Первая попытка

Первая попытка
(отрывок из повести)
Сергей побултыхал рукой в ванной и добавил в кран холодной воды. Затем разделся донага и медленно, затая дыхание, погрузился в поблескивающую отраженным электрическим светом парящую воду.
«Не любила мать Петра Ивановича, Это уж точно. И чушь все это, что они с Петром, по ее словам, по любви поженились, - в который раз подумал Сергей. - Чушь. Влюбленность
-да, была. Гордость. А как же? Артист. Веселый абаяша, ручки целует». Да и позже так
ни на ком и не остановилась. И тот не хорош, и этот плох. Все больше развлекалась и, по
словам бабушки, хвостом крутила. А красивая была: стройная шатенка с правильными
чертами лица, неизменно гладкой зализанной прической и широко открытыми, как бы
вопрошающими глазами. Сергей хорошо помнил, с каким строгим изяществом, как
должное, принимала она услуги или комплименты незнакомых мужчин, когда таскала его,
маленького, по магазинам, а потом с тяжелой сумкой проваливалась в метро или тряслась
в трамвае. Он хорошо помнил их подобострастные сальные улыбочки: «Садитесь
пожалуйста», «Давайте я вам подержу», «Ой, какой у вас мальчик хороший. Где же ты
мальчик, такую красивую маму нашел?»
Так и пробегала во вдовушках до сорока лет под скорбные бабушкины вздохи о непутевой своей дочери и беспризорном внуке-безотцовщине. Скорее всего природным своим чутьем Женщины с большой буквы она угадывала грядущую судьбоносную встречу с Принцем, ждала ее и не ошиблась.
Ко всем материным романам, впрочем, их было не так много, Галина не разбрасывалась, Сережа относился с пониманием, поддерживал хорошие отношения с ее ухажерами, прикипал сердцем к некоторым и сильно переживал, когда кто-либо из них уходил из его доверчивой, еще такой коротенькой, жизни.
-Мама, а где дядя Миша? Почему он так долго не приходит?
-В командировку уехал, - беспечно отвечала Галина.
-А куда? Когда приедет? - настаивал Сережа.
-Далеко. Не знаю. А ты почему гулять ходил, а уроки до сих пор не сделал? Бабушка на тебя жалуется..,
Как-то в четвертом классе Сережа поймал обрывок разговора между мамой и бабушкой. Бабушка сетовала, что не удержала-де мама тогда около себя хорошего человека, а теперь, мол, наверное, локти кусает.
-О чем ты говоришь, мама, - возражала Галина. - Вспомнила бабушка, как девкой была. Того человека уж, небось, в живых нет, а ты все никак забыть не можешь.
Фразу «в живых нет» Сергей воспринял буквально и несколько дней тайком лил слезы, заперевшись в ванной. К дяде Мише, о котором шла речь, Сергей был сильно привязан.
Последнее увлечение матери перед встречей с Принцем даже сейчас, спустя почти тридцать лет, Сергей вспоминать не любил. Сопливым подростком он случайно заглянул за кулису жизни, увидел не накрашенный разгримированный мир и свою мать в том мире, отвратительную и чужую, и содрогнулся от боли и досады. Досады на то, что это случившееся и так не ко времени подсмотренное им - реальность, которую нельзя выкинуть, как испачканную дерьмом тапочку или позабыть, как скверный горячечный сон. Которая теперь будет с ним, Сергеем, до конца.
Алика восьмиклассник Сережа впервые увидел у них дома, куда группа одиннадцатиклассников заглянула навестить свою болящую классную руководительницу
- его маму. Алик был весел, все время балагурил, чаще других галинвасилькал и этим
обратил на себя Сережино внимание. Этакий играющий мальчик. Через какое-то время
Алик с мамой пришли к ним домой после занятий и до вечера оформляли стенд,
раздвинув стол, застелив его ватманом и разбросав по нему кучу каких-то репродукций.
