Глава 4: В сущности, ни о чём, как и любое начало
Терновый куст с желтеющими листьями, а вместо плодов – то там, то сям – разбросанные по веткам глаза. Так увиделся буре его отец в первые минуты земной жизни. Не стоит забывать, что буря был ярким представителем растительного мира, и только животворящая сила его создателя, Папы Карло Бесконечного, облекла бурю в человеческую форму. Сознание бури стало объективным, но то, что лежало ниже, ещё надолго, если не навсегда, останется неотъемлемой частью ботаники, вместившей в себя всё многообразие флоры: от полярных лишайников до кокосовых пальм в пространстве и от красных протоводорослей до искусственно выведенных сортов тюльпанов во времени. В этом качестве буря был сродни известному нам Бодхисаттве. Но если С-Верой-Чок находился Всегда и Везде, в прошлом и будущем одновременно, мог рассеиваться в параллельных пространствах, то буря неизменно оставался самим собой. Усилием своей древесной воли он мог моментально воплощаться либо в сибирский кедр, либо в пустынный саксаул, либо в колос пшеницы, либо в лопух и оставаться в таком состоянии, разглядывая сущее почками, ягодами, орехами, овощами, пестиками и тычинками, пока не наскучит. Кроме того, на свете существовало бесчисленное множество всяких грибов, плесени и прочих микропсевдорастений. Все они приходились буре дальней роднёй, и познакомиться с ними ему ещё предстояло.
Но откуда же нам известно, что звали его буря? Да ниоткуда. Он сам персонифицировал себя разрушающей стихией, гнущей к земле огромные секвойи или штормящей ковыльную степь. Противостояние же этой силе представлялось ему главным смыслом новой жизни.
- С днём рождения, сынок! - прошелестел терновый куст, и по его ветвям пробежала волнообразная рябь, сбросившая несколько отсохших листьев. Кувыркаясь в воздухе, листья плавно опустились на землю, и грохот их падения превратился в слова человеческого языка, дошедшего до разума бури. – Добро пожаловать в Подмозговье!
Слева послышались звуки раскалываемой скорлупы грецкого ореха. Буря скосил глаза и увидел странное существо - рыхлый сизый холм, буйно поросший папоротником, лебедой и мухоморами. Его склоны дырявили две округлые пещеры. По их кромке тянулись к воображаемому центру стебли то ли камыша, то ли бамбука. Из правой пещеры не спеша вытекал ручей, образовывая небольшую заводь, в которой резвились симпатичные зверьки с рыбьими хвостами.
- Привет, Боря, - прощебетало одно из них, странно коверкая его имя. - Мы –жизненные силы Сиз-И-Ноза. Приходи как-нибудь на досуге в гости.
- Обязательно, - на одном им известном языке ответил буря.
Кто-нибудь слышал, как лопаются под ногами перезревшие грибы дождевики? А теперь представьте этот звук продлённым в тысячу раз и прокрученным на высокой скорости. Представили? Вот именно так и прозвучали для бури слова справа. Вы уже догадались, что это были за слова? Буря повернул задеревеневшую шею на звук и, к удивлению, не увидел ничего. То есть он увидел всё и ничего. В одно долгое мгновение он рассмотрел всю историю человеческого рода. На его глазах какая-то презренная амёба, проделав ряд головокружительных трюков, превратилась в волосато-бородатого старца в чёрном фраке и цилиндре. Старец поднял указательный палец и глубокомысленно произнёс: « Эволюция видов. Каждый должен знать, кто он, откуда пришёл и кто его родители». Затем буре предстал Николай Коперник, как мячиками, жонглирующий планетами. Его голова всегда оставалась в центре их кружения и сверкала, как звезда класса В. Одна из планет сорвалась со своей орбиты и грохнулась яблоком по макушке великого учёного. Тот охнул и судорожно вытянул ноги, а ангелы, снующие в эфире идеями Платона, бросили с облаков венок с траурной лентой: «Дорогому Исааку от благодарных жён и мужей». Какие-то иллюзорные фигуры наперебой рассказывали друг другу всяческие истории: историю мира, историю Рима, историю христианства и магометанства, историю средних веков и государства Российского, а также многие-многие прочие, интересные и не очень интересные истории. Все эти истории уходили многоточием в вечность. Из просмотренной демонстрации величия человеческого разума буря вынес для себя одну мысль, – следующая история будет его. Так представился новорожденному великий Бодхисаттва С-Верой-Чок.
