Чико

Костя Аверс
Олегу и Ульянке, с любовью.

Ты догадываешься, что там, за дверью. Но хочешь ли ты знать, что там, наверняка?
Иокогама. Конец пути.


1

Привет, Чико, малыш! Ха-ха, как тебе, должно быть, весело читать мои письма. Ну да ладно, это будет последним. Обещаю тебе больше не писать. Кому охота получать послания из подобных мест? Ну да кому угодно, только не тебе. Я же тебя знаю, Чико!
Сдается мне, после того, как ты уехал в Москву, мы с тобой ни разу не встречались. И хотя врачи убедили меня в том, что я сошел таки с ума, но в одном меня переубедить нельзя: говори что угодно, а память у меня как была крепкая, так и останется до самого конца. И скажу я тебе, не так-то он далек. Ты же знаешь, я всегда был большой выдумщик и любил кроссовки со шнурками. Я хорошо помню все свои письма и ни в одном я не рассказывал тебе, почему я, собственно, здесь. Так удели мне последний раз один вечер, и ты многое узнаешь. Да, ты многое узнаешь, потому что такие, как ты не знают почти ничего и не видят дальше своего гребаного носа. Так что, послушай того, кому есть что сказать и кто – уж это точно, кое-что знает.
Иногда я знаю будущее. Даже, может быть, я его делаю таким, каким захочу. Но это не моя заслуга, хотя это мои способности. Я просто пассажир в своем теле. И как бы необычно это ни звучало, это так. Я знаю, ты мне поверишь, ведь ты был моим единственным другом. Есть у меня еще парочка убеждений, но зачем тебе о них знать? Хотя я готов кое о чем с тобой поспорить. Это я о твоем боге. Ты всегда был таким правильным, и верил в этого дядьку с длиннющей бородой. А почему бы и нет? Твоя жизнь складывалась так, что тебя все время кто-то оберегал. Сначала это были твои ненаглядные мамочка с папочкой, а потом я нашел тебе женщину и ты спрятался за ее могучую спину, как за стену крепости. И все-то тебе сходило с рук. Начиная с той бутылки пива, которую ты спер в универмаге, еще когда мы были с тобой сопливыми недоносками, и кончая твоей последней игрой на фондовой бирже. Мое око следит за тобой даже отсюда, и если сестра вколет мне хоть целый литр успокоительного, я все равно не поменяю своего мнения на этот счет: ты кинул целое стадо глупых баранов, убрав главного в стаде. Но пусть это были глупые бараны, твой бог, если он есть, не простит тебе обмана ценой таких средств. Ведь это ты грохнул того парня? Как видишь, я тоже читаю газеты. Только бога нет, а ты никогда не был невинно пострадавшим. Да что там невинным! Тебя никогда муха не кусала!
Спустись пониже, приглядись повнимательней, и ты увидишь, сколько людей незаслуженно страдает, продолжая уповать на твоего бога. Так есть ли он после этого? Ты говоришь, вполне может быть, что да, и даже веришь в него, но тогда это – воплощение истинной жестокости. Как может любящий отец так истязать своих, ни в чем не повинных детей? Этого я, наверное, не смогу понять теперь уже никогда.

2

Мы с тобой как раз закрывали десятую сессию, когда мне начал сниться сон, который так много раз повторялся в последующие ночи. Не знаю, сколько их было, но после случая на дороге сон перестал повторяться. Впрочем, это более чем логично. Я тебе никогда до сих пор об этом сне не рассказывал. Думаю, это была моя первая ошибка, но время вспять не повернешь, и теперь я с должным мужеством несу свой крест. Снилось мне тогда лицо девушки. Отчетливо снилось. Помню ямочки на щеках и на подбородке, тонкие губы, маленький прямой нос, такие светло серые глаза почти как у тебя и темные вьющиеся до плеч волосы. И еще у нее справа на подбородке была родинка. Девушка улыбалась, что-то говорила, но я не слышал слов, а потом откуда-то возникал звук, похожий на рокот приближающейся машины. Рокот нарастал, становился громче, невыносимо громким, и вдруг превращался в свистящий скрежет резины по асфальту. Девушка кричала, и лицо пропадало, наступала темнота. Пару раз я просыпался от этого кошмара, а ты тихо храпел на соседней кровати и наверное, смотрел свой, куда более приятный сон.
Я всегда относил себя к неофрейдистам, и сам себе объяснял сны, основываясь на фактах и переживаниях моей прошлой и настоящей жизни. А как же иначе? Может быть, лицо девушки – это мой идеал красоты, до конца не осознаваемый на поверхностном уровне психики, но укоренившийся в глубине и проявляющийся в моих снах. Своеобразный толчок к поиску этого самого идеала. Звук приближающейся машины – это стремительность жизни, когда ты не понимаешь, то ли у тебя есть время, то ли у времени есть ты. А скрежет и крик в конце сна – это разочарование и, вероятно, крушение надежд. То есть идеала не существует.
По крайней мере, это объяснение казалось мне логичным, да и то, что я имел, как говорят блуждающие по сети серферы «в реале», идеально стыковалось с моим объяснением концовки сна. А то, что я имел, ты знаешь лучше, нежели кто-либо еще. Да, по прошествию стольких лет на многое смотришь как будто с другой стороны, и как ни тяжело мне это говорить, я должен признаться, что я ошибался в своей трактовке сна и уделял слишком мало внимания своей, на самом деле любимой, девушке.

