В бессонницу 10 декабря 2004 г.
Такая ранняя зима. Машины утопали в пуховых сугробах. Под фонарем кружились в снежном танце ветер и холод, хлопья отчаянно искрили в фатальности падения. Булькая и вздрагивая, кипел чайник, из гнутого носика поднимался мягкий пар и стекал слезными струйками по окнам. По квартире хитро полз легкий запах сублимированных во флаконе летних полумертвых цветов. Кадр длительного присутствия протяжной смятой шторы сменился парой глаз небесного свежего льда с глубинными черными пятнышками.
- Доброе утро..
- Доброе...Что-то ты вчера долго, я до шести не спала.. вообще-то...
- Скажи, а ты сможешь простить измену?
Мягкий вопрос, требующий немедленной меткой реакции.
Взъерошенная голова тяжко упала в мокрые холодные пальцы.
- Нет. К чему это?
Отсекая самовольно лишнее из твоего прошлого и настоящего, ножницы остро и хищно проткнули ткань спокойствия и раскроили новый тревожный разговор.
Я опустила ложку в полузастывшее серое овсяное варево с инкрустацией изюма, провела пальцем по голубому ободку тарелки и со звоном отпихнула ее.
Задиристо чиркнула зажигалка, дым по-утреннему неприятно резал глаза. Я затянулась и красным ногтем скинула пепел в завтрак олимпийца.
- А если...
- Не может быть этого твоего неистребимого «если»!
По выбеленной скатерти металась пара рук, терзавших салфетку. Я подтянула колени к подбородку и неловко устроилась на шатком стуле в ожидании кульминации и развязки. В ожидании слов от самой себя.
Окружающий нас мир почтительно притих перед королевской битвой.
Мы обе молчали, разглядывая плетение белых нитей полотна.
- Видишь?
Я отогнула высокий ворот крупно и неаккуратно связанного клюквенного свитера и продемонстрировала картинное синюшно-желтое пятно.
- Это не измена. Это случайность. Измена в голове, в мыслях - не будет плохих мыслей - не будет плохих поступков.
Рука моя медленно дрожала. От полной неуверенности в своих словах, таких книжно-правильных. Табак непривычно горчил. Я опутала руки собственными сетями, теперь же отчаянно разрывала их.
- Я просто спросила...
- Я просто ответила. Но ты?
- Ты же все знаешь..
- Знаю.
Последний взмах ножниц, лязг - и куски растрепанной ткани полетели на пол.
В крови взыграл инстинкт собственника, я громко встала, рванув нити и волокна сопротивляющейся ткани, роняя стул, и крепко, больно обняла тебя за плечи, чувствуя пальцами каждую твою тонкую косточку, каждый вздох и стон. Ты удивленно слабела, оседая под напором маленьких сильных рук, царапая локоть о стену, запрокидывая пепельно-дымчатую голову. Кровь пульсировала в висках, губы почувствовали резкий вкус знакомой соли. Руки свело от напряжения, будто я крепко и сильно держала за крылья бьющуюся птицу. Ты невольно и сладко поддавалась, расплавленная, мягкая, полузакрытые глаза полнило бессмысленное счастье падения в омут. Взгляд глупым клином уходил в бессмысленно нависший потолок.
На ободке тарелки с шипением догорала сигарета.
Интересно, почему простыни в твоем доме пахнут лесом и немного морем?
Лучи полуденного солнца обратили пол в шахматную доску. Такая ранняя раненая весна сквозила в морозном свете.
Игра продолжается.
Продолжается обоюдно проткнутыми спицами лжи и мстительной обиды людьми.
Людьми ли?