Алик все время хохмил и по-прежнему часто галинвасилькал. Мама смеялась, называла его
 балаболкой и ерошила за волосы. Как-то утром мама предложила Сергею поехать с ней погулять в Серебряный Бор. Тот, пораженный, согласился. На конечной остановке двадцатого троллейбуса их ждал Алик. Сергей не очень удивился: нечто подобное он уже предполагал. Улыбающийся Алик, в лыжной шапочке, спортивном костюме и пальто регланом, шутливо поздоровался с Сергеем за руку и спросил: «Что ж тебе мама лыжи не купит? Здесь такие горки классные, вот бы погонялись! А? Галина Васильевна? » - Он обернулся к маме. «Да уж теперь на следующий год сразу две пары купим: я, может быть, тоже приобщусь», - ответила Галина.
Сначала благообразно бродили по снежным, желтовато-розовым на выступающих неровностях, затоптанным аллеям. Галина с Аликом серьезно и вдохновенно перемалывали кости учителям и одноклассникам, а Сергей расстреливал снежками деревья-старожилы. Потом Алик, вконец продрогший, спровоцировал Сергея на снежный бой, а Галина, не колеблясь, приняла сторону сына. Бой был яростный, но короткий. Затравленный превосходящими силами противника, Алик упал, а" Галина, хохоча, вдавила его в сугроб своим телом. Потом набрели на ледяной скат, довольно крутой. Первым отважно прокатился на ногах Алик. За ним, превозмогая ужас, Сергей, Стоя внизу, Алик канючил: «Галина Васильевна, ну давайте! Совсем не страшно. Ну Галина Васильевна!» Галина вроде бы сначала колебалась, примеривалась, но потом вынесла окончательное решение: «Одна - никогда и ни за что! Только если с кем-нибудь из вас. » Они поехали с Аликом. Он - впереди, она- сзади в Г-образной позе и повизгивая от страха. Внизу, перед самым выходом из пике, они, конечно же, завалились. Галина лежала в сугробе на спине и, вся в слезах, хохотала до тех пор, пока вконец не обессилила и ее пришлось поднимать за руки.



На обратном пути, уже на остановке двадцатого, Алик упрашивал: «Ну Галина Васильевна, что здесь такого? Зайдем к нам, обсушимся, чаю выпьем с тортом. Родителей я предупредил». Но Галина наклонилась к его уху и, почему-то по складам, заговорчески, прошептала: «Не-у-доб-но».
В следующее воскресенье Алик прикатил тяжелые, старые, тронутые ржавчиной санки, и они по очереди и парами катались с гор. На обратном пути Алик настойчиво уговаривал зайти к ним в гости: «Ну Галина Васильевна, здесь же два шага всего, обогреетесь. И родители ждут». Галина деловито пошарила под курткой и в штанах промокшего насквозь сына и, озабоченно вздохнув, согласилась: «Разве что ненадолго».
-Ой, Галина Васильевна, какой сынок-то у вас взрослый, - открывая перед ними дверь, сказала мать Алика, засушенная сутулая женщина. - А мне Алька говорит: Сережка, Сережка. Я и думала, что Сережка вот такой. - Она показала рукой на уровне пояса. - А он вон какой взрослый, выше мамы. Проходите, проходите скорее. Сеня! Где ты там? Галина Васильевна пришла.
Седой лысый Сеня, отец Алика, расшаркался и побежал ставить чайник. Сопротивляющихся Сергея полностью, а Галину частично, переодели во все сухое, разбросав их мокрую одежду по батареям. Перед чаем, как водится, появилась холодная закуска и бутылка «Московской». Пить водку Галина наотрез отказалась: ни с морозу, ни с устатку - никак. Мол, не пила никогда белое, да и сейчас ни к чему. Сеня было взгрустнул, но Раиса, мать Алика, юркнула в буфет и достала бутылку кагора.
-Вот, Галина Васильевна, это нам, женщинам, а мужчины пусть своим греются,
-А Алик что, уже белое пьет? - Галина наивно округлила глаза, Сеня окончательно смешался, а бойкая Раиса нашлась:
-Да с отцом они иногда , по стопочке, по праздникам. А что сделаешь? Совершеннолетний, 18 лет, вот, стукнуло.