Терновый куст напротив дрогнул, и с него слетело ещё несколько пожухлых листьев.
- Как бы мне назвать тебя, сынок? - сказал Папа Карло Бесконечный.
« Это мой отец», - сообразил буря.
- Папа, чем больше ты будешь говорить, тем меньше останется на тебе листиков, тем быстрее придёт зима и тебя занесёт снегом.
Первые слова на человеческом диалекте хотя и скрипели, как рассохшийся табурет, но прозвучали весьма достойно. Карло рассмеялся.
- Ничего. Потом опять будет весна. Так уж устроен мир.
- Я не хочу, чтобы пришла зима. Даже на одну минуту.
Карло и С-Верой-Чок переглянулись.
- Ого! - воскликнул Бодхисаттва. - Ты слышишь, друг? По-моему, в этих словах кроется ответ на вопрос о дороге. Откуда же, малыш, ты знаешь про зиму?
Буря пожал плечами.
- Я её помню. Она много раз сковывала меня холодом и страхом, а мои пальцы ломала тяжестью снега.
Папа Карло Бесконечный в задумчивости пощипал бородку.
- И всё же, какое имя ты хотел бы выбрать? - Он подошёл к книжному шкафу и достал святки. - Так, Евлампий… Иона… Рабиндранат… Джеральд… Может, Вахтанг? Буба?
- Нет, отец. Зовите меня буря.
- Буря или Боря? - не понял Ноз.
– Почему буря, сынок?
Буря задумался.
- Я не могу тебе сейчас это объяснить. Буря, это… В общем, это не имя, а то, что переполняет меня… Понимаешь?
- Честно говоря, не очень, - произнёс Карло и посмотрел на С-Верой-Чока. - Что скажешь, Просветлённый?
Бодхисаттва рисовал копытом на слое стружек и опилок каббалистические знаки.
- Почему бы и нет. Буря, так буря. Есть в этом что-то символичное, - сказал он.
- Погодите, погодите! - Карло поднял руку, призывая к вниманию. - Слушай, э-э… Буря, давай достигнем небольшого компромисса. Мне хочется, чтобы ты изменил всего одну букву, и тогда абстрактное понятие превратится в конкретное человеческое имя, но только в твоем контексте. Идёт?
Буря подумал и согласился.
- Хорошо, папа. Какую букву ты хочешь изменить?
- У на О. И тогда получится Боря. Отличное имя. К тому же много-много вселенных назад так звали моего отца.
- Я согласен.
- Ну, здравствуй, Борис Карлович, или просто Боря! - радостно воскликнул Папа Карло Бесконечный и пожал твердую ладонь сына.
- Боря из Тины, - добавили близнецы и весело загугукали.
Так буря стал Борей, а с лёгкой руки Сиз-И-Ноза за ним закрепилось и прозвище - из Тины. Ну что ж, где буря, там не далеко и до Бори, тем более, если речь идет о существе, во многом похожем на человека.
