Сегодня, стоя под окнами твоего дома, я, как и прежде преисполнился великой печали о том, что-то, чему мы положили начало, является не только эпизодом нашей жизни, страничкой в биографии, но и частью нас самих, возможно самой важной. И скрываясь в тени осин, я думал об этом, а деревья трепетно внимали, впитывая сумрак влажной ночи. В неверном свете фонаря я с грустью смотрел на дрожащие листочки окружающих меня деревьев. Пока ты мне не рассказала, я не догадывался, почему осины плачут и их листочки так боязно колышутся на ветру. Я помню, как мы стояли здесь, и ты сказала:
- Как холодно... Ты думаешь, деревья... они мерзнут?
Я пожал плечами и поднес ко рту сигарету, чтобы не отвечать, ведь я не знал и никогда не замечал даже, что деревья так трепещут. Она укоризненно посмотрела на меня, и от чувства стыда, что не оправдываю её ожиданий я сделал вид, что разглядываю ногти, и покраснел.
- Я знаю одну легенду, мне её рассказали, когда я была маленькой...
"Врет,- равнодушно подумал я".
- Говорят, что на осине Иуда повесился, вот она и плачет... Как ты думаешь?
"Ну что она привязалась" - я начинал злиться. Я всегда злился, когда ты задавала вопросы, ответы на которые были мне не ведомы. Сейчас мне все вспоминалось беззлобно, ты ругала меня за неумение контролировать эмоции, ты была права, но лишь отчасти. Со времени нашего последнего разговора мои чувства обострились. Я как - будто проснулся, но тебя уже не вернешь.
Ты всегда поражала. Твоя внешность, умение подать себя, жестикуляция, спокойный, с хрипотцой голос, и огромные зеленые глаза делали тебя богиней. Ты была рядом, и всегда и в театре, и в зоопарке, и, гуляя по Арбату, я пытался запечатлеть в памяти каждую черточку твоего волшебного лица, обманываясь, говоря себе: "Вот моя Агата." Что давало мне основание думать так? Какой она была, моя Агата?
Иссиня-черные волосы, пронзительно неуютные зеленовато - карие глаза, острый нос и подбородок, маленький бледный ротик... Что же в тебе было столь притягательным для моего естества? Почему рядом с тобой я думал только о нашей маленькой вселенной и провожал подозрительными взглядами всех мужчин посмевших посмотреть в твою сторону?
Я знал, что Агата конечно не шлюха, но и святой она не была. Я не знал, сколько у неё было мужчин до меня и сколько, возможно, помимо - я просто боялся знать. Она была такой же странной, как и её имя. Это имя удивительно подходило ей. Она могла говорить жалящие слова и всегда знала, чем задеть, но при этом она оставалась на удивление чуткой и доброй девушкой. Я никогда не понимал её, но ценил каждый миг, что мы проводили вместе. Я догадывался, что она со мной не навсегда. И она так говорила.
- Ты, конечно, не думаешь, что так будет всегда, изо дня в день? - она высвободила свою ладошку из моей.
- Мне бы этого очень хотелось...
- Дурак! Мне нужен настоящий мужчина, способный меня защищать и оберегать, а не только водить на выставки и в кафе...
Мне, наверное, надо было сказать ей, что я смогу, но у неё как всегда было своё мнение и мне проще было смириться, чем вызвать её гнев, пытаясь переубедить. Я боялся, что еще одно слово заставит Агату растаять, покинуть меня. Я готов был вытерпеть все, только не это. Тогда я еще не знал, что этот разговор повторится, и как аукнется мое тогдашнее молчание.
Не каждому дано познать ненависть. Чистую, не замутненную предрассудками. Агата гордилась тем, что знает, что такое любовь и нежность, страсть и ненависть, зависть и истинная добродетель. Она считала, что пока человек не прочувствует весь спектр возможных ощущений - он не человек. Я не всегда мог её понять, но мне хотелось стать чуть ближе в той недосягаемости, которой она себя окружила.
