Лекарь-море.
Смола ночи резалась желтыми лучами семафора. Световые сигналы морзянки снопами огня выхватывали снежную крупу, косяком падающую в вздыбленные валы разъяренного до бешенства моря. Очередной, с пенящейся шапкой, накатил и с грохотом ударил в ограждение рубки, перевалился через ее козырек, заливая студеной водой надстройку и находящейся в ней вахту.
Старова отбросило к шахте перископа, но он удержался за страховочный конец из сыромятной кожи, именуемой у подводников "собакой", опоясывающий вахтенного сигнальщика, бодро барабанящего по ручке семафора: "Добро на вход". Потрепанная штормами и уставшая от длительного похода в Индийский океан, атомная подводная лодка возвращалась на базу к полярным берегам.
Бортовые красно-зеленые и белые топовые огни сторожевиков охраны водного района то появлялись, то исчезали в ночи потревоженной неожиданно налетевшим "Зюйд - Вестом".
Бросая, из под ледяной корки воротника кожаной куртки - альпака, настороженные взгляды на бравого сигнальщика , принимающего шквальный ветер в полный рост, вахтенный офицер Старов, наклонившись к переговорному устройству, стал запрашивать боевой информационный пост (БИП)об элементах движения целей.
Из теплой уютной утробы лодки неслись наверх гнусавые команды вахтенного БИП: - Цель справа - на курсовом 15 правого борта в дистанции 10 кабельтовых, разойдемся на курсе 45 градусов правыми бортами через 5 минут. Цель слева, на курсовом...
- Есть..ть, твою в дедушку Нептуна.., - Старов закашлялся, глотнув приличную порцию жгучей, соленой влаги и опустил педаль "Каштана" - системы связи центрального и мостика.
Изумрудом светился рипитер гирокомпаса. Его неугомонная картушка с обозначениями десятых долей градуса рыскала у неподвижного острия маленькой стрелки, застывшей на отметке генерального курса. Наконец она поползла к отметке в 180. Щелкнул Каштан, и деловой баритон штурмана растворился в грохоте шторма:
- Мостик! Центральный ложимся на курс 180 градусов. Как понял, мостик!- Пауза, и совсем уж весело - Старый не не смыло? Спускайся, плесну шильца грамм 300, для согреву. Идем домой, бродяга, держись! - Понял центральный. Мокрый до трусов и злой, что погрузиться не дали. Конец связи. - Старов, накажу за треп вовремя вахты! - в Каштане затрещал и смолк голос старпома. Килевая качка изматывала, но мерцание огней сторожевиков вселяло надежду, что качелям скоро придет абзац, и гостеприимная бухта примет их с миром.
Нинки не было ни на пирсе, ни на плацу.
- К отцу, наверное, укатила, пора уже и поберечься, - Старов, стал подсчитывать время до родов, украдкой, загибая пальцы. Строй подводников застыл на плацу перед трибуной, заполненной начальством.
- Ушли в марте, так апрель...Ни хрена себе, уже месяц остался. - Радостные мысли начали роиться в голове, отвлекая от холода, забирающегося под ворот шинели, мирно покоящейся шесть месяцев в раздевалке, на берегу - в пункте радиационной безопасности базы.
Начальник политотдела все говорил и говорил, и этой словесной чепухе про задачи подводников в условиях перестройки, не было конца. Наверное, как и Старов его никто из экипажа не слышал, все ждали долгожданной команды "разойтись", что бы упасть в объятия любимой семьи после тяжелой и хорошо сделанной работы. Мысли в голове Старова скакали от задушевного разговора, с подвыпившим Анатолием Петровичем - будущим тестем, в крепко натопленной архангельско-поморской, крестьянской избе, до сладостных картинок их нежной любовной игры в утопающей пуховой перине, на поскрипывающей железной кровати, той самой кровати, на которой 22 год назад и зачинали любимую Нинку - картинку.
Грянул марш "Прощание славянки". К горлу подкатился знакомый комок, и Старов чеканя строевым шагом, задрав подбородок чуть вправо - верх, рубил вместе с экипажем мимо трибуны, сверкающей золотом адмиральских погон.
- Товарищ капитан - лейтенант, я стартер заменил,- протягивая ключи от "копейки", переминался с ног на ногу у КПП его старый знакомый - мичман Ветохин, механик автопарка.
- Смотри, не залети! Сухой закон, блин еще не отменили? - Старов протянул мичману завернутую в чистую ветошь фляжку со спиртом.