Папа Карло Бесконечный и Сиз-И-Ноз помогли Боре встать на ноги и, поддерживая под руки, провели вперёд-назад по каморке. Боря довольно быстро освоился с принципом вертикального передвижения и вскоре ходил самостоятельно. Ростом он получился выше среднего или даже средне высшего, кому как угодно, хотя так было бы точнее. Крепкий, может, чуточку худощавый торс опирался на ладные стройные ноги, которые, подстать рукам, суть – полная заслуга сиамских близнецов. И хотя Сиз-И-Ноз последнее время ничего путного, кроме гробов, не мастерил, здесь он со своей задачей справился отменно. Голова же, которую доверили С-Верой-Чоку, выглядела не совсем обычно. Округлость ее формы подчеркивали большие оттопыренные уши и широкие скулы. Точно по центру лица торчал длинный острый нос, едва заметно загибающийся кверху. Под ним - тонкогубый рот, растянувшийся чуть ли не до мочек ушей. Широко посаженные шаровидные, на выкате, глаза имели странноватый сиреневый оттенок. Сферичность белков несколько скрадывали длинные ресницы. Над полукруглыми аккуратными бровями - такой же полукруглый лоб. Жёсткие золотистые волосы колечками прикрывали его до середины, а с висков и с затылка спадали завитками почти до плеч. В общем, всё в лице Бори было, так сказать, закруглённым и преувеличенным. Непонятно, из каких соображений исходил С-Верой-Чок, вырезая голову, и какой образец брал для подражания, но в целом все части лица странно гармонировали между собой, и при подробном рассмотрении Борю можно было назвать весьма симпатичным. Из общей картины выбивалась единственная деталь: третий глаз над переносицей имел миндалевидный абрис и сверкал изумрудными лучами. Позже С-Верой-Чок объяснил, что таким образом оставил в Боре частицу самого себя, дабы всегда, когда глаз открыт, быть с ним в постоянной связи.
- Попробуй смотреть на мир вспомогательными глазами, а основным – только в крайних случаях, - посоветовал Бодхисаттва.
Боря прикрыл третий глаз и увидел мир так, как видели его все остальные, то есть никак.
- Непривычно, - сказал он, жмуря поочерёдно вспомогательные глаза. - Лучше вообще не видеть.
Он закрыл глаза и с этой поры ходил незрячим.
- Тебя ещё много чего ждёт непривычного, - заметил Сиз.
- И ко многому придётся привыкать, - добавил Ноз.
Боря весьма уверенно ходил по комнате с сомкнутыми веками и почти не сталкивался с предметами.
- Я буду учиться всему заново. А когда что-то начну понимать, открою один глаз, а потом – другой, - заявил он.- Отец, есть ли что-нибудь поесть? Я ужасно проголодался за тысячу лет.
- Конечно, конечно, - засуетился Папа Карло Бесконечный. -И даже выпить. По случаю твоего дня рождения устроим небольшую пирушку.
- Я не против, - оживился Ноз.
- И я – за, - добавил Сиз.
- А я буду вам петь замечательные и очень мудрые песни, - сказал С-Верой-Чок и вытащил из-под тахты баян.
- А я станцую! - воскликнули близнецы в голос.
- А я сейчас накрою на стол! Ну-ка, где моя скатерть-самобранка... - Карло достал из комода цветастое, сложенное вчетверо покрывало. - Сегодня у нас будет луковый день!
Сиз-И-Ноз быстренько смахнул со стола всякое барахло, оставшееся после сотворения Бори, и Папа Карло Бесконечный одним взмахом расстелил скатерть. На ней медленно, будто из воздуха, стали проявляться столовые приборы. В центре возник пузатый казан, расписанный под Хохлому; из-под кокетливо сдвинутой крышки струился ароматный пар. Рядом оказалась стопка глубоких мисок из того же гарнитура, деревянные резные ложки и большой квадратный половник с ручкой, плавно рассеивающейся в пространстве. Затем появились несколько салатниц, причудливой формы хрустальные граненые бокалы на куриных ножках и три мутные бутыли.
- Вот, пожалуйста, луковый суп. А вот луковая индюшка под луковым соусом с луковым гарниром, - пояснял Карло, дотрагиваясь до каждого предмета. - Так, это, по-моему, луковый салат «Оливье», это луковая осетрина, вот луковая ветчина и луковый сыр. А здесь луковый хлеб, рекомендую. Ну а здесь, - Карло положил ладони на бутыли, - отличный пятизвёздочный луковый коньяк, луковая водка и луковое шампанское. Для непьющих - луковый компот и луко-кола. Прошу всех к столу!