В тот вечер ты была такая особенная, такая непохожая на других девушек. Мы были на спектакле студенческого театра, ты была в закрытом черном платье из блестящего сатина и таких же угольных туфлях, ты тогда сказала, что чтобы найти черные атласные туфельки ты потратила пять часов, я подумал тогда, что пять часов ради обуви - это, наверное, много... Остальные девушки на твоем фоне смотрелись либо вульгарно, либо слишком просто. Я хотел бы тогда взять тебя за руку, чтобы не потеряться в твоем блеске. Помнишь, как я взял тебя под локоть, а ты изящно вывернулась, обнаружив шустрое проворство, и маленькой сатиновой змейкой скрылась в толпе? Ты манила, дразнила и тревожила... И не только меня, но и всех мужчин в тесном фойе. Был антракт, и я нашел тебя на улице. Ты курила и дымком пускала чары... Я знал, что я не единственный кто боготворит тебя, не единственный, кто ласкает. Вот так задумаешься, прям противно становится, а тогда это только добавляло пикантности к нашим отношениям и твоим шуткам. На улице стояла осень, и ветер кружил вдоль дороги листья и мусор. Я хотел укрыть тебя под плащом, но вспомнил, что оставил его в гардеробной. Я подошел.
- Будешь? - как я ненавидел твои пряные сигареты! Но почему-то ни разу не отказался... - Такая тихая ночь... Слова замерзают в воздухе... - я кивнул головой, она смерила меня презрительным взглядом.- Не молчи!
- Я тебя слушаю - от её повелительного тона у меня всегда дрожали коленки...
- Слушай, слушай,- она начала декламировать своим сиповатым голосом какие-то стихи... и плакать. Я хотел обнять её, прижать к себе и не смел... Стоял как истукан. А она все плакала и плакала... Успокоившись, она произнесла: "У меня будет ребенок" Я не нашелся что ответить, но мне и не пришлось. В фойе громко позвали на второй акт. Я открыл для неё дверь, а за нашими спинами начинался дождик.
- Мы оба знаем, что ты не готов стать отцом. Да и мне в матери рановато, но все же хотелось узнать твое мнение.
- Агата, он же живой, так нельзя... мы не можем...
- Брось, - она перебила меня, она никогда не слушала, что ей говорят - это всего лишь клетки. Маленькие, безмозглые и никому не нужные.
Мы стояли под деревом, а вокруг лил дождь, она испытующе смотрела на меня, словно дожидаясь ответа на какой-то незаданный вопрос. Зрачки её были расширены, приоткрытые губы выдавали нетерпение. Я предпринял последнюю попытку спасти Нас, наши с ней отношения.
- Если бы ты оставила ребенка, мы могли бы пожениться, жить счастливо и воспитывать малыша.
- Ха! Ты хоть сам понимаешь, какую чушь несешь? Ты не из тех, кто женится, ты хочешь всю жизнь рисовать портреты на Арбате и прозябать в нищете, гордым, голодным художником. Ибо истинный смысл твоей жизни не зарабатывать деньги, а служить красоте!
Да, она знала, о чем я мечтал. Хоть и изворачивала слова, в которые я облекал свои мечты для неё. Я действительно хотел бы быть "свободным художником" и больше всего любил рисовать. Почему она не может понять, что ради неё и ребенка я пойду на любую работу, даже нет, найду самую лучшую! Мои жена и ребенок никогда не будут голодать... Я очень хотел ей все это сказать, но знал, что только разозлю Агату.
- Что ты хочешь от меня услышать? - наш бесплодный разговор длился уже несколько часов, и я порядком устал.
Она раздраженно передернула плечами.
- Ничего, совсем ничего, кроме твоего драгоценного мнения.
- Я уже сказал, что я думаю.
- Ты меня ни чуточки не убедил.
- Мне очень жаль.
- Ты слабак.
- Не обзывайся.
- Но это же правда. Не мужик, а самая настоящая тряпка.
Этого я не мог стерпеть даже от неё, ведь что самое ужасное, отчасти она была права. Я вышел под дождь, она, помедлив, пошла следом, выкрикивая мне в спину какие-то оскорбления. Она всегда обзывалась, когда была не в духе.