- Куда там! Люди поважнее меня сгорают вчистую. Вон на той неделе командира К - 161 , капитана 1 ранга Александрова уволили. Совсем охренели политрабочие, закладывают всех, а еще теперь по приказанию выписываем не только журнал "Коммунист вооруженных сил", но и "Трезвость - норма жизни", будь он не ладен - подписка стоит в 3 раза дороже Мурзилки для дочурки. Эх, россея, кто в моря ходить будет. Они, что ли комиссары пера и пи...больства, - мичман горько вздохнул и махнул рукой, разворачивающимся Жигулям.
Застоявшийся "Жигуленок" легко бежал между каменистых сопок, принарядившихся в серые шапки снега. Короткое полярное лето так же внезапно заканчивается, как и начинается. Уйдешь в море на тройку дней зимой, вернешься, а тебя уже встречают распускающиеся на глазах почки карликовых березок. Старов улыбнулся, вспоминая, как в первый раз пошел с ними представитель завода, прибывший в свою первую командировку с далекого Урала. Инженера, крепко принявшего накануне, пришлось в пургу забирать с гостиницы. Планировщики из штаба флота погнали К-495 в обеспечение стрельб надводников. Автоматика главной энергетической установки была на гарантии и требовала заводской регулировки на введенном реакторе, которую должен производить завод. Командировачный бедолага отоспавшись, отрегулировал систему подачи забортной воды к насосам охлаждения реактора и после щедрого угощения крепко всхрапывал в каюте командира БЧ-5. О том, в море прозрел, когда бродили на глубине 200 метров. Благо спирта на проблемную автоматику получил достаточно, она работала исправно, что оставалось неожиданному пассажиру на подводной лодке. Наливать, да пить и ничего руками не трогать! Так прошло пять дней, когда его подпитая рожа появилась из рубочного люка и увидела зеленеющие сопки, нежно обнимающие сверкающую гладь Б.Лопатки: "Мама! Допился до белой", - и сел в шахте центрального на голову, поднимающемуся по трапу в ограждение рубки, замполиту.
Показались блюдца маленьких, но глубоких озер, чернеющих по краям холмистой дороги. Из белого ковра тундры вдалеке начали вырастать дома пятиэтажек жилого городка. Старов придавил на газ и скоро влетел на приличной скорости в грязный дворик, окруженной змеями толстенных трубопроводов, вечно парящего теплоснабжения облезлых домов- близнецов.
Темной дырой сиротливо таращили на Старова глазницы окон пустой квартиры. Особо это не расстроило, потому что, приняв душ, Старов должен бежать в гости к штурману, у которого собирались все холостяки с их экипажа. С Ниной брак был не зарегистрирован, но они собирались пожениться, как только Виталий вернется из похода.
Смешно вспомнить, но завез он будущую жену в закрытый городок случайно и незаконно. Старов встречал начальника режима флотилии на своей машине на ж.д вокзале Мурманска. Товарищ первого ранга был в усмерть пьян, и всю дорогу до городка проспал, включая КПП. Дежурный издали, увидев через лобовое стекло спящего на переднем сидении шефа, все понял и заблаговременно поднял полосатый шлагбаум. Сжавшись в маленький комочек, Нинка на заднем сидении тихо радовалась своему счастью. Перед походом в Индийский океан Старов хотел отправить "нелегала", но встретившись с укоризненным взглядом, махнул рукой и оставил под опекой соседки, предоставив невесте всю заначку на новую машину.
Окинув радостным взором милый сердцу двор, с разноцветными колясками, копошившимися в снегу малышами, Старов прыжками помчался на четвертый этаж. Его гнала неведомая сила, чтобы как можно скорее прочесть письмо, в правом углу которого она всегда рисовала тушью девушку, всматривающуюся в безбрежные просторы моря..................
Капитан - лейтенант Старов десятый раз перечитывал на пожелтевшей записке корявые строчки будущего тестя . Строчки, словно уродливые карлики прыгали перед глазами:
- Нашей Нины больше НЕТ. Умерла, через ТРИ месяца, как Ты ушел. Аппендицит. Похоронили в деревне, рядом с Клавой. Приезжай, жду. Толя.
Суровое северное море ласкало сваи пирса. Тяжелый после загрузки корпус атомной подводной лодки крепкими тросами был пока прижат к последнему ее пристанищу на берегу. Старов и швартовая партия, построившись на баке, ждали знакомой команды: "Отдать носовые, отдать кормовые!". Тупорылый буксир вспарывал кромки тонкого льда, отпугивал замерзших чаек и малым ходом чапал к К-495, чтобы проводить ее в Баренцево море. Старова больше не ждала девушка, похожая на ту, что согревала сердце в письмах, аккуратно хранившихся во внутреннем кармане альпака. Он снова уходил, чтобы вернуться, потому что знал: лучший лекарь - море.