Разговор за столом крутился вокруг выпускных экзаменов, армии и института. Окруженный всеобщим вниманием, Алик кокетничал и заправски, с шиком, опрокидывал
в себя стопки, стараясь не морщиться. Сергею, негласно причислив его к женщинам, наливали кагор,
-Я им твержу каждый день, - профессионально по-учительски вещала Галина, - что сейчас решается их судьба. Девочки хоть десять раз могут поступать в институт, У вас же, мальчишек, всего один шанс. Или - или. - Она убежденно посмотрела на Алика, а затем, зачем-то, на Сергея.
-Вот и мы с Сеней всю плешь ему переели, - подхватила Раиса. - Занимайся, занимайся, экзамены на носу. А у него: то на футбол они собрались, то в баскетбол играть, то к девчонкам на день рождения.
-Ну какие сейчас могут быть девчонки, - приняла эстафету Галина, - если он в МАИ собрался поступать! Такой институт серьезный. Я своему вот тоже говорю...
Она так и не успела сказать, что говорит «своему», так как Сеня неожиданно, звонким басом, запел: «Первым делом, первым делом самолеты, ну а девочки, а девочки потом». Алик откровенно заржал. Глядя на него прыснул Сергей, а Галина, сдерживая улыбку, заметила:
-Вот-вот, Семен Сергеевич, всему свое время. Непродолжительную паузу прервала Раиса:
-В этой четверти скатился дальше некуда. Не понимаю, как так можно. Она укоризненно посмотрела на все еще веселящегося Алика, а Галина, почему-то обращяясь к Семену Сергеевичу, сказала:
-Было б не обидно, если бы дураком был, а то ведь светлая голова, любой учитель, вам скажет. Вот Трофимова или Гузман, например. Ну не дано. Хоть об стенку бейся, а выше головы не прыгнешь. Алик притворно сконфузился и завозил пальцем по столу, а Галина продолжала:
-Вот и Сережка тоже. В седьмом классе почти отличником был, а сейчас не знаю, что на него наехало. А ведь тоже экзамены в этом году.
Сергею было странно слышать, как его мать на протяжении всего разговора назойливо ставит его, еще пищащего, с неломаным голосом, мальчишку, на одну доску с сидящим напротив его уже мужчиной со взрослой колючей щетиной на лице. Он вдруг понял, кого напоминал ему этот резвящийся вселюбимец: одноклассника Олега Филатова, красавца и любителя побалагурить с учителями. Все те же ужимки и прыжки. В то время Сергей, еще смотревший себе под ноги и мало обобщавший, не мог знать, что подобные алики-филатовы присутствуют в каждой советской школе, если не классе. Да и в не советских школах, пожалуй, тоже.
Еще пару раз за зиму приходили они греться к родителям Алика. Ближе к весне Галина стала часто задерживаться где-то после работы. Иногда приходила за полночь. Алик появлялся у них дома редко, на короткое время и только когда не было бабушки. Дело в том, что бабушка, относящаяся благосклонно ко всякой твари и никогда ни с кем на памяти Сергея не конфликтовавшая, повела себя по отношению к Алику недружелюбно и даже агрессивно, когда впервые встретила их с мамой на 4-й Мещанской. Они забежали после уроков попить чайку. Сергей уже был дома. Алик учтиво представился бабушке, но та, зыркнув и прошипев что-то нечленораздельное, стала быстро куда-то собираться.
-Мама, ты далеко направляешься? - спросила опешившая Галина.
-К Шуре, - застегивая боты, буркнула бабушка.
-Ты же не собиралась, вроде.
-А теперь собралась. Сказала и хлопнула дверью. Сергей был потрясен.
Спустя какое-то время Галина задержалась после работы. Не дождавшись ее, Сергей заснул. Среди ночи его разбудил голос: бабушка вслух говорила сама с собой. «Дура сорокалетняя, мужиков ей мало, - услышал Сергей, - мальчишку окрутила. — Бабушка шумно и тяжело дышала: у нее была грудная жаба. - Дура наглая, парня совсем
забросила, от рук отбился». «Ну уж это она зря», - быстренько подумал Сергей. Сна как не бывало. Весь внимание, он тихо лежал, боясь пошевелиться. «Стыд то какой, это же надо!
- вырывалось из больного бабушкиного сердца накипевшее. - В два раза моложе себя
отыскала! Непутевая баба... Свою жизнь построить не может, по чужим подушкам
шляется...»
