклюдов позвонил начальнику первого управления и доложил ситуацию. Получив архивные документы по деятельности "Хамида" в период 1984-1987 на территории Демократической республики Афганистан, Неклюдов начал над ними работать, попросив помощника никого к нему не впускать:
«Значит Фатима Адаева, а в настоящем госпожа Сулейманова, бывшая советская заключенная; она же "Фатима", она же "шахиня", она же командир базы в Пакистане по подготовке женщин - диверсантов. Она же и мать его бывшего разведчика Рамзата Джемангулова. Да история!» - генерал набрал номер телефона восточного отдела.  Приятный вежливый голос в трубке на вопрос о госпоже Сулеймановой в Катаре и целей ее прибытия в Москву начал подробно рассказывать генералу о делегации из Катара: "Алексей Алексеевич, позвольте заметить, что бедуинская материальная культура крайне бедна, поэтому, многое здесь, решается своеобразно и радикально. Правящий шейх Аль Тани одержим этой идеей. В 2006 году на искусственном острове будет открыт Музей Исламского Искусства. Коллекция формируется из предметов, которые на деньги шейха покупаются на аукционах Сотбис и Кристи. На деньги шейха приобретаются такие экспонаты, которым уже завидует Британский Музей. Произведения искусства VII-XVIII веков из Сирии, Египта, Хиджаза, Индии, Турции, Персии подобраны со знанием дела, благо, что здесь чувствуется рука специалиста высочайшего уровня, а это очень дорого. Не исключено, что через три года Катар станет "музейной" столицей всего Персидского залива!"
 - Безусловно, это очень интересно, но мне бы хотелось понять роль госпожи Сулеймановой, до недавнего времени она была специалистом иного порядка, - Неклюдов делал быстрые пометки в блокноте с интересом, слушая собеседника, рекомендованного утром почтенным патриархом министерства иностранных дел Иван Петровичем Безруковым, работающем еще при самом Громыко.
 - Госпожа Сулеманова проживает в Лондоне и осуществляет контроль расходования собственных средств и средств эмира, как инвестиций. В этой связи она прибыла из Катара в составе официальной совместной английско - катарской делегации, которую интересуют запасники русских музеев. Предполагаются поездки в Петербург и города по "золотому кольцу".Поблагодарив сотрудника министерства,  Неклюдов получил у начальника управления разрешение на встречу с высокими гостями только после обеда.

Обстановка с бастующими пенсионерами начала разрешаться, пробок на дорогах не было, и генерал ехал на Коровий вал, где расположилось посольство Катара. Фатима теперь не враг, а дипломатический представитель. Посольство о проблеме в курсе, на встрече с ним настояла она. Его задача заключалась в одном -  рассказать матери о сыне и поблагодарить за содействие в ее лице официальные власти Катара в передаче российских граждан Белашкова и Богачева российскому правосудию, причастных к убийству чеченского эмиссара Яндорбиева.
 После протокольных мероприятий, посол оставил Неклюдова с госпожой Сулеймановой наедине. Через небольшой стеклянный столик, инкрустированный золотом, напротив Алексея Алексеевича сидела пожилая чеченка. Если бы не ее великолепный, но строгий наряд в обрамлении дорогих украшений, то могло показаться, что она простая женщина из Ведено или Первомайской. Но стоило ей заговорить, как пожилая женщина преображалась.
 «Катар жемчужина Персидского залива, но, к сожалению, там никогда не был», - Неклюдов заговорил на хорошем английском языке.
 - Катар - одно из немногих оставшихся на земле неиспорченных цивилизацией мест. Январь одно из лучших времен года для посещения нашей страны. Приглашаю Вас, генерал и передадите заодно лично эмиру благодарность по случаю освобождения ваших коллег. Аудиенцию я обеспечу, - поклонившись, женщина, спокойно продолжила уже русском: «Господин Неклюдов, мы знаем друг о друге почти все. Я много слышала о вас в Афганистане, как о честном, смелом, советском офицере. В отличие от многих против кого мне пришлось воевать, вы всегда вызывали уважение противника. Война страшная вещь. Я воевала против Советов, не зная, что мой сын на той войне». - Женщина замолчала. Молчал и генерал.
