Там, где жидкое тепло
Времени границ не знает,
Мир волшебный созревает,
Весом, где-то, в три кило…
Пролог: Буря Тайн
«Пустота. Бесконечность в точке…
Полное отсутствие света в темноте…
Тишина, грохочущая водопадом камней…
Пустота, только что бывшая однородной, разделилась на всё и ничего. В чёрном клубящемся тумане возникла яркая точка. Что-то, очень далёкое и близкое одновременно, пыталось втиснуться в неё, чтобы, вывернув наизнанку, оказаться с этой стороны…
Точка разгоралась ярче и ярче. В то же время темнота вокруг неё сгущалась в обратной прогрессии.
Точка превратилась в ослепительный белый диск. В границах его плоскости бурлила, закипала громоподобная субстанция. Пришло ощущение тепла, излучаемого диском, и ледяного холода, исходящего от черноты вокруг, сгустившейся до осязаемого состояния…
Под воздействием тепла застывшая Вечность растаяла и развалилась на молекулы мгновений. Молекулы стремились соединиться друг с другом. Они хаотично носились в протостранстве, и скорость их передвижения можно было представить лишь в воображении со степенью + Бесконечность. Всё бескрайнее протостранство вокруг пронизывали их вакуумные трассеры. Там, где мгновения случайно сталкивались, возникала едва уловимая красная вспышка, на отблеск которой тут же неслись мириады других мгновений.
Это явление было довольно редким, хотя на общем фоне происходило миллиард миллиардов раз. Красные вспышки поглощали в себя всё новые и новые молекулы вечности. Те, в свою очередь, под действием инерционных сил, соединялись друг с другом, но, в силу действия тех же сил, не спаивались намертво, а замедляли свой бег до визуальных скоростей и превращались в секунды…
Так возникло Время.
С возникновением времени появилось понимание его кристаллической структуры, а вслед за ним – осознание многомерности.
Ослепительно яркий диск превратился в шар. Шар вращался, набирая обороты, неуловимо меняя направления своего вращения. Теперь можно было различить, что клокочущая в нём масса неоднородного белого свечения. Её струи и всплески имели всевозможные цветовые оттенки.
Здесь, где появилось время, стало возможным остановить его одним лёгким усилием памяти и разглядеть всю цветовую гамму в единственный момент вечного Настоящего.
Так возникло Прекрасное.
Идея пред красивым. Бред красного. То есть отблески всполохов столкнувшихся мгновений.
Прекрасное ограничилось чертой своих владений и стало Материей. То, что осталось вне её, не имело никакого образа; – расширяющаяся во всех направлениях омерзительная без’образность.
Распухающая безобразность, сдавливающая в своих оковах многомерные островки Прекрасного, стала Пространством. Его чернота тоже не была уже однородной. Она превратилась в клубок переплетённых волокон. Эти переплетения являлись составляющими более мощных жил, а те, в свою очередь, – ещё более массивных и твёрдых переплетений…
От внутреннего взгляда из Микро в Макро возникло тело. На пике его полёта, под потолком бесконечного увеличения, появилось понимание Существования.
Это была первая прамысль, архаический прообраз стрел-идей, излучаемых звездой Разума.
Понимание на краткий миг озарило вселенную светом Истины, высветило весь её рельеф и контрастировало тёмные бездонные трещины подсознания.
И вот новорождённая мысль, подгоняемая опытом внешнего видения, как горящая стрела, устремилась обратно, из Макро в Микро, пронизывая время, пространство и материю. След её стремительного полёта смешивал все эти понятия.
Так появился Опыт. А из опыта анализирования всех опытов возникло Я.
Тут же возник звук: «Тюк, тюк, тюк…», – монотонные удары по сознанию. Они и раньше существовали, но представлялись серебристыми пузырями секунд, лениво уплывающими то ли вверх, то ли вниз.
«Тюк, тюк, тюк…»
Я пошевелилось и ощутило ограниченность своих действий.
«Тюк, тюк, тюк…»
Звуки раздавались ближе и ближе. Чем громче они звучали, тем сильнее Я чувствовало давление внешней среды.
Ослепительный шар вращался всё быстрее и быстрее и увеличивался в размерах.
«Тюк, тюк, тюк!..» – лязгали раскаты грома.
Шар тонко звенел и опалял жаром.
«Тюк!..» – незримые оковы сжались до предела.
