Рассеялась рассеянной рассеяться. Знаешь, я теперь засыпаю как будто к богу на чай. Так сладко и больно там во сне. что просыпаешься чтобы уснуть и засыпаешь - проснуться. Как неделю уже, со вторника...ха! два дня неделя! влюбилась или не влюбилась, да нет, да да! да я влюбилась и мне нравится все, что в чашке с "влюбилось" есть и дымится, и не остывает дольше чем кофе с корицей.
и цветочки на одеяле и простыне на кофе-молочном полотне радуют так. И так огорчают. прямо так и сыплют перцем и аспирином. укрывают меня всю ночь и ждут вместе со мной пока все уснут и я откину их чтобы зажечь светильник и писать. потому что весь день что-то тяжелое, увесистое такое ношу на кончиках пальцев пяти, такое гладкое, и шершаво-рыхлое по бокам. А все так быстро, так размазано, так, как все краски, когда по готовому недосохшему проведут темперной кистью...там красные, зеленые, бирюзовые и желтые и с розовинкой небесные и тепло-синие и...да всякие...и полотно так согревает меня мной, так связывает стеблями этих своих цветочков. Вопросы, доносящиеся с темного угла, что напротив, так мелодично-монотонно убаюкивают-удушают сонным дымом значений, означаемых и означающих, и все строчки вплетаются нитями в сны и перемешиваются, и переругиваются, и сидят твоими контурами на моем покрывале, и твоими печальными кофейно-густыми глазами разглядывают меня, а я их, и мы тихо ждем, когда же шумное звенящее чаепитие закончится и мы шепотом заварим травы или бьющего по носовым стеночкам ароматом порошка, и сработают все часовые механизмы, и мы растеряемся и удивимся и опять вспомним, что мы строчки снов, которых не напишут, которые на неизвестном языке, которые только попугаи из снов знают. И я разведу огонь лениво, изнеможенно, хлопну ресницами, чтоб проснуться, заплачут глаза от острого яркого, и увижу я - растворились строчки в холодно-радужной белизне тумана за стеклами. Рассеялись рассеянные рассеяться.