Посвящается Возлюбленной Моего Ангела
Когда-то зеркал не было, и честолюбивые люди, верно, гляделись в отполированные глыбы льда или же соли. И умирали лишь от встречи быстрого будущего и медленного прошлого на отражающей неизбежность старости и смерти поверхности.
Утром я не могу смотреть на себя. На нервном лице остались одни глаза, миндально хлопающие слипшимися ресницами. Утро красных припухших век. Ненавижу это голое светлое время суток.
А сейчас ночь. Я сижу на ручке дивана и упрямо вглядываюсь в зеркало. В отражении преломляются складки шторы и одиноко, выше круга фонарного света, мерцает-переливается звезда. Вакуум, жизнь откачали из мира моего, ибо не нужна. Я существую, без смысла, цели, стремления. Я продолжаюсь в невозможности быть собой.
И ничего не происходит. И ничего не хочется. И ничего не нужно. Лоб нагревается изнутри, вскипая простуженными кровавыми мыслями, по вискам, по щекам, по плечам крадется-спотыкается дрожь. Я кашляю, распинаясь в темноте комнаты охрипшим, сорванным голосом. Ссутулившись в одиночестве холодных голых стен, сдерживая грудную клетку, которая ходуном ходит от многоголосых хрипов, я достаю из пальто, висящего растерзанной птицей на двери, зажигалку и медленно открываю окно в морозное колкое пространство. Сейчас будет хуже, намного хуже. На локтях уже есть сизые отметины сигаретного пепла. Подламывая ноги, усаживаюсь на отполированный паркет и выбеленной зимней рукой со изрезанными струнами пальцами прикуриваю. Дым повисает между мной и отражением, раздетым резким больным, чистым светом фонаря. Мысли лезут вязкие, тошные и не в тему. В липком месиве прошлого я пытаюсь вдохнуть чистого воздуха в красные воспаленные бронхи, исторгая наружу лающий, захлебывающийся кашель. Далеко над моей растрепанной головой, над проводами, в которых бегут слова, буквы и вздохи, над крышами с игольчатым морозным ветром между колченогих антенн, над облысевшими сиротливо свистящими лесами, над кладбищами с прогнившими деревянными крестами и мраморными многотонными плитами, над оцепеневшими на много месяцев реками и прудами одиноко и больно мерцает звезда, как большой алмаз на иссиня-черном бархате забытой безжизненной ночи.
По горлу будто скатываются, прожигая насквозь, разрезая углами вдоль и поперек, шипящие кубики льда. Почему же лед стал соленым?
Я тону в дыме, лихорадке и кашле, вырывающем связки с кровью.
Хрипло начинаю нашептывать под нос, тихо, сбиваясь, путая слова:
«Скажи мне, где спит твое сердце........
......и когда же оно вернется домой?»
Когда в утреннем противном оцепенении я проснусь, от песни останется лишь головная боль, слабый табачный запах и неслышные звуки осипшего голоса.
Когда-то зеркал не было. Когда-то я просто не знала тебя.