«Тюк!..» – Я в безумном страхе забилось в их сдавливающей хватке.
«Тюк!..» – не в силах более сопротивляться, Я обмякло и позволило раздавить себя Неминуемому.
«Тюк!!!» – мгновение превратилось в вечность нестерпимых температур и давлений.
Так появилась абсолютная боль и абсолютное наслаждение. Последнее, что подумало Я, пускаясь по течению ощущений, было: «Мне пора родиться…»
– Тюк… – так появилась Жизнь.
И вдруг – шквал ветра, лавина звуков, атака запахов! Доминировали в них запахи древесных опилок и столярного клея. Сияющий шар, достигнув пределов скорости своего вращения, с чмокающим звуком лопнул и вывернулся на изнанку. Его содержимое восторженным фейерверком цветов хлынуло в пространство и, расплескавшись по его поверхности, дало всему свои имена. Имена эти были так же разнообразны, как и оттенки, тона и полутона, из которых состояло Бытие.
Вывернувшийся же шар, напротив, – поблескивал чёрным глянцем. Теперь он был неподвижен.
Раздался треск расщепляемой древесины. Я открыло глаза и увидело, что чёрный глянцевый шар, – это зрачок, купающийся в лазурных водах глазного яблока, периодически скрываемого розоватым припухшим веком. В следующем серебристом пузыре времени, чей образ уже не был столь ярок, возникла впервые услышанная человеческая речь. Чуть суховатый, скрипучий голос, очень добрый, но слегка усталый, произнёс:
– С Днём Рождения, сынок! Добро пожаловать в Подмозговье!
Откуда-то слева, из-за предела зрения, послышались радостные гугукающие звуки, хотя и похожие, но, несомненно, принадлежащие разным существам.
– Так сказать, вставайте, граф! Вас ждут великие дела!.. – Это был третий голос, прозвучавший справа. Он был до противности тонок, но помпезность его и тайный смысл сказанного навсегда запечатлелись в только что родившейся голове Бори из Тины.
Глава 1: Об иллюзорности конца и незаконченной песне
Папа Римский Карло Единственный и Нерушимый, Бескрайний в своём одиночестве и Бесконечный в своём многообразии, всю свою долгую вечную жизнь стремился к гармонии. К гармонии внутренней и к гармонии внешней. Порой ему казалось, что цель достигнута. Не хватало же Папе совсем малого – равновесия, баланса между гармониями внутренней и внешней. А вот этого, в силу дряхлого своего возраста, он никак не мог понять.
От постоянно шаркающих шагов мыслей по извилинам его творческий мозг покрылся заскорузлой коркой мозоли. Новые, ультрасовременные веяния жизни пробегали по ней незамеченными и не оставляли следов. Бунтарский, пышущий животворящим огнём внутренний дух Молодости Папы Карло Бесконечного из-за этой проклятой мозоли не мог встретиться с его благообразным, убелённым сединами святым духом Мудрости, дабы на равных, партнёрских отношениях усесться за круглый стол переговоров. Единственное, на что они оба были способны, – подойти к разделяющей их матовой задубевшей перегородке и биться об неё головой, пытаясь достучаться до оппонента.
Мозоль, всем известно – кривое зеркало, искажала эти благородные стремления, и каждому виделось в действиях противоположной стороны нечто оскорбительное. Попав под влияние искажений равнодушной мозоли, дух Молодости и дух Мудрости и впрямь принимались глумиться друг над другом. В ход пускались настолько вульгарные жесты и телодвижения, что пролетающие в синем небе птицы в шоке путали юг с севером и летели зимовать в зиму, от чего их поголовье сократилось до критического состояния.