3

Ты помнишь, как мы встречали Новый 2001-й Год? Ведь наверняка помнишь. Я тогда пришел к тебе с Настей уже немного подшофе, ты взял пачку бенгальских огней и мы пошли к Славику. У него уже сидела куча народу, и мы славно повеселились, но не это главное. Главное то, что, когда все разошлись по домам, перед тем, как  расстаться, мы с тобой прогулялись по городскому ****оходу и я тебе признался, что Настя мне приелась. Кажется, я даже сказал тебе, что у меня на нее в последнее время не встает. Ты не поверил и рассмеялся, заметив, что если у меня не встает на нее, то уже, должно быть, ни на кого не встанет. Но то, что я сказал тебе, было правдой. Как раз в то время я лелеял планы переспать с Анькой, девчонкой Славика, и ты знаешь, мне это удалось. Нет, я не хотел изменять своей Насте или делать плохо Славе, я просто хотел другую женщину. С некоторых пор заполучить то, что я хочу, стало много проще.
Мы учились вместе с тобой с восьмого класса, так что ты знаешь меня очень хорошо. Особо тесное сближение произошло классе этак в десятом на почве музыки. Ты помнишь, в те времена каждый второй подросток слушал Ace Of Base или «Мальчиков из зоомагазина», так что нам было о чем поговорить на эту тему. Чуть позже мы даже организовали что-то типа музыкальной группы, пели сами себе в мой диктофон (а сначала была вообще эстонская Radiotehnika, которая могла что-то записывать!) самими же сочиненные песни, и порывались играть на разных инструментах, благо мои родители предусмотрительно посылали меня в соответствующие заведения для обучения игры на баяне. Это, конечно, принесло свои плоды, но в нашей группе я почему-то почти всегда играл на гитаре, а ты терзал пустые пластмассовые бутылки из-под кока-колы, упоенно колошматя по ним деревянными палочками. Да, такой у нас был аккомпанемент, брат. Мы тогда, кажется, называли этот инструмент дрындой. Иногда бутылки уступали место подушкам. Видимо, нам казалось, что мы тем самым вносим некое разнообразие в звучание коллектива. Надо отметить, что мы чуть ли ни до самого окончания университета были не прочь собраться и после пары стопочек водочки или коньячку записать одну – две песенки. Более того, ты даже  немного выучился играть на гитаре, и у нас вдвоем даже что-то получалось, но, конечно, это уже был не тот антураж, как на младших курсах. Или, тем более, в школьные годы.
С нами в классе в школе училась некая Наташа К. Она носила похабные джинсы, похабность которых заключалась в том, что на тех местах джинсов, которые должны были облегать, и кстати сказать, очень аппетитно облегали ягодицы, красовались два ежика. Уже и не помню, были ли те ежики вышивкой, или они были наклеены на ткань, но видимо, они сильно запали нам с тобой в душу, поскольку очень часто ночами мы вспоминали этих ежей и мечтали, чтобы когда-нибудь ночью к нам в комнату зашла эта самая Наташа, и мы бы ее вместе с ее ежиками отчебучили по самые не балуйся. Бьюсь об заклад, ты даже гонял шкурку представляя себе этих зверюшек. Только Наташа упорно не приходила, как бы мы ее ни желали. Вот это были самые приятные годы, да. А когда женщины стали доступны (они и были доступны, только это надо было осознать), ежики утратили свою самобытность, и на их место пришли оголенные зады и прочие довески женской фигуры. Все стало само собой разумеющимся. Вот тогда я стал бабником.