А через три дня она позвонила и предложила встретиться. За эти три дня я почти возненавидел Агату. Томился под гнетом страсти единственного желания увидеть её, провести рукой по волосам. Постель без неё была такая холодная. Как привык я ощущать теплый комочек у себя под боком. Смутные предчувствия, что такое больше не повториться поминутно заставляли меня вздрагивать и съеживаться от ужаса все эти ночи.
Признаюсь, увидев тебя в кафе, я был сбит с толку. Пока я шел, кутаясь в пальто по улице, меня бил озноб. Войдя, и заметив тебя за нашим столиком, я на минуту замер. Волна нежности окатила меня с головы до ног. Ты как-то сказала, что любовь приносит трепет, тогда я не понял, теперь нежность кружилась вокруг меня, была во всем, во всех и в каждом. Твое лицо, казалось, светилось особенным светом. Ты улыбнулась, показав ямочки на разрумянившихся щечках. Все было как раньше. Тот же кремовый свитер, те же вельветовые брючки, тот же шарф, что и всегда. В коротких черных волосах блестели заколки - маленькие бордовые розочки. Я их купил для тебя весной, когда мы только познакомились. Ты всегда надевала их, когда хотела меня порадовать. Я счел это добрым знамением. Привычная обстановка кафе успокоила меня, я больше не сердился.
- Садись. Не промок?
- Я взял зонтик.
- Умница, - я почувствовал себя собакой, которая принесла кость.
- Ты хотела меня видеть.
- Нет, это ты хотел. Мне надо просто с тобой поговорить. Я решила, что если скажу то, что хочу по телефону, это тебя огорчит.
- А так не огорчит, думаешь?
- Не огрызайся, - её резкий тон свел на нет мое приподнятое настроение.
- Я слушаю.
- Все.
- Что все?
- Я сделала аборт. Теперь нам не придется из-за этого сориться.
- Зачем ты это сделала?- сказать, что я был в шоке? Был ли я расстроен? Пожалуй, что да.
- Чтобы упростить жизнь тебе и мне. Ты меня не убедил в неправильности моего решения, значит, ты тоже был согласен и этого хотел.
- Я пытался спорить с тобой. Я сотни раз приводил свои доводы.
- Неубедительно.
- Это было просто бесполезно! Ты сама все решила и просто издевалась, думая, как больнее ужалить, - я не хотел на неё кричать. Некоторые люди повернулись к нам, некоторые сделали вид, что им все равно.
- Не стоило повышать голос. Люди смотрят и чувствуют себя неуютно.
- А на мои чувства тебе наплевать?
- Не горячись. Выпей кофе с кексом.
- Пошла бы ты...
- И пойду, - она бросила недоеденный кекс и рванула к выходу, я побежал за ней, по пути свернув со стола чей-то глясе. Возмущенный голос за спиной заставлял двигаться быстрее. Лавируя между машин, она уже бежала через дорогу к парку. Дождался зеленого света светофора, но Агата уже скрылась на той стороне, где-то в гуще парка.
Я медленно брел сквозь деревья напролом. С оголенных верхушек укоризненно каркали вороны, а я шел и думал. Как теперь быть? Я не мог поверить, что она оказалась на такое способна. Я думал перебеситься, мы поженимся, а дальше - светлое будущее. А она уничтожила все. И мои мечты, и мою реальность. Интересно, существуют ли параллельные миры? А есть ли мир, где у нас с ней все хорошо?
Я нашел Агату под тем самым деревом, под которым мы разговаривали последний раз. Только тогда на этом клене еще были листья. Она сидела на корточках, спрятав лицо в ладонях.
- Я не хочу терять нашу дружбу.
- А я не хочу терять тебя.
- Нет, мой дружочек, - она смотрела на меня с горькой усмешкой, - Меня ты уже потерял. Но я обещаю, ты станешь моим самым верным другом, поверенным моих тайн, хранителем моей реальности.
