Зарисовка. Поток бессознательного

 
*****
Я очнулся от боли, от тянущей боли внизу живота . А ещё мне жутко хотелось в туалет, как будто все эти 24 года я только и ждал что этой минуты, желанной минуты опорожнения своего кишечника.
Неаверное, желаение пойти в сортир, - самый сильный реабилитатор , которого только монжно придумать. Я встал. Буквально через несколько часов после наркоза встал и пошёл в сортир шатающейся походкой. Сейчас, когда прошло уже несколько лет с той минуты, я вс ни как не могу поверить, что мне – молодому крепкому парню – пришлось брести по стеночке, цепляясь за каждую её шреховатость, еле еле переставляя ноги. В сортире сидело несколько солдат и курило.
  Дверей на кабинках не было. Ну и фиг с ним. Увидев мою харизматичную фигуру, без штанов, еле бредущего, ребята дружно замолчали, но , если честно, то лучше бы они разговаривали, потому что замолчав, вся компания дружно уставилась на меня, пытающегося оседлать статую унитаза.
Сказать что-нибудь – типа – что, мужики, инетересно, или просто пошутить сил не было. Пошли вы все на хер. Между прочим, могли бы и помочь. 
Я сделал свои дела, сполз с унитаза и удалился под скорбное  молчание аудитории.  Мне тогда было совершенно до фени что  меня , между прочим, офицера, столь беспардонно разглядывали,  могли ещё и прямо в жопу заглянуть,  какая  разница, когда тебе хочется в сортир, а в голове ещё гуляет дурман после наркоза.
На  полрути между сортиром и палатой , на меня, уныло бредущего, наткнулась медсестра. Она всплеснула руками, взяла меня под локти, и, помогая идти, начала высказывать, что звонок, над изголовьем больного  - это не только для того, когда умираешь или  хочешь посмотреть на баб, и всё такое прочее. Я  было открыл рот, дабы вразумительно объяснить, что не самое это лучшее дело – какать в утку в присутствии женщины , да ещё в общей палате, но вспомнил как курящие ребята молчаливо пялились на процедуру моего испражнения...и заткнулся.
Потом был сон.
  один и тот же сон, как мы с напарником чистим каталку для груза 200. Каталка была выкрашена в белый цвет и поначалу мы просто старались отмыть её – скаблили обыкновенным кухонным ёршиком  пятна запёкшийся крови. Я хорошо помню, как пахла эта чёртова каталка. Ильдар, мой напарник, постоянно курил, чтобы хоть как-то подавить этот смард, но это не помогало. Запах смерти переплетаясь с сигаретным дымом тяжело оседал в лёгких. Мне всё ни как не удавалось выдохнуть из себя эту гадость, было такое ощущение, что само разложение проникло в меня.  Хотелось, разорвать грудь, чтобы выпустить из себя этот сгусток дряни.
 

 А потом я проснулся и увидел отца и Галу. Как им удалось оказаться вдвоём и каким макаром пробрались они ко мне в отделение, на эти вопросы у меня так и не хватило времени. Отец был очень растроган и встревожен. Вместе с Галой они натащили мне тучу всякой еды и пожелали скорого выздоровления.
Еду я сложил в тумбочку. Начал спрашивать у отца – не звонили ли мне домой из полка и какие вообще новости. Оказалось, что армия для меня теперь уже надолго закончилась. Если конкретнее , то на полгода, на долгих полгода я не увижу своих товарищей и вряд ли теперь вообще вернусь на службу, потому как нам дали  зелёный свет на выезд в Израиль.
НЕ скажу, что меня сильно обрадовали последние новости. Определённость, которой мне вдруг ну очень сильно захотелось, снова усользала, оставляя лишь вопросы и додумки на следующий день.
Война, армия, Северный Кавказ и родной полк оставались позади.   Я оставался на обочине, в стороне от высокого горного неба и дела, которое так и не смог закончить.
Мне не было ни досадно, ни горько.  Я вдруг понял, что сам Всевышний удержал меня от опрометчивого шага, не пустил меня на дорогу, с которой было уже не свернуть. ОН уготовил для меня другую участь и теперь оставалось только следовать ЕГО воле.
Многие много говорят о знаках, о намёках, одним только нам понятным, по которым мы осуществляем внутрений диалог с Небесами. В моём случае не пришлось долго ломать голову ,  свалился на меня  с неба, в последнюю ночь перед отправкой на Кавказ. И всё. Другая тебе судьба, другая жизнь...мол, успеешь ещё умереть.
Через четыре года после этой ночи, я проснулся в Иерусалиме, в комнате университетского кампуса.
Проснулся от того же видения, от желания разорвать лёгкие и выпустить из себя смард чужой смерти.  Я встал с постели и долго смотрел в окно, на ночной Город, чтобы загрузить сознание другим образом, чтобы потеснить в небытие это дурацкое видение.
А потом лёг спать и мне снилась девушка с пушистыми ресницами , она смотрела на меня и  весело смеялась, а я всё хотел сказать ей, что люблю её, но не мог пошевелить губами.