Настя у меня была далеко не первой девушкой, хотя по легенде, которую я рассказывал на каждом углу, у меня до нее была одна некая Любочка, которая подарила мне радость стать мужчиной и которую я любил целых два года как никто никогда никого не любил вообще на всем божьем свете, и которая мне изменила курсе этак на третьем, и к нашему обоюдному счастью, вышла замуж. К счастью, потому что ее не в меру интеллигентный муж просто не замечал, что иногда у него на голове пробиваются рожки, со временем превратившиеся в раскидистые экзотичные кусты. Как любила говорить Любочка, приходя домой к мужу, вдоволь накувыркавшись со мной, «Так вот ты какой, северный олень!». А когда Любочка стала, что называется, дамой «в положении», я мог бы поставить сто баксов на то, что у их малыша будет такой же горбатый носик, как у меня. Но Любочка была не единственной.
Была еще Оля. Я сам не знаю, как можно было трахать эту очкастую стерву, но я ее трахал. Это было как раз то, что называется «на бесптичье и жопа соловей». Оля работала кем-то в городской библиотеке, сидела в читальном зале и давала любому и всякому… книги. Как-то раз я забрел туда в надежде найти хоть что-нибудь для реферата по микроэлектронике, но нашел только Олю, которая весь оставшийся вечер тупо заглядывала мне в рот, как птенец, и мне ничего не оставалось делать, как ублажить ее.
После Оли была Инга. Первое, что приходит мне на ум, когда я вспоминаю эту девушку, это ее грудь. Это было что-то. Если бы существовал двадцать пятый размер бюста, то она бы с трудом впихнула свои прелести в него. Знаешь, какая номенклатура у чашечек бюстгальтеров? A, b, c, d, и е. Так вот, чашечка груди Инги явно шла под буквой «Ё!». Вдобавок ко всему эта кошечка просто обожала секс по-испански. Это когда ты суешь свой огрызок во всякие непотребные места. Промеж ее ног или там грудей. Вот мне и приходилось делать это. Она обхватывала моего дружка своими могучими сиськами, и я частенько боялся, как бы в порыве страсти она не отхватила бы мне его вместе с моими (прости меня, господи!) яйцами.
После Инги была Катя, потом были подружки Марина и Женя, после них я довольно долгое время водил шашни с тридцатипятилетней Машей и я не помню, сколько девушек было после нее… Может, именно потому, что я хотел бы забыть всех этих женщин, я потом убеждал сам себя, что их просто не было. Я и вправду хотел забыть их как страшный сон. И дело не в том, что я считал, что они были не достойны меня, нет. Просто они мне были не нужны. Честно говоря, я стеснялся своего прошлого, считая эти связи проявлением моей глупости.
Моя Настя была совсем другое. В нее я по-настоящему влюбился. В ее светло-карие глаза, в ее смешной носик, в ее прическу каре. Поначалу я даже боготворил ее. Конечно, я видел в ней и недостатки – все-таки, она была у меня не первой девушкой. Она, например, не училась в высшей школе, как многие ее сверстницы, а клеймо училища, которое она, кстати, закончила с красным дипломом (не в пример твоему Славику, этому лоботрясу с двумя троечными корочками путяги), по-моему, подпортило бы ее дальнейшую судьбу. Ну, да бог ей судья. Настя не была столь красива, как девушки на разворотах «Плейбоя», да и вообще ее красота была красотой «на любителя», но знаешь, Чико, я видел в ней что-то такое, что было не под силу увидеть ее преподавателям, ее родне, да и вообще всему ее окружению. Она была от природы умна, но умна не по-книжному, а на уровне бытовом, на уровне житейской интуиции. И еще она понимала юмор. А это немаловажно, когда девчонке не надо объяснять, в каком месте смеяться. Можно быть последней дурой, всегда помня это правило, и тогда у тебя не будет проблем с сексуальными партнерами не зависимо от того, умеешь, или не умеешь ты готовить. Хотя, конечно, путь к сердцу мужчины уже после того, как женщина с ним переспала, лежит все-таки через желудок. Как бы там ни было, я по-настоящему любил Настю.
А Настя любила меня и верила в бога.