Представлял ли тогда восьмиклассник Сережа в деталях, какие отношения связывают его маму-учительницу с ее учеником Аликом Кругловым? В общем виде - да, в деталях - нет. Он, конечно, понимал, что эти зимние прогулки и совместное оформление стендов - неспроста. Что не только попить чайку или отыскать какую-нибудь книжку заходят они вдвоем после уроков, когда нет бабушки. И вечерние мамины отсутствия он непосредственно связывал с Аликом. Но как только Сережа пытался представить, а что же они делают вдвоем, когда никто не видит - ничего не получалось. Даже целующимися они не вмещались в его сознание. Только то, что видел сам, представлялось ему тоскливыми вечерами в ожидании припозднившейся матери: полуулыбки, подтрунивания друг над другом и легкие, как бы случайные, касания тел.
Как-то Сережа должен был задержаться в школе до вечера, а бабушка - уйти в гости к подруге. Вернувшись домой, Сергей долго насиловал звонок. Решив, что дома никого нет, он полез за ключами, но дверь неожиданно отворилась. На пороге стояла мама. Спокойная, в халатике,
-Ты что так рано? А к нам Алик зашел. Ты его сейчас особо не дергай, он занимается. Завтра у них городская контрольная по математике.
Алик лежал на диване свернувшись калачиком лицом к стене, под торшером, и сосредоточенно копался в учебнике. Сергей, конечно же, не смотря на мамино предостережение, стал его дергать. Склонившись над учебником, он стал задавать идиотские вопросы: «А это что? Вы уже такие формулы проходите?! А это как называется? А это легкотня, мы уже проходили...» Алик односложно отвечал, а потом вдруг приподнялся на локте: «Посмотри скорее вон туда».
-Куда?
-Да вон на дверь. Только внимательно,
Сергей, ничего не понимая, повернулся и уставился туда, куда показал Алик. Ничего необычного там не обнаружив, он открыл рот, чтобы переспросить, и снова повернулся к Алику. Тот, весь изогнувшись, лихорадочно застегивал пуговицы на брюках.
В первое мгновение Сергей решил, что Алик быстро пытается ликвидировать маленькую мужскую аварию, пока не видит мама. Но мама стояла лицом к Алику. Она вытирала пыль с торшера. В это первое мгновение Сергей даже успел подумать, что надо как-то предупредить Алика, что атас, мол, мама смотрит, но тот, скрюченный (что-то у него там в ширинке заело), поднял голову и встретился глазами с Сергеем. Ах этот испуганный взгляд, средоточие стыда и порока, в один миг сорвавший перед Сергеем ханжеский лживый пеньюарчик с чувственного мира взрослых! С того мира, где и его мать пребывала тоже. В этот миг Сергей понял все.
Не помня себя он развернулся и вышел в коридор. Бежать. Сейчас же, сию минуту
- колотилось сердцем по всему телу. Куда? Неважно. Отсюда. Он взялся за пальто и
кепку, но чьи-то сильные руки обхватили его за плечи и грудь и оттащили от вешалки.
Хохоча, как бы в шутку, Алик пытался опрокинуть Сергея на спину, но тот ожесточенно,
чуть не плача, вырывался. Наконец, ему это удалось. Схватив одежду, красный, с
перекошенным лицом, он выскочил вон и скатился по лестнице вниз.
«Я всех ****!» - каждый раз ударяя ногой по консервной банке, рычал Сергей. В расстегнутом пальто, он гнал эту банку вверх по пустынной 4-Мещанской улице. Запыхавшись, он свернул на Троицкую и остановился. Ему захотелось кого-нибудь избить. Неважно кого, но чтобы в кровь, вдребезги, и растоптать каблуками. Он огляделся. Троицкая была пуста. Тогда он подошел к прилепившейся к дому водосточной трубе и нанес ей со всей силы несколько ударов с левой и правой рук. Было совсем не
больно. Он разжал кулаки, посмотрел на медленно заполняющиеся кровью ссадины на суставах, набрал в легкие побольше воздуха и заорал во всю мощь своего звонкого, еще мальчишеского голоса: «Мою мать ебу-у-ут!» Проходившая по 4-Мещанской парочка остановилась и молча наблюдала. Сергей побежал вниз по Троицкой к Екатерининскому парку. «К кому идти и сколько сейчас времени?» - остановившись, подумал он. «На Товарищеский?» Он пошарил в карманах - денег на метро не было. И тут его осенило: к Ленке, здесь два шага всего.