Надо отдать должное мировой общественности, которая успела таки схватить последний миг перед надвигающейся экологической катастрофой и забить в набат. Выдающиеся, передовые умы всех миров ломали головы над столь странным поведением пернатых и, не находя ответа, совершали акт психологического харакири, так как в своих дознаниях выходили за рамки дозволенного. Воспользовавшись замешательством обезглавленных правительств высокоразвитых миров, быстро сколотившийся Комитет по Моральной Поддержке Перелётных Птиц при ООН пролоббировал проект размещения в северных и южных полярных зонах искусственных солнц, в которых, под шумок, были тайно размещены установки ударно-лазерного оружия массового поражения. Ну что ж, рукотворные светила засияли, даруя тепло, и птицы стали размножаться на полюсах. Всё б было прекрасно, если бы не одно маленькое но. Вскоре от жары стали дохнуть тюлени, моржи, пингвины, белые медведи, чукчи, алеуты, эскимосы и прочие хладолюбивые твари. Но сия проблема уже никого не взволновала, потому что породившие её высокоразвитые миры закончили своё существование по причине разразившейся мировой войны. Оставшиеся без профилактического присмотра и подзарядки искусственные источники тепла через несколько лет погасли. Сдерживаемая экологическая катастрофа дождалась, таки, своей поры-времени и под клич «Ура!» благополучно грохнулась на старушку Землю…
Вообще-то всё это не имеет никакого отношения к нашей теме, как и сама тема не имеет никакого отношения к здравому смыслу. Просто хотелось бы пояснить, к чему может привести необдуманный и неправильно интерпретированный жест.
Священные тексты Упанишад, Рагведы и Пуран, Авесты и Библии, Корана и Саентологии, бессильны перед одним единственным дерзко поднятым средним пальцем и полностью изничтожаемы им же на предплечье руки, обрубленной предплечьем другой. Умело сложенный жест – он ведь есть мудра. Он – квинтэссенция понятий и настроений, о которую разбиваются целые системы с тонкой умозрительной философией, впитавшие в себя мудрость многих и многих поколений, но не сумевшие поставить точку в своих изысканиях истины. Точка – это конец. Конец – это жест. Да что говорить, это ведь знает каждый, кто хоть раз в жизни задумывался над ее смыслом. Впрочем, все это тоже не имеет смысла, поскольку оного вообще нет.
На этом поставим точку и рассмотрим выразительный жест, который вот уже некоторое время демонстрирует рациональный дух Молодости Папа Карло Бесконечного своему иррациональному оппоненту духу Мудрости того же Папы Карло Бесконечного.
Молодость, приспустив модные джинсы, водила из стороны в сторону эрегированным символом жизни и мочилась на глазах окаменевшего от такой неслыханной наглости завернутого в гиматий старца. Из-за искривленности разделяющей их стены старец, конечно же, не мог оценить по достоинству и даже просто понять столь экстравагантный способ донесения мысли. Дух Молодости, считавший себя приверженцем постмодернизма, своей мощной струей пытался выбить на стенке мозоли изречение, которое услышал недавно на одной хипповско-хоповской тусовке: « Время – это лицезреющая свои осуществления вечность». Вот что писал сильный напор струи. И надо же, как это часто бывает, – молодость неверно рассчитала свои силы. Написав «веч» напор прекратился. Последние капли упали многоточием на неоконченную фразу, а сама она потеряла всякий смысл. Животворящий дух Молодости Папы Карло Бесконечного несколько раз прочел ее, но так и не смог догнать ускользнувший смысл. Он застегнул штаны, после чего, гримасничая и жестикулируя, обратился за помощью к своему видавшему виды оппоненту. Но святой дух Мудрости пребывал в сильнейшем шоковом состоянии от столь неслыханного по дерзости попирания нравственных начал. Разлагаясь от негодования и возмущения, он, естественно, не догадался, что ему следовало бы читать справа налево. Поэтому все написанное представилось ему тарабарщиной, а оттого – вдвойне оскорбительным. Он резко запахнул сползший с плеча гиматий, гордо вскинул голову и отправился восвояси, прочь от наглеца, насмеявшегося над убеленными мудростью эпох сединами. Очередная попытка обрести гармонию между гармониями внешней и внутренней с треском провалилась. Наверное, это беда всех мало-мальски состоявшихся демиургов, к сонму которых принадлежал и Папа Карло Бесконечный.
Нет, не способен был Папа Карло Бесконечный сам устранить так мешавшую ему мозговую мозоль. Просто он не видел, на каком уровне сознания она находилась. Зато превосходно видел ее его старый друг Бодхисаттва С-Верой-Чок. Выпрыгнув, страшно сказать, много вселенных назад из поставленной на очаг познания Добра и Зла колбы с закипающей философской похлебкой, он предстал перед удивленным Карло в образе странствующего юродивого дервиша. С-Верой-Чок вежливо поклонился и, потирая обваренные бока, скрылся за печкой, откуда потом семь ночей кряду раздавились лишенные мелодики странные буддистские песни. Затем он на некоторое время исчез и появился снова спустя несколько вселенных, торжественно объявив соскучившемуся Папе Карло Бесконечному, что наконец-то достиг состояния нирваны. Он рассказал, что местные жители благоговейно называли его то ли тараканом, то ли мокрицей, и что их почитание вскоре выросло до размеров ритуальных рукоприкладств к его растворенной в Созерцании персоне.