4

Медсестра прервала мой рассказ и, наверное, правильно сделала. Я уже почти начал отходить от задумки. Но если бы я это сделал, ты бы никогда не узнал того, что я хочу рассказать перед тем, как отправиться в путь.
Осенью того же года, когда мне начал сниться повторяющийся сон, произошло событие, перевернувшее в моем сознании слишком многое. В нашем любимом Питере, да и вообще везде начался очередной учебный год. Первую половину семестра ни о каких курсовиках вспоминать не принято, и мы с тобой развлекали себя тем, что ездили на Лесную, брали в прокат компакт-диски с фильмами и крутили их на твоем ноутбуке. Кажется, только в сентябре мы просмотрели не меньше сорока штук и я могу сказать тебе сейчас, что твои «Звездные войны» – кусок жидкого кала по сравнению с тем фильмом, который ты так отчаянно поносил. Я имею в виду «100 девчонок» с Джонотаном Такером в главной роли. Только фильмов, разумеется, было бы маловато, и мы ползали на оптовую базу продуктов с определенной целью – взять пива. Ящик. А то и два. А иногда водки. Веришь, нет – я не помню, какая у нас была закуска, и была ли она вообще. Но, все-таки, главным был ежевечерний просмотр видеофильмов.
В тот душный жаркий сентябрьский вечер я как раз поехал обменять три диска с фильмами на следующие три. Помню, что одним из фильмов был «Omen». Стрелка на часах вытянулась в вертикальную линию, но солнце палило так, что единственным желанием было залезть в прохладную воду и сидеть в этой воде, спасаясь от солнца. В автобусе вообще была финская баня. Наверное, только по большой нужде народ пользовался наземным транспортом, но все равно этого народу было так много, что то и дело люди просили водителя остановить автобус, и кто-нибудь выходил на чуть более свежий воздух, чтобы не упасть в обморок. Автобус повернул к станции метро, мягко подкатил к остановке, и вся толпа вывалилась из него, как тухлые кильки из жестяной банки. А на остановке толпились желающие доехать до Площади Мужества, которых было чуть ли не больше, чем выходящих из автобуса. Я вышел, протиснувшись сквозь толпу, облепившую, как мухи, двери и повернул к переходу через улицу. Строго говоря, там, где я собрался пересечь проезжую часть, перехода не было. Противоположно направленные потоки машин разделял газон с небольшим клочком асфальта, где народ пережидал особо бурное движение, и выждав удобный момент, рвался вперед. Я вместе со всеми перешел первую часть дороги и уже собирался перейти вторую, как вдруг у меня что-то екнуло в груди и я ощутил сильнейшее желание… чтобы вот прямо тут, сейчас, произошла авария. Меня передернуло, и хотя я немного замешкался на переходе, я все-таки устремился вслед группе людей, перебегавших полосу. Магазин с дисками, ты помнишь, находился метрах в пятидесяти от дороги, и пока я шел к нему, меня не отпускала мысль, что вот-вот на переходе произойдет авария. Я зашел в магазин, обменял диски, и пошел обратно к переходу. Приличная группа людей ждала своей очереди переходить. Казалось, поток машин ускорился, и никто из водителей не собирается останавливаться. И вдруг одна девушка не выдержала и побежала, пытаясь лавировать между машинами. Дальнейшее я вспоминаю, как будто просматриваю замедленный повтор ужасного футбольного гола. Девушка запнулась, падая, выкинула в стороны руки и черная «Ауди» на высокой скорости откинула ее углом бампера вперед. Кто-то закричал, тело девушки замотало по трассе, «Ауди» резко тормознула, несколько машин столкнулись, и дальше начался известный процесс с понятыми и всей этой возней, вот только девушке все это было уже безразлично, потому что ее больше не было в живых. Любопытная толпа простояла на месте аварии еще минут двадцать, и когда тело девушки укрывали черным брезентом, я увидел ее лицо. Наверное, тогда у меня появились первые седые волосы… Это было лицо из моего сна, с родинкой на правой стороне подбородка.
Помнишь, в тот раз я приехал немного не в себе. Ты еще спросил, что случилось, но я сказал, что ничего особенного, просто видел во дворе дохлую собаку. Вечером я не стал смотреть фильм, а только выпил бутылку пива и пошел спать. Месяца на два, а то и на три я впал в депрессию. Я чувствовал себя виновником этой трагедии. Конечно, это глупо, но я считал, что если бы я тогда не захотел, чтобы случилась авария, ее бы не было. Может быть, ты сейчас читаешь мое письмо, и тебя распирает смех, но поверь, мне было не смешно. Я же захотел, чтобы авария произошла, и она произошла! И это лицо! Выходило, что во сне я видел частичку будущего. Но мог ли я изменить его? Я много думал об этом, но никакого логичного ответа не находил. Вера в теорию Фрейда пропала. С ней пропала и глупая убежденность в том, что каждый человек – хозяин своей судьбы. Вместе с этими мыслями я стал думать о боге. Я даже был готов поверить в его существование, но у меня в голове никак не сходился образ доброго дедушки, когда-то изваявшего человека с его жестокостью и несправедливостью. Может быть, скажешь ты, девушка, сбитая автомобилем, заслуживала этого? Но разве было справедливо то, что я мучался от кошмарных снов все лето и в довершении всего стал свидетелем трагедии, которую не мог предотвратить? Более того, после этого у меня возник дурацкий комплекс ложной вины!
Но тогда я не знал, что твой бог приготовил мне кое-что еще. Тоже осенью, после первого курса аспирантуры.