Все расселись, выпили аперитив и для начала закусили луком жареным, варёным луком, маринованым, печёным, квашеным, вяленым и копчёным.
- А на десерт я вам приготовил сюрприз, - хитро подмигивая, сказал Папа Карло Бесконечный.
Он нагнулся и достал из-под стола внушительный холщовый мешок, перевязанный праздничной голубой лентой.
- Вот, что скажете? Полпуда отборного сырого лука сорта «Вырви глаз»! – торжественно провозгласил он.
Все дружно захлопали в ладоши. Понятно, что самые сильные хлопки получились у Бори. Сиз-И-Ноз, демонстрируя новую феньку, подсмотренную на последних поминках: хлопал, чередуясь руками – крест на крест. С-Верой-Чок играл на баяне туш в тибетской аранжировке. Папа Карло Бесконечный, выпив пару бокалов шампанского, водки и коньяку, пустился в пляс и лихо выдал гопака, кадриль и нижний брейк. Близнецы тоже не усидели и станцевали спортивный рок-н-ролл, опрокинув при этом наполовину опустевший казан на колени захмелевшего Бори. Боря, очнувшись от дрёмы, закрыл глаза и предложил спеть. С-Верой-Чок затянул древнюю индусскую песню из цикла Махабхараты, а Сиз-И-Ноз, невнятно фальшивя, вторил ему, подыгрывая на деревянных ложках. Папа Карло Бесконечный, комментируя смысл замысловатых слов, показывал сыну позы из агни-йоги и учил тайным приёмам боя с кривым мечом. В общем, всё было весело, чинно и благопристойно, пока демиург не пустился в ностальгические воспоминания. Подустав от быстрого ритма, он сел, подпёр голову рукой и затянул варяжскую сагу из «Старшей Эдды». И вдруг все услышали, что кто-то подпевает солисту вторым голосом. Это был красивый и сильный голос. Он легко уходил на две октавы выше основной темы и также легко на две октавы опускался. Песня звучала на чистейшем северо-норманнском наречии, а тот, кто её пел, стоял за окном и, прижимая к стеклу длинное худое лицо, смотрел вовнутрь. Все повернули головы к незнакомцу. Лицо исчезло из поля зрения, и в ту же секунду в дверь постучали.
- Войдите, - сказал Карло заплетающимся языком.
Дощатая дверь распахнулась, и на пороге возник высокий тощий человек в длинном, до пят, сером дождевом плаще, завязанным под подбородком на бантик шёлковыми шнурками. На впалых выбритых щеках незнакомца играл бледно-стальной румянец. Тонкий нос загибался к верхней губе, а над правой ноздрёю имела место быть массивная бородавка. Глубокие резкие складки бежали от крыльев носа до приспущенных уголков серогубого рта. Нижняя губа выпирала над верхней. Лоб и затылок человека прикрывала шляпа с высоким дном и невероятно большими измятыми полями. В одной руке он держал клетчатый потёртый саквояж, а в другой – обёрнутый брезентом длинный предмет. Незнакомец быстро оглядел каморку колючими маленькими, также серыми, глазками и улыбнулся, обнажив гнилые зубы. Улыбка произвела на всех присутствующих гнетущее впечатление.
- Привет честной компании, - звонким, уже знакомым голосом произнес вошедший и, не дожидаясь ответа, шагнул вперёд, поставил саквояж на пол и прикрыл за собой дверь. В саквояже что-то брякнуло и булькнуло. Незнакомец обнажил лысый морщинистый череп и галантно, немного показушно, поклонился, помахав у ног шляпой. - Мир вашему дому. Меня зовут До Ре Март.
(продолжение следует)