С-Верой-Чок действительно был Просветленным. Ведь его баллады о Пути Будды несли свет Истины в темное время суток, которое, оказывается, есть и в нирване. Воспламеняющая сила священных текстов зажигала свечи, факелы, спички, торшеры и люстры. Восторженные жители, внимая этим песням, разувались и на цыпочках, тихо-тихо, шли на его зов с тапочками в руках. Они двигались очень осторожно, чтобы ни малейшим шумом или скрипом половиц не помешать откровениям Просветленного. Затем, хлопая в экстазе по стенам и полу всем, что попадало под руку, они умоляли сжалиться над «Неведающими-Что-Творят», вернуться в мир страдания, и открыть всем его обитателям ворота Истины. Их мольбы тронули С-Верой-Чока до глубины души и потому он, Бодхисаттва, юркнув в половую щель, оказался здесь.
Со временем Папа Карло Бесконечный и С-Верой-Чок очень сдружились. Долгими зимними вечерами они вели задушевные беседы и частенько засиживались допоздна, прислушиваясь к потрескиванию Огня Жизни в очаге и к завываниям очередной эсхатологической вьюги за окном. Приятели все больше и больше узнавали друг о друге. Папа Карло Бесконечный видел в товарище то, чего не было у него, а С-Верой-Чок наблюдал в Карло то, чего, увы, не хватало ему.
Иногда Карло, как истинный демиург, принимался за какое-нибудь творение, а С-Верой-Чок, как истинный Созерцатель, разглядывал внутренним взором его работу и пробовал предсказать ее судьбу.
Как-то раз Папа Карло Бесконечный смастерил волшебную шарманку, да такую чудную, что даже С-Верой-Чок позабыв на некоторое время свои буддистские мотивы, заслушался чарующими аккордами, проливая изумрудные слезы. Шарманка играла о делах грядущих дней. Казалось, она раскручивает Колесо Судьбы. Ее валки под действием неведомой силы лепили невероятно захватывающий сюжет, и друзьям думалось, что нет в природе ничего, способного прервать эту дивную историю. Вот плавно проплыло адажио, протрусило, цокая серебреными подковами, скерцо, а из-за ближайшего поворота повеяло ветром перемен аллегро, как вдруг заглянувшее в окошко только что родившееся солнце бросило на шарманку свой луч. Очарованные музыкой приятели и не разглядели сразу, что мерцающее на инкрустированном лунным камнем корпусе пятно вовсе не безобидный солнечный зайчик, а самая что ни на есть настоящее солнечная крыса, в злобном рвении вгрызающаяся огненными зубами в деревянную обшивку. Шарманка стонала. Прелестная музыка превратилась в нестройный ряд какофонических звуков. Пришедший в себя первым Папа Карло Бесконечный бросился к своему творению и попытался смахнуть с него демоническую тварь. Но он лишь пронзительно закричал от боли, почувствовав на ладони сильный ожог. В воздухе поплыл запах горелой плоти. То ли этот запах, то ли отчаянный крик друга привел, наконец, С-Верой-Чока в чувство. Одним усилием воли он высвободил все дремавшие в нем туманы, дожди, росы и снега прошедших эпох и мощным импульсом метнул их в сторону шарманки. Вода покрыла инструмент ровным слоем. От соприкосновения с ней солнечная крыса дико зашипела. В долю секунды она распалась на миллион искорок, и все они, словно сговорившись, маленькими копиями большой крысы метнулись в дальний угол каморки, туда, за древний сундук, обросший лишайником и мхом. Там они собрались в одно целое. Злобная огненная тварь заметно потеряла в яркости. Судя по всему, оружие С-Верой-Чока нанесло ей серьезную рану. Она собрала последние силы и, продолжая шипеть, прогрызла в половице лаз. Сверкнув напоследок голубыми глазами, солнечная крыса исчезла под полом, навсегда в этой вселенной, чтобы вернуться в следующей. Ну, а как же, ведь ей еще предстоит сыграть немаловажную роль в нашей истории…
Но как жалко! Песня не успела дозвучать до этого момента. В корпусе шарманки зияла огромная дыра с рваной обугленной окантовкой. Кое-где по ней еще пробегали искрящиеся лиловые ниточки, и тогда раздавалось слабое потрескивание. В этом потрескивании С-Верой-Чок ясно слышал пророческий шепот Вечности: «Никому не дано знать свою судьбу…»
Папа Карло Бесконечный стоял на коленях и, обнимая свое искореженное творение, горько плакал. Слезы со звоном капали на остановившиеся навсегда валки. Их печальный звон уже не мог вернуть прекрасную песню, канувшую незаконченной в Лету. И, конечно же, никто не знал, что канула она в реку забвения по той причине, что никакого конца у нее и не должно было быть. Но мы-то знаем точно – через много-много лет, в строго назначенное ей судьбой время, она вынырнет из мутных вод оперным спектаклем.