5

Наши пути разошлись после окончания университета. Ты решил уехать в родной город, а я поступил в гребаную аспирантуру для того, чтобы остаться в Питере. Именно тогда я стал серфером. Во время учебы у меня, по большому счету, не было денег, и я был вынужден часами дожидаться халявного доступа в Интернет возле кафедры электротехники, и как следствие, не слишком часто им пользовался. Когда я стал работать, это удовольствие стало неотъемлемой частью моей жизни, поскольку я мог сидеть в Интернете бесплатно, когда захочу и сколько захочу. Интернет, Чико – это целый мир, в котором живут все, кому не лень: студенты, журналисты, компьютерщики, гении и даже маньяки. Последних, IMHO, больше всего. Естественно, первое время я был большим поклонником таких сайтов, как www.anal.com и www.fuckme.ru, но в скорости мне это надоело, и я стал бродить по просторам Интернета, удивляясь всяким разностям и любуясь красотой дизайна отдельных порталов. Но и это занимало меня не более месяца. Не прошло и одного квартала моего обитания в сети, когда она сузилась для меня до почтового ящика на Яndex'е и форума на сайте нашего с тобой родного городка. Хо-хо, уж на форуме я развлекался на всю катушку. Психологи частенько пишут всякие заумные статьи по поводу изменения пола в виртуальной сети и о том, что бы это могло значить с точки зрения диагноза мнимого пациента… Ну да пусть они все хором поцелуют меня в задницу! На форуме я выбрал роль умной, но достаточно отмороженной девушки Jo-Jo и смущал парней, нисколько не замечая в себе каких-либо перемен в реальной жизни. Когда это приелось, и я стал вести обыкновенную переписку с самыми активными форумистами.
Однажды на форуме появилась некая Марианна, которая ничуть не уступала в своей развращенности и, что удивительно, сообразительности Jo-Jo. Как ты понимаешь, меня просто не могло это не заинтересовать. Я стал наблюдать за полемикой, которую развела эта нахальная дамочка. Она так ловко издевалась над форумистами мужского пола, что я грешным делом стал думать, что это, как и моя Jo-Jo, вовсе не женщина, а банальный мужик  с висюльками пониже пупка. Но в Интернете еще никто никого не хватал за причиндалы, и проверить мою догадку можно было только встретившись с Марианной в реале. Я стал переписываться с ней. Процесс предварительной разведки на тему принадлежности к женскому полу заключался в том, что я задал ей парочку вопросов, на которые, по моему разумению, могла ответить только женщина (как будто парень не мог спросить ответ на эти вопросы у своей сестры или подруги!), и она с успехом прошла этот этап. Еще парочка писем, и я знал, что Марианна учится в институте и живет в Питере. Несколькими днями позже мы созвонились и договорились встретиться на Техноложке.
Марианна пришла не одна. С ней пришла ее подруга. Вообще говоря, это можно было ожидать, так как женский пол ходит на подобные свиданки исключительно стайками, что придает им ощущение собственной безопасности. Безопасности, я бы сказал, мнимой, несмотря на специально выбранные места с большим скоплением людей. Чуть позже я узнал, что две девушки, пришедшие на встречу – сестры.
Обе были выше меня ростом. Не настолько, чтобы я скукожился от инстинктивного страха, но достаточно, чтобы закрыть мой обыкновенно болтливый рот и принять позицию полузащитника. Первая, собственно, Марианна, была в белых штанах и плотно облегающей грудь белой футболке. Грудь топорщилась, как мне показалось, слишком уж откровенно, но стоило мне перевести взгляд на ее сестру, как я понял, что эта откровенность – цветочки по сравнению с бюстом сестренки. На сестренке было ярко красный сарафан с таким вырезом на груди, что будь я быком, я бы на месте растерзал обладательницу такового.
Марианну вот  уже двадцать два года как звали Леной, она носила косички и слишком заметно красилась. У нее было чуть полноватое лицо, чувственный рот, глубоко посаженные зеленые глаза и слегка вздернутый нос, но при всем этом, такой ландшафт ее ничуть не портил, а даже придавал некий шарм. Фигура ее отличалась несколько более развитыми плечами, чем у других девушек. Когда мы познакомились поближе, она сказала мне, что три года занималась плаванием. А я четыре года бегал, Чико, в твоих кроссовках. Хорошо, что они не на липучках, правда?
Сестренка Даша, за исключением выдающейся груди, во всем остальном была вполне обыкновенной девушкой. Темные волосы, доходящие ей до плеч, карие глаза на чуть округлом лице, маленький носик, припухлые губы и воистину женственный покатый подбородок. Ее формы, если это может кого-то заинтересовать, напоминали гитару в том смысле, что линия бедер была четко очерчена, и талия, хоть и не осиная, имела место быть. Да, она была совсем обыкновенной девушкой.
Девчонки болтали без умолку. Темы для разговоров выплывали одна из другой: учеба, работа, подруги, подруги подруг, приятели этих подруг и, разумеется, секс с этими приятелями. Тема секса, пожалуй, возглавляла список самых-актуальных-проблем, которые трогали развязных (это ты уже понял) сестричек. Мне, конечно, не было дела до того, сколько у кого было мужчин и женщин, но я решил дать им выговориться – заодно и узнаю что-нибудь полезное. Лена трещала о своем ненаглядном старшем брате, какой он у нее хороший, красивый и сильный. И такой добрый, что даже разрешил пригласить на его свадьбу двух Лениных подруг, которые когда-то делали ему минет. Свадьба брата была второй по важности темой разговора. В связи с этим, вероятно в шутку, сестричка Даша несколько раз вспоминала про меня и бросив на нас  с Леной быстрый взгляд, говорила: «Смотрите у меня, до свадьбы – ни-ни!». Не правда ли, странное поведение для первого свидания? Но тогда я воспринял это как глупую шутку, и нимало не смущаясь, прогуливался с сестрами дальше вдоль по вечерним улицам города.
Вот так мы и провели этот вечер и еще несколько вечеров. Выпады сестренки становились все агрессивнее, и я уже начал подозревать, что за этим может скрываться больное самолюбие, психологические комплексы или – ведь мне можно было немного помечтать? – ревность к сестре. А Лена тем временем хоть и не становилась менее шумной и болтливой, но в ее глазах я стал замечать какую-то грусть.

На восьмое свидание (это было на Светлановской площади) Лена пришла одна, без сестры. «Моя чокнутая Даша заболела, - сказала она, - но передавала тебе привет и просила меня быть поосторожнее с такими, как ты». Лена устало улыбнулась. Я обнял ее за талию, а она меня – за плечи, и мы пошли в сторону Удельного парка.
Ты знаешь, Чико, чем это обычно заканчивается? Ну, конечно, теперь ты знаешь. Я стал встречаться с Леной (сестра больше не приходила) и в один прекрасный момент она призналась, что любит меня. Я же не испытывал к ней подобных чувств. Может быть, она мне нравилась, но до взаимности было далеко, как до Луны на черепахе. Не забывай, что в нашем родном городе меня ждала моя девушка. Лену я не любил, и все же, ЭТО произошло у меня в общаге, на узкой скрипучей одноместной кровати, с провисшей металлической сеткой, еще хуже тех, на которых мы в свое время спали с тобой, Чико.