 - Я воевала против коммунистического режима, который отнял у меня все: дом, детей, мужа, свободу. Месть и только месть двигала мною! - голос сделался стальным, лицо побледнело. - Сейчас я старая женщина. Но я чеченка, хотя и вынуждена жить вдалеке от Родины! Поэтому перед смертью я должна увидеть сына, наверняка внуков. Мой сын живет теперь в другой стране. Страшного слова СССР больше нет, значит, моя семья отмщена ценой целой страны. Аллах, акбар!
Генерала охватила злость. Перед глазами понеслись картины человеческого горя, "черные тюльпаны с грузом 200", уходящими на Москву и Ашхабад, искалеченные девятнадцатилетние пацаны, сотни убитых мирных афганцев, включая детей. Но он сдержался, чтобы не сказать этой старухе в бриллиантах -   кто она на самом деле для других матерей от Урюпинска до Исламабада.
 - О ком идет речь?
Старуха словно не слышала вопроса и продолжала: « Вы же знаете, что его отняли у меня после того страшного дня 1966, когда город в одночасье превратился в руины. Бетон советскими баями разворовывался. Фундамент домов - новостроек состоял из глины, цементной пыли и кизяка, поэтому они и сложились от первого толчка!» - Старуха гневно сверкнула глазами и протянула руку с фотографией на которй сняты по пояс раздетыми в "афганках": младший сержант Джемангулов, рядовой Маглибулин, ефрейтор Закиров, рядовой Алсуфьев. Палец старухи с нанизанным на него платиновым кольцом с бриллиантом, уверено уткнулся в грудь Рамзата. Рука ее вдруг задрожала, она близоруко подняла фото к глазам и заплакала, как обыкновенная пожилая женщина.
 Генерал вызвал сотрудников посольства. После того как ей поставили успокаивающий укол, дали лекарства, Фатима заговорила вновь:  "Рамзат носит медальон с моим изображением. Я узнала этот медальон на фотографии по его оригинальной форме и цепи. Так сделать мог только старый добрый дядюшка Абдулла. Об этом мне поведал перед смертью друг нашего дома и большой человек потом в Афганистане - имам, достопочтенный Абу- Камир".
 Женщина омыла лицо, задержав руки перед закрытыми глазами.
 - Вы Алексей Алексеевич, взяли его в плен, когда освобождали моего сына. На вопрос: «Где я раздобыла фотографии?» - Ответа нет. У каждого настоящего воина есть своя тайна.
Неклюдов вспомнил ту операцию в горном кишлаке в сентябре 86-го.  Переодевшись в рванье моджахедов, чтобы не засветить "Хамида", остановили его Джип по запланированному сценарию и выкрали под носом целого отряда "духов" их имама и раненного сержанта. Имама потом обменяли на трех советских офицеров, захваченных в плен шахом, как выяснилось позже - покровителем Фатимы.  Окончательно успокоившись, Фатима стала снова госпожой Сулеймановой, прибывшей в Россию с рабочим визитом с английско-катарской делегацией по поручению эмира. Она  легко поднялась со стула, всем видом, давая понять, что аудиенция окончена и на чистом русском языке твердо произнесла: «По линии посольства мне помогут найти сына, тем более я знаю теперь его настоящую фамилию. Алексей Алексеевич, помогите и вы через сослуживцев. Афганское братство очень крепкое, не мне вам говорить, что войны сплачивают. Кровь полезно пускать не только людям, но и странам. Это очищает от скверны и застоя в мозгах. Да и еще, генерал информацию о сыне я обменяю на информацию о детях Маскадова, которых ищите!» - Протянула визитку, поклонилась и тихо добавила. - Денег не предлагаю, знаю, что не возьмете! - Тяжелая дверь из драгоценных пород дерева плавно закрылась за госпожой Сулеймановой.