Глава 2: Две ноздри одного целого
Как-то раз залетел к Папе Карло Бесконечному на огонёк жизни его старинный знакомый. И даже не просто старинный знакомый, а целый сосед – столяр Сиз-И-Ноз. Вернее сказать, не залетел, а залетели, так как Сиз-И-Ноз были самыми настоящими сиамскими близнецами. И даже не близнецами, а близнецом, в единственном числе. Внешне их было двое. Но ведь всем известно, что внешность обманчива. Дело в том, что сущность у всех вещей одна, а Сиз-И-Ноз и был вещью. Вещью олицетворённой и одухотворенной. Так вот, сущность Сиз-И-Ноза заключалась в носу. В обыкновенном сизом носу. И действительно, если приглядеться внимательней внутренним взглядом, то можно было почти ясно разглядеть в столяре огромный сизый нос, который изборождали тропы диких зверей, спешащих на водопой, покуда не село солнце. На кончике этого носа, который можно было вполне принять за древний холм, разместился валун, поросший у основания хвощом и папоротником. На склоне холма двумя черными провалами зияли входы в пещеры. Из правой пещеры вытекал ручей, питаемый чистыми ледяными ключами. К нему-то на водопой и приходили дикие звери. Злые языки говорили: сизый нос де, это все, что осталось от знаменитого Колосса Родосского, съеденного заживо каменными червями. А когда у этих злых языков спрашивали, как, мол, нос-то уцелел, они, злые языки, пускались в пространные объяснения. Суть их сводилась к тому, что каменные черви, коварно напав на известную статую, начали грызть её с ног, постепенно поднимаясь все выше и выше. Темп поедания был низок, поэтому жизненным силам скульптуры не составляло большого труда скрываться от полчищ паразитов на более высоких уровнях. Так и длилась эта погоня, пока от Колосса не осталась одна голова. Здесь жизненные силы пошли на военную хитрость. Они собрались не в мозге, как того ожидали каменные черви, а в носу. Червям всегда не хватало сообразительности, и они, разумеется, двинулись в мозг, обойдя нос с флангов. Но там-то, сами понимаете, никого не оказалось. Можно сказать, паразиты сами, не ведая того, обрезали швартовы, удерживающие нос на месте, и жизненным силам ничего не оставалось сделать, как только крикнуть: «Поехали!» Нос взмахнул крыльями и умчался в грозовое небо.
История звучит вполне убедительно, но, знаете, верить злым языкам – всё равно, что не верить себе или не уважать истину. А истина-то дороже. К тому же бытует мнение, что злые языки и есть те каменные черви, и, прислушиваясь к ним, вы сами открываете путь духовным паразитам в свой организм.
На самом деле никто не знает настоящего происхождения сизого носа. Тайна его покрыта мраком клубов дыма. Доподлинно известно, что он летает, потому что к Карло он влетел через печную трубу. А для большей ясности добавим, – раздался кодовый стук в дверь. Папа Карло Бесконечный отреагировал на него довольно обыденно, сказав: «Войдите». Дверь скрипнула, и на пороге появились сиамские близнецы Сиз-И-Ноз. Левый, Сиз, как оказалось, только что переболел желтухой и ходил в тёмных очках. Правый, Ноз, заканчивал экстерном истфак и носил по этому поводу монокль с выпуклой линзой. Подмышкой он держал объёмный фолиант, по виду и запаху весьма древний. Войдя в комнату, Сиз-И-Ноз первым делом огляделись. Сиз начал осмотр справа, Ноз ; слева. Когда на нисходящей их взгляды встретились, они несколько секунд разглядывали друг друга, пребывая как бы в некоем замешательстве.