6

Аспирантская общага до тех пор, как ее снесли, видимо, решив, что капитальный ремонт обойдется дороже строительства новой, представляла собой кирпичное двенадцатиэтажное здание, насквозь прогнившее и провонявшее потом многих поколений заумных и не очень прохиндеев, в основе своей косящих от выполнения священного долга перед Родиной. Говоря проще, аспирантура как таковая никому была нафиг не нужна. А вот что на самом деле было нужно, так это крыша над головой и верная отмаза от армии. Кандидатские диссертации писались по ходу дела, и в случае удачного расклада, кое-кто даже умудрялся получить право написать на своей визитке три буквы – к.т.н. В общем, приходилось быть умным, знаешь ли.
И вот в этой самой общаге жили аборигены-клопы и преходящие аспиранты. Наш сон всегда охраняла какая-нибудь злая бабка-вахтерша, бодрствовавшая до половины второго и уходящая на заслуженный отдых себе в каморку, предусмотрительно закрыв от врагов входную дверь на замок. После этого до самого утра бабку было невозможно разбудить даже авиабомбой. Утром в общаге появлялось бдительное око комменды, и проводило проверку на предмет боевой готовности бабки; как правило, бабка была бодра и весела, что убеждало комменду в непогрешимости оной. А нам, чтобы не будить старую мымру, приходилось изголяться. Угрюмо постояв у фасада общаги, пьяные полуночники шли к торцу здания и пробирались себе в комнаты по петляющей пожарной лестнице с балконами. На эту пожарную лестницу сначала надо было еще забраться, поскольку первый балкон находился на высоте не менее двух метров, и я не видел, чтобы по ней часто лазали девушки. Далеко не каждой это было под силу. А чужим оставаться на ночь в общаге не разрешали. Это был пунктик!

Лучшего места, чем моя общага, у нас с Леной не было. Чико, ты когда-нибудь видел, чтобы девчонка так хотела парня, чтобы ради этого в цивильной одежде карабкалась на пожарную лестницу? Этого ты видеть не мог, а у меня была такая девчонка. Лена с трудом (все в первый раз делается с трудом) подтянулась, закинула ногу на балконную плиту и дотянув себя до уровня перил, перелезла их и спрыгнула на балкон.
Мы поднялись до шестого этажа и остановились на балкончике, переводя дух. Теплая ночь конца июля, казалось, ласкала нас, а звезды, такие яркие в безоблачном небе, сверкали и подталкивали к чему-то очень необычному. Я обнял Лену за плечи, притянул к себе, и наши губы слились в поцелуе. У нее была противная привычка высовывать язычок и быстро, будто бы жаля, облизывать им мои губы. Но в тот раз она этого не сделала, и теперь это единственный действительно приятный момент наших отношений, который я могу вспомнить. Для меня это был проблеск романтики. А для нее? Увы, я не знал, кем я был для нее на самом деле – игрушкой, или любимым человеком. Теперь я бы сказал, я был ее любимой игрушкой. Но она сама поняла (поняла ли?) это намного позже.
Дверь в кухню на одиннадцатом этаже была открыта (а с чего бы ей быть закрытой, если я еще не вернулся домой, да, Чико?) и мы с Леной, стараясь не будить соседей, проскользнули в мои апартаменты.
В эту ночь клопы нам не мешали. Они просто не могли нам помешать. И дело даже не в том, что секс был бурным и яростным, как майская гроза, совсем даже наоборот. Лена лежала, раскинув ноги, на кровати, которая своим скрипом мешала моей потенции, а я старательно пыхтел, пытаясь не ударить лицом в грязь. В этом тайме счет так и не был открыт - никто не кончил, хотя возня заняла достаточное время моей жизни. А потом я надел трусы и в романтическом расположении духа, замертво завалился спать. Лена обняла меня, как плюшевого слона (у нее дома был плюшевый слон, я его видел своими собственными глазами, так что тут никакого подвоха быть не может), сложила на меня одну из своих нижних конечностей, и тут же быстро уснула. На следующее утро нам обоим надо было идти на работу.

7

Как обычно, на выходные я приезжал в родной город из этого душного мегаполиса, погрязшего в суете, с его рабочими днями и ночами, хранящими от любопытного взора множество нечестивых дел. Я приезжал домой, приводил к себе девушку и мы не расставались с ней до самого утра понедельника, когда нервный писк будильника выдергивал меня из постели, и я на первой электричке снова уезжал в Питер.
Начиналось второе воскресенье с момента нашего с Леной знакомства. К этому времени у нас на счету были уже две ночи в одной «постели», если можно так выразиться, учитывая известные обстоятельства. Я, кажется, затянул с «Квакой» (компьютерные хронофаги не дают покоя в любом возрасте). Кроме того, меня мучила мысль о том, стоит ли заморачиваться с Леной, если до нее есть дело только моей второй голове. Единственное, что меня прельщало, кроме секса – возможность поиздеваться над женским полом в лице Лены. Попудрить мозги, изобразив из себя этакого Донжуана… Уже давно перевалило за полночь, и моя Настя крепко спала, отвернувшись лицом к стенке и по обыкновению положив руку под подушку. Я выключил компьютер и потянулся к мобильнику, чтобы дать отдохнуть и ему. Именно в этот момент мобильник призывно пискнул, и на дисплее высветился конвертик – символ пришедшей SMSки. Лена писала, что она любит меня и ей очень больно делить парня с другой девушкой. Я удалил сообщение, и блаженная ухмылка появилась на моем лице. Наверное, именно тогда я совершил вторую ошибку, в результате которой… Чико, ты знаешь, почему я ненавижу кроссовки на липучках? …После этой SMSки я все-таки решил стать Донжуаном. Я лег спать, обнял Настю, и мы проспали до двух часов дня. Той ночью была гроза, но мы ее не слышали, а когда проснулись, снова светило солнце и лишь кое-где досыхали остатки луж.

