СКАЗКА О ПОЮЩИХ КРАНАХ
…Трубы гудят человеческим голосом,
Я различаю слова.
Не различал бы, не ныла бы так голова…
М. Щербаков
Жил-был Кран, который любил петь.
О, свежесть, чистота и прохлада! О, манящая, желанная, холодная вода – она журчит по камням, воркует на перекатах и молчит в неглубоких заводях. О, искристый подземный поток, с ревом взмывающий вверх, сквозь любовно высверленную скважину! Неужели его можно сравнить с тем бог весть чем, что регулируется посредством Крана и вытекает из него, вяло разбиваясь о почерневшую эмаль раковины? Как это вообще можно с чем-либо сравнивать?
- У-у-у-у-у-у-еу-еу, – начинал Кран прелюдию, едва только Жилец, не до конца еще проснувшись, скручивал ему голову набок.
- У-еу-еу-еу-еу-у-у-у!
Сначала высоко-высоко фальцетом, потом по нарастающей вниз, все более басовито и минорно.
- У-у-у-у-у-у-фирь-фирь-фирь-вау-бд-бд-бдррррр-др-др-дрррр!
Жилец, расстрелянный практически в упор, окончательно просыпался и начинал остервенело крутить Кран в разные стороны, пытаясь найти золотую компромиссную середину между количеством подаваемой воды и мерзостью издаваемого звука.
- Пакость такая!!! – орал Жилец и топал ногой, обутой в драный шлепанец.
Однако Кран не считал свое творчество пакостью. Это была Песня. Песня о желанной холодной воде, чистой как хрусталь и звонкой как хрусталь. Что может понимать Жилец в песне Крана? И Кран не обижался.
- – выводил из себя Кран, радуясь ощущению резонанса в прилежащих трубах.
- Виу-виу-виу!
Вздрагивал отставной летчик, живущий этажом выше.
- Ёхарьё-ёхарьё-ёхарь-ёхарь-ёхарьё!
Этнограф за стенкой слева будил свою жену: «Во дает! Ты послушай, нет, ты только послущай!»
- У-у-у-уохо-охо-охо-дзиу-ау-ау-ау! – неслось вверх и вниз, вводя в слепую бессильную ярость всех жильцов, соседствующих по стояку.
И все краны прислушивались.
Наконец, Жилец не выдерживал и закручивал Кран крепко-накрепко, умывшись-таки очень быстро и отчасти по-кошачьи. Поэтому Кран никогда не мог окончить свою Песню. Он даже не знал, какой у нее должен быть финал – мощный, как цунами, или тихий, как предрассветный миг выпадения росы.
Но, надо вам сказать, Кран вообще никогда не видел холодной воды, ибо от веку стоял на горячей трубе. Горячей воде, текущей сквозь него, не нравилась его Песня. Горячая вода скапливалась внутри Крана, и тогда он выбрасывал ее из себя несколькими мощными толчками (Тха!!!), испытывая при этом приятные, но какие-то двусмысленные ощущения. Кран не любил горячей воды. Окутанный паром, он, в конце концов, тоже сильно разогревался, и их взаимодействие неизменно заканчивалось серией мощных «Тха!!! Тха!!! Тха!!!».
А холодная вода текли через другой, соседний кран, бывший, пожалуй, воплощением лояльности и благочестия. Во всяком случае, никто никогда не слышал от него ни единого звука. Холодной воды было мало, она бежала тонюсенькой струйкой. Кран чуть не плакал, когда эту прозрачную сущность приходилось разбавлять тем, что протекало сквозь него. И он пел, а что же еще оставалось?
Время от времени раздраженный Жилец вызывал к своему Крану мрачного вида людей в брезенте. Люди говорили о каком-то Пузыре и лезли внутрь крана длинными железками. Кран только плечами пожимал недоуменно, а когда они уходили, снова заводил свое:
- А-ю-а-ю-аю-дых-тых-хтоу-тоу-тоу-тоу…
Однако, в следующий раз мрачного вида люди взяли да и поменяли Кран.
- Ки-ик! – сказал он на прощание трубам, с которыми сросся, а также своему соседу и своей Песне. Кран сунули в большую брезентовую сумку и забыли о нем до следующего воплощения.
И мы забудем о нем.
Жилец не постоял за ценой и вместо старого Поющего Крана поставил новый блестящий стильный финский кран. Рядом с ним вся прочая сантехника чувствовала себя как бедный, но гордый сириец в аэропорту Бен-Гурион.
Финский кран работал безупречно и совсем никак не звучал. Это обстоятельство было так неприятно, что даже лояльный Холодный кран недовольно вскрякивал и всхрюкивал.
А потом вдруг запел. Совершенно неожиданно для себя – о желанной холодной пресной воде, о том, как становится ее все меньше и меньше, о том, как тяжело и неприятно течь по ржавым трубам вверх, чтобы вернуться вниз канализационным стоком. И еще о чем-то таком, что может знать только один Холодный кран и может понять только другой Холодный кран.
- Диу-диу-у-у-фопс!-дио-оу-дануи-дан-дан-дануи-ррр-р… – неслась по зданию новая Песня, ничуть не похожая на прежнюю. А перед Холодным краном снова стоял жилец, остервенело топая ногой. Что может понимать Жилец в песне Крана? И кран плюнул в него хлопьями отфильтрованного осадка.
Жилец снова призвал мрачного вида людей в брезенте. Они снова толковали о каком-то Пузыре и лезли внутрь Холодного крана длинными железками. Кран лишь пожимал плечами и презрительно свистел. Вскоре Жилец, отчаявшись, собственноручно поменял взбунтовавшийся Холодный кран на другой финский.
И вот тогда-то запели все краны! И сверху, и снизу, и сбоку, и с другого боку. Все краны! Все, сколько их не было в доме. Они свистели, пищали, дребезжали и завывали на разные голоса. Их партии складывались в стройные увертюры и кантаты, потрясавшие весь дом до самого фундамента. Даже ванны и унитазы, существа абсолютно бездарные, выводили свои клокочущие и булькающие арии. Вы можете представить себе поющий дом? Вот примерно так оно и было.
- Это особый Пузырь, – говорили мрачного вида люди, которых призывали к своей взбунтовавшейся сантехнике то одни, то другие жильцы.
- Это особый Бродячий Пузырь. Его нельзя извести.
- Да почему же нельзя? – раздраженно вопрошали жильцы.
- Потому что невозможно, – отвечали брезентовые люди. Они уходили, молча рассовав по карманам мелкие деньги и даже не делая попыток достать свои длинные железные штуки.
Постепенно из-за согласного пения кранов по стенам и потолкам квартир зазмеились трещины. Обеспокоенные жильцы бросились было их заделывать, да куда там! Трещины росли, штукатурка осыпалась, отслаивались обои. Через некоторое время жильцы вместе со своим скарбом подались прочь из неблагонадежного жилья.
Дом опустел, рухнули стены, потолки и перекрытия. В скором времени от всего здания остались лишь поющие краны и связующие их трубы – некая живая нервная система, вынесенная за пределы тела дома.
Краны пели, и люди даже днем боялись проходить мимо.
Краны до сих пор поют, и люди до сих пор боятся.
И почему, собственно?..