- Привет, - сказал Ноз. Благодаря недюжинному интеллекту он всегда первым возвращался в действительность.
- Салют! - воскликнул Сиз так, как будто не видел брата несколько месяцев. Вероятно, он его и в самом деле долго не видел. Во-первых, потому что болел, а во-вторых, из-за того, что носил чёрные очки.
- Здорово, соседи, - ответил Папа Карло Бесконечный, приподняв широкополую крокодиловую шляпу, подарок делегации первых ковбоев среднего запада.
- Хай! - пронеслось эхо голосом С-Верой-Чока, который всегда присутствовал везде.
Без долгих предисловий Сиз-И-Ноз направился к столу. Отодвинув объедки вчерашнего философского трактата, Ноз бухнул на столешницу массивный фолиант. Он едва не размозжил при этом руку брата, предусмотрительно стиравшего с поверхности пыль. А зря. В смысле, – напрасно Сиз расчищал место. От удара из фолианта вырвались клубы вековой пыли и покрыли всё вокруг слоем серой дряни толщиной в два пальца. Кстати, а может быть и некстати, точно таким же образом была засыпана пеплом легендарная Помпея. Эта же участь наверняка ожидала бы и жилище Папы Карло Бесконечного, не схвати он вовремя шёлковый китайский веер и не разгони завесы пыли по углам. Ноз смущённо покашлял в кулак.
- Смотри, Карло, какую интересную книжку я раскопал, - слегка гундося, заговорил он и раскрыл фолиант на титульном, абсолютно чистом листе. - Вчера я, понимаешь, рыл могилу. Понимаешь, ведь гробы не только делать кому-то надо, но и закапывать. Понимаешь ведь? - он внимательно посмотрел на соседа.
Карло перевёл насторожённый взгляд с книги на Ноза и коротко кивнул. Тот облегчённо выдохнул.
- Ну, рою я, значит, рою… Вдруг, бац! Лопата на что-то наткнулась. Искры во все стороны, что твой салют на девятое мая. Лопата в дребезг, сам понимаешь. Понимаешь ведь, а? Ну так вот. Сходил за другой. Стал потихоньку окапывать. И что ты думаешь? Откопал бункер, да. Из цельного куска железобетона. И, понимаешь, какая штука, - ни окон в нём, ни дверей. Кубик такой, – десять на десять.
На этих словах Сиз с сомнением хмыкнул.
- Точно, точно! Я рулеткой замерял, - заверил его брат.
- Да какой там десять на десять, - ухмыльнулся Сиз с иронией, мол, валенок ты.- Ноль на ноль! Я тоже мерил. Абсолютный ноль и точка. А лопата ударилась о сундук.
Ноз задумался, будто высчитывал что-то в уме.
- Сам ты абсолютный ноль, - заявил он уверенно. - О сундук она сейчас ударится, - и в подтверждение своих слов дал брату звонкого леща, да такого, что у того выпала вставная челюсть. - А мерил ты я знаю как. От десяти же мерил, к нулю. Так ведь?
Сиз обиженно сопел и водворял на место челюсть, прикрывая сей интимный процесс тёмными очками.
- От перемены мест слагаемых сумма не меняется, - сдавленно, но гордо заявил он, непоколебимый в своей правоте.
Ноз устыдился своей совсем не братской выходки.
- Прости, братишка, - ласково сказал он, - но там на самом деле был бункер. - Он повернулся к внимательно слушающему Папе Карло Бесконечному и продолжил с новым пылом:
- В общем, я его – динамитом. Раз, другой. Хоть бы хны! А Сиз вот, – этот самый вот, – эдак просто коснулся его, вроде как на прочность проверить, тот в пыль и рассыпался.
- Говорю тебе, не было там никакого бункера, - оживился Сиз. - Зря токмо ящик динамита извёл.
- А что ж там было? Сундук, да? - съязвил Ноз.
- Да.
Ноз только махнул рукой с досады, мол, пошёл ты в жопу.
- Короче, – бункер в пыль, а на его месте - медведь.
Карло удивленно поднял кустистые брови.
- Как медведь?
Ноз выпучил глаза и развел руками: так, мол, факт.
- Ну, брат, ты даешь! - возмутился Сиз, - Уже и медведь?
Ноз только взглянул на него и ничего не сказал.