Часы пробили 19.00.  Генерал решил обойтись от традиционного чаепития и отправиться домой, чтобы пораньше лечь и выспаться хорошо. Уже в дубленке, он сунул руку в карман, нашаривая там ключи от машины, и наткнулся на письмо с пометкой "лично в руки". Не раздеваясь, Неклюдов присел на край стола и позвонил в Рязань, наклонив письмо поближе к свету настольной лампы и заговорил по межгороду: «Алло, добрый вечер, мне бы Анатолия!»
 - Отец, тебя к телефону, - в трубке прокатился раскатистый, но молодой басок.
 - Слушаю Алсуфьев! Кто? Конечно, рад! Где вы Алексей Алексеевич?
 - Жаль, я бы примчался. Ребят бы помянули. Да. Помню, конечно.
 - Поддерживал. Рамзат погиб в прошлом году под Нальчиком.
 - Да прапорщик был. Нет один.
 - Да взрослая дочь в Казани.
- Обязательно. Спасибо, что позвонили.
 Генерал сидел в кресле, прикрыв глаза. Дубленка, шарф, шапка лежали на диване. Напротив стола с папкой в руке стоял помощник и читал прошлогоднюю сводку: «Бой возле Чегема произошел в августе 2004 года. В лес для прочесывания вошли тогда сотрудники местной милиции, и попали в засаду; двоих сразу убили, нескольких ранили. Убиты прапорщик Рамзат Саидович Джемангулов 1966 г.р. и сержант Карпов Алексей Владимирович 1980 г.р. Бой велся с вахабистами из организаци "Ярмук", в состав которой, предположительно, входил и чеченский полевой командир Атаев. Его группа нанесла отвлекающий удар: у села Хасанья, что под Нальчиком, боевики из машины обстреляли пост милиции. Уходя от погони, они бросили машину с 10 кг тротила, и ушли в лес. Возбуждено уголовное дело по статьям №№»………….
 - Достаточно, спасибо капитан! Виктор, отвезите меня домой. Устал. Ключи в дубленке, - генерал потянулся за пеналом с валидолом.
 - Есть товарищ генерал. По Нальчику продолжать собирать аналитический материал? Или что-то конкретное интересует?
 - Расследование по убийству прапорщика на мой личный контроль!
 
 
11 февраля 2006 года Sheraton Doha (Катар)

В прохладном номере Diplomatic suites пятизвездочного Шератон отеля госпожа Сулейманова, прибывшая из Москвы пару часов назад, приняла у себя адвоката мистера Уотсона и прибывала в хорошем настроении. Дела в России складывались удачно, в завтрашней встрече с эмиром ей будет, что доложить о предстоящей экспозиции картин для будущего Исламкого музея искусства. В музее будут полотна величайших русских художников: Куинджы, Левитана, Брюллова, что позволит увеличить ее личное достояние на 350 тыс. евро.