8

Настя так никогда бы и не узнала о Лене, если бы не любила балет. А я бы продолжал бегать в твоих кроссовках, Чико, если бы знал тогда, что в этой жизни за все приходится платить и у этого правила не бывает исключений.
Я уже забыл и думать о Даше. А она тем временем изнывала от ревности и обиды за свою сестру. Даша слишком сильно любила Лену и наверное, чувствовала в глубине души, что это не тот случай, когда можно пустить все на самотек, ожидая счастливого финала. С каждым днем ощущение, что ее сестрой просто пользуются, становилось все сильнее, а сестра кидалась в омут неразделенной любви, позабыв обо всем на свете. Даша устала от этих мыслей, она пыталась делать все возможное, чтобы помешать Лене встречаться с «этим обалдуем». Даша «забывала» ключи от дома, и Лене приходилось отменять свидания, чтобы дождаться горемычную сестренку с работы, Даша прятала ключи Лены, а однажды даже отключила телефон в доме и я просто не смог дозвониться к ним.
Сестры знали, что у меня дома есть девушка, и Даша всегда негодовала – почему таким хорошим людям, как ее Лена, не везет в любви? Есть ли бог, когда в ответ на ТАКИЕ (!!!) чувства ее сестра получает лишь холодное внимание, а она сама от переживаний не может найти себе места? Есть ли он, этот бог?
Надо было что-то делать. Если меня нельзя было отбить у Насти и влюбить в Лену, значит… И тут у Даши возникла по-настоящему сумасшедшая идея, с помощью которой, как ей казалось, можно решить все проблемы.

Все, что мне было интересно знать о Даше, я узнал от Лены на первой же встрече тет-а-тет. Единственное, о чем я не знал, и о чем Лена не сочла нужным упоминать, было то, что в детстве Даша стояла на учете у психиатра. Признаки заболевания, выявленного в нежном возрасте, вроде бы исчезли, и все в семье считали, что теперь о психиатрии можно благополучно забыть. Они ошибались, Чико. Бог милостив, но почему-то они ошибались.

9

Бабье лето выдалось в тот год теплым, почти без дождей. На Невском бойко торговали прохладительными напитками и мороженым, в кинотеатрах крутили «Людей в черном-2», вот-вот обещал открыться театральный (и балетный!) сезон, и как раз тогда ко мне снова вернулись мои сны. Сюжет снов не менялся. Все та же девушка (но на этот раз лица не было видно) и сбивающая ее машина. Я не мог никого оградить от такого поворота судьбы, или хотя бы предупредить о грозящей опасности, и мне пришлось смириться с ролью провидца чей-то смерти. Я знаю, это звучит омерзительно, но я плюнул на все и даже наслаждался этим кошмаром, пытаясь изменить ход событий во сне. Иногда мне удавалась прогнать сон, но если я смотрел его до конца, трагический финал оказывался неизбежным. Даже во сне я не мог ничего с этим поделать. А время шло.

Моя провинциальная девушка, никогда не видевшая балет «в живую», а только по телевизору, но любившая это действо до умопомрачения, терзала меня упреками в недостаточном внимании к ее персоне (два дня общения в неделю – это на самом деле мало, скажу я тебе, Чико) и просьбами воздать хоть какую-то сатисфакцию. Мне предлагалось сводить ее на балет. Я долго упирался, но, как говорится, «вода камень точит», и в один прекрасный день октября я, наконец, сдался, к вящей радости Насти. Мы договорились, что я покупаю билеты на два места в партер Малого Оперного (пятница, семь часов вечера, «Лебединое озеро», есть на что поглядеть), она приезжает в Питер чуть загодя, и мы с ней идем смотреть представление.
Наступила пятница. Я взял отгул и ждал свою ненаглядную, с утра предупредив Лену, чтобы некоторое время не беспокоила. Днем, сразу после обеда, меня сморил тяжелый, беспокойный сон. Мне снился какой-то бред: астры, растущие посреди океана (Настя любила астры), радужные разводы нефти, плавающие в воде голубые и черные ленты и где-то далеко-далеко дымок уходящего за горизонт парохода.
Пейзаж стал растворяться, и его место заняла уже знакомая картина. Лицо девушки. На этот раз я, кажется, мог его разглядеть. Немного четче, еще немного, еще чуть-чуть! Осознание наступило практически одновременно с пробуждением. Я вскочил с кровати, побежал к телефону и стал судорожно набирать номер Лены. Это было ее лицо.
Я уговорил Лену встретиться. Я хотел предупредить ее и все объяснить, если только я успевал сделать это. Мы договорились встретиться у Малого Оперного, куда у нас с Настей были куплены билеты. Как раз за час до вечернего сеанса. Я оставил Насте записку («Извини, что не встречаю, срочные дела. Встретимся у театра в 18.40»), быстро оделся и поехал на встречу с Леной. Начался такой редкий в ту осень дождь.
Помню, что когда я ехал в метро, я весь дрожал. Только бы успеть предупредить! На «Маяковской», станции пересадки, мне в голову забралась мысль, что уже поздно. Эта мысль никак не хотела уходить, и я мучился до того самого момента, пока не увидел живую и здоровую Лену, одиноко стоящую под навесом у входа в театр. Господи, как я был счастлив! Я обнял ее, крепко прижал к себе, замер, и мы стояли так, наверное, минуту, не меньше. А потом я стал рассказывать. Я рассказал ей о повторяющихся снах и про случай на Лесной, сказал, что после того случая сны пропали, но недавно снова начались. Наконец, я собрался с духом и рассказал про последний сон. О том, что во сне я видел ее…

