Жаль. Жаль, что сейчас в семьях не осталось фамильных драгоценностей. Старинных украшений. Разве что в давних губернских городах навроде Тамбова. Я прибыл туда ранней осенью. На день рождения Марины. Она показывала мне семейные реликвии. Это останки старинного столового сервиза – фарфоровые, с вензелями на ободочке тарелки, чашки и несколько серебряных ложек. Я таких не видел. Вырос на алюминиевых ложках А эти были тяжелые, благородно изогнутые, потемневшие. Еще дореволюционные.
Они были не на месте в обычной двухкомнатной квартире со стандартным сервантом. Впрочем, одна из комнат была поделена и получилась добавочная спальня. Для младшей сестры Марины, только что закончившей институт. Это мог быть только институт благородных девиц. Настолько она была мила и притягательна. Если вы представляете себе тургеневскую девушку, то это была именно она – русская девушка с косами, уложенными на голове венцом. Возможно, она литературу и преподавала, раз не расставалась с книжкой. Красивая девушка с безгрешным взглядом.
Марина была не такая. Она была постарше и уже успела сходить замуж. Женственная, с потяжелевшими бедрами. В нашу первую ночь она поразила меня своей женской сущностью – желанием даровать любовь и самой насладиться ею. Я чувствовал себя с ней туземцем, наслаждающимся дикой женщиной на лодке- каноэ, где лодка раскачивается мерно и свободно посреди волн. Именно так Марина любила меня – волнами, пробегающими по ее телу и захлестывающими меня. Достаточно было погрузить в этот океан любви свое весло, чтобы пробудить эти волны. Но то в постели.
А сейчас она чинно сидела за столом и перелистывала для меня семейный альбом со старинными фотографиями. Толстый кожаный альбом со снимками, закрепленными фигурными уголками. Люди в белых мундирах с усами и моноклями, дамы в тяжелых платьях с зонтиками от солнца и в шляпках. Овальные портреты строгих людей в парадных одеждах. Много солнца и радости на лицах. То, что называют негаснущим светом. Этот свет падает на Марину, отражается в глазах ее безмолвной сестры – учительницы.
Мне нравится, что никто не названивает имениннице. Хотя это и странно в день рождения, это меня тешит, Может, она выключила телефон. Мне это тем более приятно. Значит, никто ей больше не нужен. Розы я ей вручил еще на вокзале, подарок преподнес в квартире, тост за праздничным столом во имя любви высказал. Со стола теперь все убрали. Спать, хочется спать. Я не знаю, чего желаю больше: добраться до Марины или до постели.
Одновременно меня волнует и младшая. К ней влечет иначе, чем к Марине. Хочется взять девушку за руку, ощутить холодные тонкие пальцы и задать ей один единственный вопрос. Только вот какой. «Кто ты?» Тихая, безмолвная, влекущая девушка. Она привлекает девичьей чистотой, своей непробужденностью. Она кажется девушкой из какого-то моего сна. И она здесь, рядом. Правда, остается ощущение продолжающегося сна. Я не слышу ее голоса, она не смотрит мне в глаза, никаких резких движений. Она как бы в пелене тумана, где звуки глохнут и черты размыты. А Марина живая, она теплая и доступная. И я тогдаяростно, как топор- колун, обрушиваюсь на нее, на ее лодку- каноэ. Я хочу разбудить волны, порушить пелену тумана и через Марину добудиться до младшей. Марина этого не знает. Но она чувствует, что я сегодня иной, опасный. Это ее разжигает. Это то, чего я хочу. Надо, чтобы она стонала, билась в моих руках, бесчувственно металась на кровати. А там, за тонкой перегородкой, в девичьей постели прилегла младшая. И вот уже я выжимаю из Марины первый стон, затем она остро вскрикивает и вновь протяжно стонет. Мне хочется достать из нее все живые звуки, какие возможно. И она всхлипывает, стонет, протяжно мычит, прикусив нижнюю губу. И вновь вскрикивает, не в силах скрыть болезненное наслаждение. «Да, да, да! - выпаливает она в смятении, - Еще хочу, хочу тебя! Тебя!» – выкрикивает она в запале. За стенкой скрипнула кровать, щелкнул выключатель, потом свет погасили. Девушка все слышала.
Утром мы пили горячий кофе. Из трех чашек старинного сервиза. Марина была мила, девушка молчалива. Но в то же время, что-то в доме изменилось. Чашки уже не казались драгоценными. Из них можно было пить кофе. И он ни сколько не обжигал. Жаль.
Автор – Валерий Петровский