*****
Мужские плечи, облитые камуфляжкой бушлатов и белизной медицинских халатов. Я протискивался через сквозь них к носилкам, на которых металось что-то серое, окровавленное, бесформенное, заходившееся в диком нечеловеческом крике. Все молча вдыхали этот крик, застывшие в старнном оцепенении. Я пробился к носилкам и начал орать на солдат, чтоб все расходились,что смотреть тут нечего,что раненому нужен воздух и вообще..... Воспоминания улетучились мгновенно. Да, не до них сейчас. Военврач, бесшумно матерясь одними губами осторожно колдовал над раненым, который все ни как не терял сознание и орал, как резанный от нечеловеческой боли. Началось и закончилось всё , как всегда неожиданно: два заряда в головную машину, несколько хлёстких очередей, своё же хриплое дыхание, которой слышалось как бы со стороны, короткие вскрики, мат, а потом всё закончилось. Я постоянно пытался поймать эту короткую страшную динамику боя, разобраться что же на самом деле происходит, хоть как-то повлиять на происходящее, будучи не только боевой единицей, держащей оружие в руках, но ещё и офицером. Правду сказать , уж не знаю почему, мне это ни как не удавалось.Призвание,наверно, не рождён я для махания шашкой...а кто для этого рождён вообще?
Когда я уходил в армию, то мой отец, провожая меня на службу советовал писать побольше, записывать каждый день прорисходящее со мной, мои впечатления от увиденного. И я писал, писал почти каждый день, урывая редкие минуты для коротких строчек. Писал обо всём: друзьях и недругах, командирах, распорядке дня и уставе. Хранить написанное было негде, вот и рассылал я свои « армейские заметки» по всем знакомым адресам. Так всё и разослал , себе ничего не оставил. Потом, ещё по свежей памяти удалось кое-что востановить и опубликовать, но двухлистная вырезка из газеты тоже куда-то затерялась. После того, как вернулся в армию, решил начать снова. Так и сейчас, чтоб не сойти с ума, чтоб не позабыть кто ты есть на самом деле, я, пользуясь короткой передышкой, вместо сна, достаю из обложки удостоверения личности несколько свёрнутых чистых тетрадных листков и раскладываю их на планшете:
Земля......её тяжелая толстая кожа, слегка присыпанная сверху снегом, изборожденная, исцарапанная свинцом, колёсами БТР-ов и танковыми траками......земля, обильно политая кровью.....земля, давно истосковавшаяся по мирным посевам, чеченская, неприветливая,тысячи раз проклятая земля, как нелегко далась ты нам. Я запомнню тебя на всю жизнь, ведь именно по тебе пролегла граница между моей юностью и взрослостью, положив начало отсчёта старости. Но я снова вернулся к тебе и ты , конечно , сразу же узнала меня, протянув мне свои костлявые руки, пахнущие тленом. Сам не знаю почему, но иногда мне кажется , что прекраснее тебя нет на свете, что даже моя родная Латвия меркнет перед твоими просторами, чистым горным воздухом и зелёными горными вершинами, ты так красива, ты так опасна, словно роковая женщина ты притягтиваешь к себе, маня плодородностью пашен, девственной чистотой источников и обильными урожаями волшебнейшей конопли. Я не продаю нефть и мне совершенно до лампочки все эти нефтеперерабатывающие комбинаты и заводики,из-за которых, собственно говоря и началась кровавая заварушка, зато коньяк здесь отменный, наркоты и денег-навалом. Солдат –контрактник получает за одинь день службы на войне больше 1000 рублей. Тридцать долларов дневных за войну, за страх, за пули, которые летят в тебя, за бессонные ночи, за поломанное будущее, за умершую молодость и погибших друзей, за постоянное напряжение, за риск, что попадёшь в плен, за смерть, которая совсем рядом, стоит лишь высунуться из-за брони во время обстрела колонны, как ты увидишь её, воплощённую в девятиграммовом кусочке свинца со стальным сердечником
Чеченская земля......сколько раз обнимали тебя солдатские заскорузлые ладни, сколько раз прижимались мы к тебе всем телом, чтоб спасла ты, чтоб защитила от пули, чтоб не дала пропасть. Иногда ты спасала, иногда нет, такая уж у тебя капризная воля, что поделаешь, здесь уже не нам выбирать. Тысячи раз и я зарывался в твои юбки, прячась от смерти, прятал свое лицо в липком поте складок твоего тела- непролазной жирной грязи.
Потом, когда мы вернёмся домой, я не сразу пойму насколько глубоко засела во мне война. Она будет медленно разрастаться внутри меня, с каждым днём охватывая всё большее простанство души, не оставляя места для обыкновенных человеческих чувств. Угрюмой тоской наградят меня дни, проведённые рядом со смертью. И я буду прятать её , прилагая к этому все свои духовные и физические силы. Поначалу всё будет получаться и были минуты, когда я действительно верил в то, что победил своё прошлое, но чем больше времени будет проходить с того момента, как я снял форму, тем сильнее и острее будет атаковать меня изнутри неведомая ранее болезнь. Она лишит меня умения жить и радоваться жизни,отнимет обыкновенные человеческие чувства. Мать будет справедливо уперкать в цинизме и абсолютном равнодушии, отец время от времени станет угрожать, что если не поменяю отношение к семье, то попросту перестану быть человеком. А мне будет абсолютно наплевать на то, что говорят родные. Самым главным станет желание победить эту язву внутри себя, это станет самоцелью и, постепенно, окружающий мир перестанет существовать. Всё сложится в определённый круг сложившихся стереотипов, внутри которых достаточно комфортно будет уживаться моё «Я»: дом-дорога на работу- работа-обратно домой. Будет определённый набор слов, посредством которого я стану общаться с окружающими. Мне очень нравилось, что ни кто не лез в душу, не делал сочувствующее лицо, не жалел меня.