И она вдруг стала такой отстраненной, такой чужой. Мы еще долго говорили, но кроме этой фразы мне ничего больше не запомнилось.
Свое обещание ты сдержала, я действительно был посвящен в твою личную жизнь. Ты, как и раньше приходила ко мне, мы ужинали, смотрели кино, обсуждали книги, твоих поклонников, моду, музыку и журналы, но ночевать ты больше не оставалась. Как будто мы и впрямь стали лучшими друзьями. Но это была иллюзия. Раньше ты была то холодна, то отзывчива, сейчас же стала никакой. Приятелями мы стали осенью, «дружили» же почти всю зиму. Но Новый Год я подарил тебе плюшевого зайца, а ты пыталась вернуть, мотивируя тем, что мягкие игрушки дарят только своим девушкам. Я не забрал его обратно. И мне не было интересно, куда ты его дела. Я вообще старался держаться от тебя на некотором отдалении, дистанциируя тебя как можно дальше.
Эту зиму я как будто проспал, не решаясь окончательно тебя покинуть. Несмотря на жгучую обиду, у меня оставалась память о Нас и Надежда, что все будет хорошо. А потом пришла весна. Ты уехала на месяц, а вернулась в день нашей годовщины. Ты звонила, оставляя сообщения на мой автоответчик, наговаривала нежные слова, и я понял, что ты хочешь вернуться. На минуту я возликовал, услышав «Я тебя люблю», но радость быстро прошла. Я привык жить без тебя, привык к твоей недосягаемости и снисходительности, привык принимать твое внимание как милостыню. Больше я не хотел быть бедным, моя гордость не позволила принять тебя обратно. Тем более что пустота внутри меня ушла. Я много гулял и думал, ходил в гости к друзьям. Я тебе не говорил, но на мой День Рожденья мне подарили котенка. Рыжего, совсем как я. Я назвал его Соломкой. Попросту Соломон. Но мои друзья, шутя, зовут его Опилкой.
Теперь тебя не существует.
Вечером я позвонил Агате, извинился, что поздно. Сказал, что мы больше не увидимся, помню как пожелал: "Спокойной ночи, Агата!". Звонил не из дома, а с мобильника. Стоял во дворе, смотрел на её освещенное окно и прощался.
Ты не умела быть равнодушной. Ты тихо плакала. Когда я сказал тебе о своем решении, ты долго молчала, я слышал, я чувствовал, как слезинки скатывались по твоим щекам, трубке, ползли в уши. Тогда я понял, что ты любила меня. Как-то странно, очень по своему, но любила.
Никто и никогда не наполнял моё сердце ликованием и болью так, как она. Если бы её не было в моей жизни, я бы врядли узнал, как ярко в апреле светит солнце, как в пруду задумчиво плавают утки, и что деревья плачут, теряя ветви, и содрогаются, когда дует промозглый ветер. Только одного я не могу простить, и это тяготит меня, перечеркивает её образ, заставляет искренне ненавидеть... Хотя я все-таки не могу вызвать в себе это чувство - ненависть, но его отголоски порой мешают мне спокойно спать... Она лишила меня самого важного - той части нас, которая могла бы жить. Это было больнее расставанья, пусть без меня, пусть с кем-то другим, но он бы жил, этот ребенок. Мне кажется, я скоро сойду с ума... Как бы он смеялся? Как бы учился в школе? Знал бы обо мне? Никогда, я никогда уже не узнаю. И может, я даже когда-нибудь стану отцом. Но этого ребенка больше не будет. Этого славного мальчугана с рыжими вихрами или девочки с носом - кнопочкой. Никогда ничего не повторится первозданном виде. Второго шанса не будет. Ну почему смерть - это так больно? И ты этого не поняла, не почувствовала, не испугалась её дыханья... Хотела ли ты, чтобы он был, наш малыш? Я не узнаю. Никогда больше к тебе не подойду. Никогда не скажу ни слова. Никогда... никогда... никогда... Только осины у твоего дома плачут со мной вместе тихими ночами.
8 октября 2004 года. Тем, кто не умеет быть равнодушными.