Одноклассница Ленка расцвела этим летом. В прошлом году уезжала на юг узкобедрым подростком с длинной, до попки, косой и востренькими титечками, а вернулась 1-го сентября подстриженной девушкой с набухшей, округлившейся грудью и разросшимися бедрами. Сергею, который за лето ни капельки не изменился и мало подрос, стало неловко, «Уж теперь то она на меня, писклявого, даже не посмотрит», -грустно решил он. Но Ленка повела себя вполне демократично. После дежурных приветствий она потрогала себя за грудь и, подмигнув Сергею, сказала: «В первом номере еле умещаются». На следующей перемене она, как бы невзначай; спросила: «Ну ты зайдешь сегодня? У меня предки в театр уходят».
Сергей не был влюблен в Ленку. Он любил другую девочку из параллельного класса, красивую и взрослую Наташу Чудакову. Но посчитав себя, лупоглазого увальня, недостойным ее, боялся даже лишний раз посмотреть в ее сторону. С Ленкой же они дружили с начала седьмого класса. Ходили в кино, на каток, иногда, в шутку, целовались, а у нее дома, когда не было родителей, тешили свою плоть или, по выражению Сергея, лапались. В седьмом классе Ленка допускала Сергея только до груди, даже давала снимать лифчик. Но когда он пытался просунуть свою руку между ее ног, сучила ляжками и зажималась. В общем, не давалась. В этом году она осмелела, и при хорошем раскладе, когда было все спокойно и никто не мешал, Сергей шарил ручками, где хотел.
«Если она одна - отхарю», - решил Сергей. Он проскрипел по ступенькам дряхлого деревянного скворечника, что доживал свой век в одном из дворов на Самотечном проезде, и повернул несколько раз ключ-звонок.
-Что с тобой? Что-нибудь случилось? - открыв дверь, спросила Ленка. -Нет, ничего.
-У тебя такой вид, как будто ты похоронил бабушку, - глупо пошутила она и усмехнулась.
-Ты одна?
-Проходи. Да. Мои в гости ушли.
Сергей разделся и вслед за Ленкой привычным маршрутом прошел через большую родительскую комнату в маленькую Ленкину каморку, где умещались только ее кровать, книжный шкаф и столик, где она занималась.
-А меня Адамян из 9-го «Г» на каток пригласил, - игриво похвалилась Ленка и разве что только не показала язык.
Сергей сел на кровать. «Глупая. Она даже не догадывается, до какой степени мне на это наплевать», - подумал он и сказал: -У него ноги кривые.
-Зато целуется хорошо. '
-Ты то откуда знаешь?
Ленка состроила загадочную мину. «Ну почему она мне не нравится? - подумал Сергей. — -Вот была бы здесь на ее месте Наташа.» Как бы отвечая его мыслям, Ленка злорадно сообщила:
-А твоя Чудакова с Филатовым ходит.
-Врешь! - Сергею даже ударило в голову. Он давно безнадежно и безропотно обожал эту молчаливую длинноногую девушку, и где бы он ни находился с ней в своих мечтах, дома ли, на улице или в постели - их было только двое: он и она. Ему никогда не приходило в голову, что может появиться третий, с кем она будет «ходить».
-Мне девчонки сказали. Их уже несколько раз вместе видели.
Сергею захотелось уйти, остаться одному, но он, словно окаменев, продолжал сидеть на кровати.
-А ты думал, она тебя, толстожопого, дожидаться будет? - съехидничала Ленка. Сергей не отвечал. Подавленный, он все ниже и ниже опускал голову. «Алики-Филатовы, Филатовы-Алики... » - стучало в висках.
-Ты что, расстроился? - В голосе Ленки послышалась тревога.
-Из-за Наташки?
Сергей молчал. Ленка нагнулась, попыталась заглянуть Сергею в лицо, а потом плюхнулась рядом с ним на кровать и обняла за плечи.