Фатима плеснула в хрустальный фужер кваса, купленного в аэропорту Шереметьево и вышла на балкон. На живописной зеленой территории раскинутой вдоль побережья Персидского залива и роскошной набережной столицы туристов было немного. Полуденная жара еще не спала, хотя свежий бриз с лазурного моря уже гулял среди вечнозеленых, мохнатых пальм. К чарующей красоте восточных городов, построенных в период нефтяного бума, Фатима привыкла.  Ее мысли были далеко в России: "Седовласый генерал с удовольствием упек бы ее снова в зону, если бы не дипломатический паспорт". - Мимолетным дуновением легкого ветерка пронеслись омерзительные, но уже смазанные временем картины жизни в промозглом бараке на 300 человек; ожесточенная драка за право не быть "чушкой"; наглые приставания "кума зоны" в предложениях "забрюхатить, чтобы не выхаркивать легкие от двенадцатичасового труда на цементном заводе промзоны". Она прошла ад советских исправительных учреждений, чтобы мстить. Это чувство, горячее и сладострастное, охватывало ее в мыслях на зоне, а потом всецело поглотило на войне.  Прекрасное настроение улетучилось, и она вдруг поняла, что по настоящему страшно стало, когда узнала, что воевала против сына.  Мустафа обманул ее тогда, заставил Абу-Карима под страхом смерти солгать Фатиме: "что погибли все - и четырехмесячный малыш Рамзат тоже". - Старик признался об этом перед смертью в небольшом городке на севере Ирана, где он доживал свой 84-ый год. Фатима никогда теперь не забудет, как бусинки слез покатились по иссохшему лицу к чахлой седой бородке, и беззубый рот шептал о прощении, которое перевернуло ее жизнь.  Мысли снова вернулись к разговору с генералом: "Так и не позвонил и не сообщил ничего о сыне. И не сообщит!" - Сердце кольнуло и мягко начало сдавливать за грудиной. Фатима прилегла в кресло - качалку и приняла лекарство. Боль отвлекла от внезапной мысли, но она вернулась снова: "Сердце никогда не болело. Видимо пришло и ему время понемногу начинать сдавать. На все воля аллаха. Но почему первую боль она почувствовала именно в Москве?» - Фатима пыталась отогнать смутное беспокойство, что боль в сердце неслучайна после нервного срыва в посольстве.
- Естественно прихватит сердце, если представить, что люди с Лубянки уже трясут бедного парня, из-за  матушки, убившей лично десятка три шурави, не считая сотни подрывных операций. - Фатима пыталась успокоить себя. С другой стороны она понимала, что с розыском сына спокойная размеренная жизнь госпожи Сулейменовой за рубежом закончилась, потому что она засветилась перед спецслужбами, и вряд ли они оставят ее теперь в покое за героическое прошлое. Но умереть на чужбине, не увидев сына и внуков, Фатима не могла.
"О всемилостливый аллах!" - услышал ее молитвы и предоставил возможность познакомиться на приеме Ази Акаева с господином Уотсоном одним из ведущих специалистов изобразительного искусства Великобритании. Ази был старый друг, всех земляков чеченцев, эмигрировавших из России, особенно у кого есть нефтедоллары. Тогда все и закрутилось, тем более, что в этот катарский проект она вложила более 250 тысяч фунтов стерлингов. - Чувство беспокойства возросло. Фатима ушла в глубину огромного номера люкс для дипломатических персон и начала отмерять шаги по богатому персидскому ковру. -  Завещание, конечно же завещание она оставит Рамзату! Но для этого нужен адрес сына. Она получит его, что бы этого ей не стоило. Время лечит, в последнем письме попытается все объяснить. Ее сын конечно благородный человек, он должен понять. В конце концов, в нем течет чеченская кровь, и зов предков должен быть услышан. Генерал не ухватился и наживку по детям полевого командира Маскадова, которых при ее содействии спрятали в Индонезии. Но почему молчат из министерства внутренних дел, ведь она отвалила этому холую пять тысяч зелени?!
Телефонный звонок, которого так ждала, был не из Москвы, и разочарованная Фатима слушала витиеватые восточные извинения помощника эмира за беспокойство, а также предложение в 15.00 выехать на конезавод Аль Шакаб и поучаствовать в совместном просмотре лошадей. Фатима знала, что помимо жемчуга и нефти у катарцев была ещё одна статья дохода, который приносил "живой товар" - великолепные арабские скакуны, который должен быть обязательно предложен высокопоставленным иностранцам. На востоке от таких предложений отказываться нельзя и Фатима приняла его. Поездка немного отвлекла от недавних мыслей, и не утомила, потому что конезаводы находятся не далеко о города.
