Мы сидели на концерте джаза в шестом ряду, и она уснула. Это было непростительно с ее стороны. Играл большой джаз-оркестр, и мы сидели аккурат посередине ряда. И уснуть под ритмы могучего контрабаса, завывания саксофонов и повизгивание тромбонов было совершенно невероятно.
Поэтому, когда она заявила, что едет домой на свадьбу подруги, я ничего не сказал. А мой друг Армен заявил, что мы тоже приедем. А раз Армен сказал, так оно и будет. Свадьба намечалась в субботу. А в субботу мы не учились, день научной работы. Наука нас интересовала мало, и мы осваивали Москву. Я – высокий и худой, он – коренастый и плотный. Похожий на Фрунзика Мкртчяна как родной братишка. Видели фильм «Мимино»? Ну, тогда вы все себе представляете.
Словом, Армен на спор заявил, что мы приедем в Нижний, а я разбил пари. Подписались на свою голову. Потому что в субботу утром в Нижнем было зябко и неуютно, как в любом чужом городе посреди зимы. Кадр из «Мимино» был один к одному: мы больше часа торчали в промерзшем переулке. В частном доме, где проживала моя подруга, никого не было, зато во дворе была злая собака. Армен прятал нос в толстый вязаный шарф.
Мы плясали от холода нечто между русской чечеткой и лихим кавказским «асса». Пока не пришла пожилая хозяйка и не спасла нас. Подруга с утра ушла на свадьбу, а нам оставила записку с адресами и явками. То есть куда придти на свадьбу. Ее мама, а это была она, хотела нас обогреть и напоить чаем, а у нас хватило глупости отказаться. Мы торопились на рынок за цветами. Армен сказал, что подарка у нас может и не быть, но букет роз будет обязательно. Розы были хороши. С цветами мы объездили полгорода, пока нашли нужную квартиру в спальном районе.
Свадьба гуляла по-русски – с песнями на весь подъезд высотного дома. Трудно было ошибиться. И, видимо, гуляли не первый час. «Пусть допоют, - остановил меня Армен. – Нельзя испортить песню. А теперь - жми!» Я позвонил, и мы оказались в завешенной зимней одеждой прихожей. Армен с московским говором выкликнул в зал: «Гастэй из Масквы ждалы?» Женский хор радостно откликнулся, что только нас и ждали.
В джазе всегда импровизирует один. А теперь настал мой черед. Так мне сказал Армен. Потому что мы пришли с замечательным букетом еще живых с мороза роз, и надо было достойно их преподнести. И я все сказал молодым, что положено, ведь мы учились в Москве на журналистов. И моя подруга-свидетельница внимательно слушала про вечную любовь, домашний очаг и чудесных детей. Мягко улыбаясь мне, выслушала обо всем, чего я ей так и не сказал и чего у нас с ней никогда не могло быть. Так устроена жизнь: она любила меня, а у меня дома оставалась жена. Вот такая была у нас с ней свадьба в заснеженном Нижнем, где такие певучие женщины и могучие выпить мужики.
Мы танцевали, пока все гости не ушли. Потом мы еще послушали музыку, вспомнили про джаз. Молодоженам я обещал зарубежный альбом про музыку толстых негров. На черно-белых фотографиях они всеми зубами чему-то радовались. Молодые тоже хотели радости и, поженившись, собирались выехать в Израиль. Чья бабушка гарантировала права на землю обетованную, я так и не понял.
Когда я позже паковал дома обещанный альбом про джаз, жена устроила мне сцену. Из дома ничего кроме мусора, оказалось, выносить нельзя. Хотя это были мои книги, она смотрела на все иначе. Ничего не хотела упустить из рук. Кроме меня. Кажется, вот это ее мало волновало. Как меня советский джаз, чей сборник я таки купил ей взамен. Толстый и скучный томик с правильными фото, где музыканты стоят как солдатики. А в джазе главное – импровизация, непредсказуемость, непоследовательность.
Теплота, которая волнует – вот что единит женщину и джаз. Но то не всякая женщина. Армен тоже в Нижнем нашел тогда хорошую подружку. И послал ей потом журнал кройки и шитья. Моя подруга поздно вышла замуж, через несколько лет после моего развода. Надеюсь, не меня ждала, хотя кто их, женщин, знает. Они же не понимают джаз.