Чико, как ты думаешь, каким местом женщина чует, что ее мужчина ей изменяет? Не знаешь? Смею тебя уверить, ты не одинок. Этого никто не знает. Иначе это место вырезали бы при рождении. Но мне кажется, достаточно того, что женщина чувствует измену, и точка. Однажды я разговорился на эту тему с одним из своих знакомых, разведенным холостяком. Знакомый изрек, что «когда ты со своей живешь все время вместе, измену просто невозможно не заметить. В твоей жизни происходит сбой, ты пытаешься вести себя как можно естественнее и переигрываешь. А когда вы встречаетесь раз в неделю – изменяй, сколько влезет, никто не заметит». То есть как раз мой случай. Но то ли у моей Насти интуиция была уж слишком развита, то ли я где-то прокололся, но факт в том, что Настя начала меня в чем-то подозревать. И, как я догадываюсь, смутное сомнение зародилось у нее не далее, как в конце августа, когда я уже вовсю резвился в чужих «садах наслаждения» (помнишь, у одного шейха такое было?). Будучи достаточно умной, Настя не пыталась вызвать меня на открытую беседу, и до поры до времени хранила молчание ввиду отсутствия веских доказательств моих похождений «налево».
Надо было тому случиться, что в то время, когда я пошел на встречу с Леной, ее сестренка позвонила Насте на трубку. Не знаю, откуда она взяла номер ее телефона; наверное, Лена (большая любительница покопаться в чужих вещах) высмотрела его в моей записной книжке и сказала сестре. И вот сестра наплела Насте с три короба про наши отношения с Леной и сообщила, что мы с Леной как раз с минуты на минуту встретимся. Разумеется, она сказала, где это будет.
Такими моментами надо пользоваться. Настя, прямо с электрички, не заходя ко мне в общагу, поехала ловить меня «с поличным». Это, без сомнения, был беспроигрышный ход.

Ты готов, Чико? Наступает, как это говорят в академических кругах, кульминация всего действа. Слушайся маму и папу и не повторяй моих ошибок.

Все было быстро и просто. Настя, запыхавшаяся и ужасно красивая, выбежала из-за угла соседнего дома и увидела нас с Леной как раз в тот самый момент, когда я обнял ее и притянув к себе, поцеловал. Первой Настю заметила Лена. Ее взгляд метнулся от меня в сторону и застыл. Вдруг ее глаза стали огромными, как блюдце и, как я понимаю теперь, я увидел в них страх пойманного животного и что-то еще, что заставило меня посмотреть по направлению этого взгляда. Моя Настя, не видя ничего перед собой, что-то крича, перебегала площадь, приближаясь к нам, а наперерез ей несся серебристый «Опель».
Чико, я бы хотел сойти с ума по-настоящему, и может быть, поверить в то, что ничего этого не было, но когда за окном сгущаются сумерки и в соседней палате сосед, считающий себя оборотнем, начинает выть на луну, память, мой палач, неизменно подсовывает мне одну-единственную картинку... Смейся, Чико. Ты далеко от этого мрачного паноптикума и ты пока можешь смеяться. А у меня в горле стоит ком и так сложно не зарыдать, когда я в тысячный раз, как на поляроидном снимке, вижу ее тело на мокром асфальте, разбросанные руки, такие нежные, когда она ласкала меня и каре, запачканное кровью. Так я потерял свою девушку.
Водитель, сбив Настю, остановил автомобиль, и мне показалось, что я слышу смех, доносящийся из него. Смех совершенно ненормальный. Видимо, водила сошел с ума. Дверца салона отворилась, и мы с Леной с ужасом увидели… Дашу, сидящую за рулем. Она смеялась.

10

Тебе осталось читать совсем немного, Чико. А после того, как я закончу это письмо, я спокойно уйду. Да, у тебя были классные кроссовки, и они помогали мне неплохо бегать. Теперь они помогут мне уйти. Я даже купил себе новые шнурки. Тут тоже можно купить почти все.
Даша, угнавшая машину у парня одной из своих подруг, сейчас находится в соседнем корпусе. Думаю, больше она никому не причинит вреда. Лена, говорят, вышла замуж за какого-то богатого старикана. Жизнь продолжается, Чико. В этом, наверное, и заключается величайшая мудрость твоего бога и величайшая насмешка над всеми нами. Только при всей этой мудрости и хваленой добродетели на нашей грешной земле развелось столько бессмысленной злобы, и так много невинно пострадавших людей, что мне иногда кажется, что никакого бога просто нет, а управляет всеми нами слепой случай. Это как игральные кости: кому выпадет дубль, а кому – пусто.

А теперь прощай, Чико. Загляни как-нибудь к моей матери и скажи, что она – единственная женщина, кого я на самом деле люблю и никогда не предам. Тем более теперь, когда мне остается всего лишь пойти помыть руки. С мылом, конечно. Прощай.

P.S. Это не похоже на меня – добровольно уходить из жизни. Но дело в том, что твой бог любит троицу, и я предоставлю ему возможность испытать истинное наслаждение. В момент смерти моя Настя была на втором месяце беременности. Один, два, три.