Госпожа Сулейманова сдержанно улыбалась, рассматривая грациозное плавание в бассейне белых красавцев с огромными черными глазами и слушала лопочущего на английском Али бин Махмуда, который по секрету и только ей, называл четырех -пятизначные цифры, разумеется в евро, за купающихся скакунов чистейших кровей. Сердце опять кольнуло, Фатима взяла под руку Махмуда и попросила нитроглицерин. Белоснежные одежды араба взметнулись, он засуетился вокруг богатой пожилой женщины, так мало похожей в его понимании на англичанку. В их сторону, на полусогнутых ногах бежал слуга. В одной руке он держал переносную трубку радиотелефона, в другой упаковку таблеток.  Приняв лекарства, Фатима в пол-уха слышала фырканье лошадей, плеск воды и не знакомый лепет слуги, наверное, на урду, потому что по-арабски она немного понимала. Все ее внимание было приковано к боли за грудиной, которая медленно уходила. Махмуд покорно ждал, когда госпожа возьмет трубку. По тому, как черная тень пробежала по лицу англичанки, он понял, что передаваемые вести не благостные и поспешил распорядиться подать автомобиль, предложив лично проводить госпожу Сулейманову к врачу. Госпожа отказалась и попросила отвезти ее в отель.  За тонированным окном Форда неслись причудливые дома почему-то в форме кофейников, небоскребы, подпирающие голубое небо.
Известие о сыне Фатима восприняла спокойно. Аллах принес озарение: "Гибель Рамзата перечеркнула все надежды быть прощенной здесь на земле. Остается встретиться с ним на небесах, как можно скорее!" -  Ненависть, лютая ненависть к стране под названием Россия стала наполнять тело, захлестывая давно забытым сладострастием экстаза.

 22 февраля 2006 года.

Снег поскрипывал под ногами. Дорожка зимнего парка змеилась между кустами в белых, причудливых шапках снега. Серп желтого месяца бежал за двумя бодрыми еще стариками. Наконец-то деды - спортсмены успокоились, перешли на шаг, размахивая руками, и месяц картинно застыл на ночном небосводе. Отдышавшись, они не спеша, двинулись к ярко освещенному дому генерала Неклюдова.
 - Алексей Алексеевич, - тот старик, что постарше, взял генерала под руку, - не спеши с рапортом.
 - Нет, дорогой Иван Петрович, пора. Лучше самому, чем взашей погонят за неадекватные меры в борьбе с терроризмом. Все, отвоевался, как твоя визави из Катара, разыскивающая сына в России. Мать моего бывшего солдата, помнишь, рассказывал? Служил у меня разведчик в Афгане с медальоном матери на груди!
 - Конечно помню. Некая Фатима, впоследствии госпожа Сулейменова - англичанка, что-то там с музеем исламского искусства в Катаре связано.
 - Да, Сулейменова, как я товарищ Петров - Водкин. Она Фатима Адаева, по национальности чеченка 1941 г.р бывшая советская заключенная; она же "Фатима"; она же "шахиня"; она же командир базы в Пакистане по подготовке женщин - диверсантов. Много крови на ней. Страшная баба, я тебе доложу, когда ее видел, мне казалось, что передо мной старая волчица - оборотень. Вчера нашли мертвой в люксе гостиницы Sheraton Doha. Рядом с ней на полу пояс шахида и билет до Москвы. Сердечный приступ. Надо сказать своевременный!
 - А вы, уважаемый товарищ генерал, говорите не адекватные меры в борьбе с терроризмом. Все новое хорошо забытое старое, - старик крепко сжал друга за локоть.  Генерал молча открыл калитку, приглашая старого приятеля в дом, и посмотрел в ночное небо. Рогатый месяц скрылся за невидимой в ночи тучкой, и порыв сменившегося ветерка известил, что январь закончился. Тем самым была перевернута еще одна страница в жизни контрразведчика Неклюдова на непрекращающейся для него войне еще с Афганистана.