-Ну скажи, из-за Наташки, да? Сергей отрицательно мотнул головой.
-Конечно не из-за нее, я знала... - Глупая Ленка мертвой хваткой вцепилась в этот его моток головой, сильнее прижалась к нему и запричитала:
-Ты ведь из-за Ашота, да? Глупенький, какой же ты глупенький. Я же тебя одного дурачка люблю. Вот уже почти два года. А ты ничего не видишь. И никакой Ашот мне не нужен. И никто. Ленка погладила Сергея по голове. Еще и еще раз. Нельзя было это делать. Это был удар ниже пояса. Сергей еще несколько секунд крепился, скрежетал зубами, но потом не выдержал. Всхлипнув, он закрыл лицо руками.
-Да что с тобой, мой родной! Я люблю тебя, слышишь?! Ленка схватила Сергея за руки.
-Боже мой, ты дрался! Тебя избили? Ну, пожалуйста, не надо. Она сидела перед ним на коленях и целовала лоб, волосы, уши,
-Ну хочешь, я буду твоя? Прямо сейчас, здесь. Ну пожалуйста. Я люблю тебя. Она попыталась отодрать Сергеевы руки от лица. Сергей уже успокоился, но сопротивлялся. Он стыдился себя, опухшего и заплаканного.
Ленка стала расстегивать ему рубашку. Сергей машинально схватил ее за руку и увидел, что кроме юбки на ней ничего нет. Блузка и бюстгалтер валялись рядом, на полу. Ленка не стыдилась, не пыталась прикрыться руками, как обычно. Она продолжала расстегивать ему рубашку. Громоздкие для такого небольшого тела груди с вызывающе вздернутыми сосками подрагивали прямо перед носом Сергея, Ленка расстегнула все пуговицы, встала с колен и стянула с него рубашку. Сергей не сопротивлялся. Предвкушая то, что ему предстояло, возможно, совершить первый раз в жизни, он как-то сразу забыл, что не любит Ленку. Непослушными руками он расстегнул молнию на ее юбке и потянул вниз за материю. Юбка капитально застряла на Ленкиных бедрах. Плохо соображая, Сергей стал лихорадочно нащупывать какие-нибудь пуговицы или застежки, которые он впопыхах, наверное, пропустил расстегнуть. Ленка убрала его руки и быстро сняла юбку через голову. «Вот как надо, дурачок», - сказала она и сдунула с лица растрепавшиеся волосы. Момент был серьезный, и Сергей растерялся. Он обернулся на аккуратно заправленную постель и снова уставился на Ленку, не зная, куда девать руки. «Надо отхарить, - безвольно подумал он, - надо. Я же хотел этого сегодня, а то потом буду жалеть». Ленка пришла к нему на помощь. Она села рядом, обняла его за шею и, уткнувшись лицом в плечо, прошептала: «Мне холодно». Краем глаза Сергей видел «Ерогательные рыженькие кудряшки, выбивающиеся из-под Ленкиных минитрусиков. Он всегда поражался и завидовал Ленкиным дремучим зарослям на этом месте, никак не сравнимым с только начинающими пробиваться у него редкими волосиками, больше похожими на лапы паука «косиножки». Сергей заметно отставал в созревании от своих ств^сгаиков и сильно переживал по этому поводу. Правда, недавно у него опух и затвердел сосок на левой груди. Почему-то один. Ребята сказали; молофья созревает. Сергей постоянно теребил его и ждал, когда же она начнет созревать в правом.
. В четыре руки они сняли с Ленки трусы. Сергея колотило. Одной рукой Ленка аккуратно стала расстегивать ему брюки, но сделала неловкое движение и коснулась
локтем его воспрявшего, твердого, как ядреная кочерыжка, члена. Она отдернула руку и, покраснев, сказала: «Нет, уж ты лучше сам». Раньше Ленка никогда не трогала Сергея за член. Она только позволяла трогать себя. Да он бы и не дался - стыд то какой.
Сергей встал и снял ботинки. Ленка тем временем разобрала постель и юркнула под одеяло. «Выключи свет», - попросила она. Нажав на кнопку, вмиг ослепший, Сергей замер у выключателя. Ему вдруг расхотелось возвращаться к Ленке. Ему вдруг показалось, что он принимает участие в чем-то грязном, недостойном, как в воровстве, например, или предательстве. От волнения он даже забыл, что произошло у него дома два часа тому назад. «Сереж, ну ты куда пропал?» Голос Ленки звучал обидчиво. «Счас я», -торопливо ответил Сергей и снял носки. Потом, немного помедлив, скинул трусы (все равно ни зги не видно) и засеменил к кровати. Когда Сергей вполз под одеяло, Ленка, отодвигаясь, спросила: «Ты боишься?» «Нет», - соврал Сергей. «И я - нет, потому что люблю тебя», - сказала Ленка просто, а Сергей испугался, что она спросит, любит ли он ее. Но Ленка молча придвинулась к нему и положила руку на его живот. Взбодренный горячим женским прикосновением, Сергей опрокинулся на Ленку, но овладеть ей сразу же, сходу, как овладевал в своих мечтах Наташей Чудаковой, когда поцелуи и обнимания естественно, без всякого напряга переходили в сладостное совокупление, помешал ему член, упершийся, как корявый сучок, в ее упругий теплый живот. Поспешно отпялив зад, он попытался раздвинуть ее ноги, но Ленка зажалась. Она гладила его спину и пыталась найти в темноте губы. Сергею было не до этого. Он, сосредоточенно пыхтя, раздвигал ее дрожащие ляшки. «Скажи мне что-нибудь», - попросила Ленка. В другой ситуации Сергей смог бы выдавить из себя пару из сотни ласковых слов, заготовленных для Наташи Чудаковой, но сейчас его пересохшее нутро вряд ли что могло родить, кроме бессвязного мычания. То, о чем было столько восторженно наговорено, надумано и намечтано, на практике оказалось много приземленнее, тусклее и суетнее. Сергей даже не так сильно возбудился, как, скажем, раньше, когда «лапал» Ленку и страдал, что нет исхода напряжению. Наконец Ленка поймала его губы своим ртом. Отцеловавшись, Сергей, не зная, что делать дальше, привычно помял ей груди, а потом, вспомнив что-то где-то услышанное, мягко поцеловал сосок. Первый раз в жизни. Ленка как-то странно задышала, заелозила бедрами, и Сергей неожиданно провалился телом между ее ног. Ленка снова лихорадочно впилась в его губы. Не прерывая поцелуя, Сергей нащупал рукой влажную щель между ее ногами и сделал первую попытку побиться туда членом. Ленка как-то странно замычала. Сергей теоретически знал, что «там» должна быть «целка», и чтобы сломать ее, надо приложить достаточное усилие. Он освободился от Ленкиных губ и сосредоточился на главном. При второй попытке Ленка ойкнула и сдвинула ноги. Сергей взял немного пониже, а потом повыше. Результат был тот же. «Вот черт, посильнее, что ли, попробовать», - подумал он и припал губами к Ленкиному соску. Ленка опять задышала и расслабилась. Сергей снова внимательно прощупал щель, взял член в руку и, хорошенько прицелившись, пошел на приступ, обхватив Ленку за бедра и натягивая ее на себя. «Ой! Да не туда же!» - отчаянно крикнула Ленка. Сергей опешил. Опершись руками о кровать, он навис над Ленкой и вкрадчиво шепотом спросил: «А...а куда?» Ленка подозрительно молчала. Раскрыв рот, Сергей напряженно, уже привыкшими Шшноте глазами, всматривался в неподвижный Ленкин силуэт. Вдруг кровать под ним Мелко и часто задрожала. Прикрыв глаза тыльной стороной ладони, Ленка молча тряслась. Потом дернулась всем телом и перевалилась на бок. «Ку.. .ку.. .куда!» - пыталась она выговорить сквозь душивший ее истерический хохот. Глядя на Ленку, Сергей робко прыснул. «Ку...ку...», - задыхаясь, взвизгивала Ленка. Сергея проняло. Осознав комичность ситуации, он сел на колени и беззвучно захохотал, обхватив руками живот. «Куда-а», - наконец простонала Ленка и застыла в очередном приступе хохота, свернувшись калачиком. Обессиленный Сергей рухнул рядом с ней. «Куда-а», - еле прохрипел он и заколотил в экстазе ладонями по подушке. Наверное, они бы еще долго так валялись, веселясь и заводя снова и снова один другого. Но за окном хлопнула дверь
машины и послышались оживленные голоса. Ленка вскочила с кровати и зашептала: «Одевайся быстрей, мои приехали». Она быстренько вползла в юбку, схватила блузку и, надевая ее на ходу, выскочила в переднюю. Когда она вернулась с Сергеевым пальто и кепкой, тот уже застегивал последнюю пуговицу на ширинке.
Ленка раскрыла окно. К входной двери уже примеривались, позванивая ключами. Она поцеловала Сергея в губы и вся из себя такая раскрасневшаяся и растрепанная, многообещающе улыбнувшись, сказала: «Пока. До следующей попытки». Сергей вылез в окно. «Сколько времени?» - спросил он снизу. «Без двадцати двенадцать», - подавая ему пальто и кепку, шепотом ответила Ленка и захлопнула раму.
Озадаченный столь поздним часом, Сергей вспомнил мать. Тревожно заныло под ложечкой, но безнадеги и отчаяния, которые он испытывал, метеля водосточную трубу несколько часов назад, не было. После свидания с Ленкой Сергей почувствовал себя в некоторой степени отомщенным, и боль притупилась.
По дороге домой он с удовольствием предвкушал, как расскажет обо всем Вовке Шелепову, Валерке Пименову, Вовке Морозову - своим дворовым приятелям. А Аркашка Тугер - тот вообще отпадет. Сергей даже хмыкнул от удовольствия. Конечно, он не будет говорить, что ничего не получилось. Скажет, что все было зашибись. Но это, как говорится, святая ложь. Жаль только, что в классе никому нельзя рассказать. Хотя Максу, наверное, можно. Макс - человек железный. Ну, а при следующей попытке уж он не промахнется. При следующей попытке он сделает все, как надо. «А куда», - передразнил сам себя Сергей и хихикнул. Вот дуралей! В эту зябкую апрельскую ночь откуда было знать ему, сопливому, что следующая «удачная» попытка с Ленкой осуществится только в конце десятого класса. К тому времени Ленка уже не будет девочкой, и Сергею не придется задавать дурацких вопросов.
Бабушка встретила Сергея в коридоре в одной ночной рубашке.
-Явился не запылился полуночник! И где тебя носит, время двенадцать часов. Вот тебе завтра мать то покажет!
-А где она? - спросил Сергей.
-Спит. Голова у нее от тебя заболела.
Когда Сергей проходил на цыпочках мимо маминого дивана, направляясь к себе за занавеску, ему показалось, что мать не спит, а только лежит, притворяясь, с закрытыми глазами.
Посвященный в страшную (так ему казалось) тайну, Сергей не возненавидел Алика. Он по-прежнему, без лицемерия и напряга, спокойно и дружелюбно относился к нему. Больше того, он ждал его визитов, походов вдвоем или втроем с мамой на спортивные соревнования: футбол или баскетбол, например. И скучал, когда его долго не было. От того, как Алик скармливал его матери мороженое или десятикопеечные пирожки, от его к делу и не к делу галинвасильканья, от его мальчишеского энтузиазма, когда он, жутко гримасничая, по-стахановски, вгрызался дрелью в стены их новой, недавно полученной, квартиры, и от кучи других фактиков и эпизодиков, которые наблюдательному Сергею удавалось перехватить и зафиксировать, веяло чистотой и искренностью, но не пороком. Сам влюбленный, Сергей проявил мужскую солидарность. Осудить Алика, тем более приговорить к ненависти, он не мог. С матерью было сложнее. Но... Мать есть мать, и Сергею пришлось долгие годы нести свой тяжкий крест
посвященности и тайны. Тайны, которой он никогда и никому не раскрыл. Впоследствии, пропустивший через себя десятки женщин с их характерами и судьбами, Сергей, заматеревший и помудревший, устыдился своей глупости и чистоплюйства и реабилитировал мать. Однако вспоминать о ее последнем увлечении перед встречей с Принцем даже сейчас, спустя почти тридцать лет, не любил. .