- Медведь – в лес, я – за ним, - продолжал Ноз, обращаясь к соседу. Для пущей убедительности он дублировал слова фигурами из различных комбинаций пальцев, то изображал себя, то медведя, то зеленеющий на горизонте лес. - Хорошо, – было при себе ружье, иначе бы ушел. Стреляю, - характерный жест, - пуля ему в голову. Голова раскалывается, а из нее - утка.
- Павлин, - съерничал Сиз.
- Точно, павлин! - подумав, воскликнул Ноз. - Я хватаю лук, значит, вставляю стрелу, натягиваю тетиву. Вж-ж-жик! Летит моя стрела точнёхонько павлину в глаз. Тот от страха в крик, а из клюва выкатывается яйцо и летит прямо в море-океян.
Сиз саркастически покачал головой, мол, пустозвон ты конченный. Ноз же так увлёкся рассказом, что не замечал этих оскорбительных головодвижений.
- Ну, думаю, тут и смерть моя пришла. Сижу на берегу, горюю, что делать - ума не приложу. - Ноз принял скорбную позу Мыслителя, изображая, видимо, себя, грустящего на берегу. - Вдруг всплывает спрут. Огромный такой преогромный, как дом, - перед носом у Папы Карло Бесконечного зашевелились пальцы, копируя всплывающего моллюска. - Говорит мне, пожалей, говорит, моих малых детушек, и протягивает яйцо. Ладно, говорю, живи. Яйцо тоже ничего, правильно? Яичницу можно пожарить или в блины замесить… Зря копал, что ли? Правильно ведь? К тому же яйцо - во какое! - Он развёл руки, изображая, скорее, арбуз.
Ноз откинулся на воображаемую спинку табурета и вздохнул.
- Прихожу домой, ставлю, значит, на плиту сковородку, бац по яйцу! Не бьётся. Бац, бац, бац!.. - он замолчал и хитро подмигнул, - А яйца-то никакого и нет. Было яйцо, да сплыло. А на его месте - череп! Что теперь, думаю, - бить или не бить? Таки ударил. Череп раскололся, а в нём – ключ золотой, даже проба пятьсот восемьдесят пятая выбита! Я ноги в руки – и к сундуку…
На этих словах Сиз что было мочи хлопнул ладонью по колену, – по колену брата.
- А я что говорил! - закричал он. - Я тебе сразу про сундук сказал, как только лопата разбилась! А ты про какой-то бункер выдумал! Медведь какой-то, утка…
- Павлин, - поправил Ноз.
- Спрут с яйцом!
Терпение у Ноза кончилось. Он упёр свой лоб в лоб брата и постучал заскорузлым пальцем по его затылку.
- Послушай, братец, - медленно, с расстановкой, как объясняют тупому ребёнку, проговорил Ноз. - Если бы я не придумал ни медведя, ни утки…
- Павлина, - вставил Папа Карло Бесконечный.
- …ни страуса, - согласился Ноз, - ни яйца, ни черепа, где бы я взял ключ, чтобы открыть сундук, а? Ну скажи, умник?
- Ключ и не нужен был, - сказал Сиз отстраняя братову руку. - Сундук-то был не заперт.
Ноз с досады плюнул, попав, совершенно случайно, на левую, считающуюся Сизовой, ногу.
- Так что же было первично?! - воскликнул Карло, совсем запутавшись в замысловатых перипетиях рассказа. - Бункер или сундук?
- Первично было слово Божие! - торжественно произнёс фолиант замогильным голосом и перелистался страницами, отчего по комнате пронёсся холодный северный ветер.
Повисла пауза. Все в изумлении уставились на книгу, но та замолчала и больше не подавала признаков жизни.
- Ну и ну… - только и смог выговорить Папа Карло Бесконечный.
- Так вот, - Сиз воспользовался замешательством брата и взял инициативу в свои руки. - Открываю я сундук. Сундук совсем пустой, а на самом дне - вот эта брошюрка.
- Брошюрка?! - оскорбился Ноз (между прочим, студент четвёртого курса истфака МГУ). - Да этой брошюрке миллионы лет! Я тебе как специалист говорю. По всему видно - шедевр! Посмотри, Карло, - обратился за поддержкой к соседу Ноз. - Ты посмотри, какие тексты! Ведь непонятно что за тексты! А картинки? Где ты ещё в наше время увидишь такие, я бы сказал, абстрактные картинки?
Ноз восхищенно листал страницы, а Папа Карло Бесконечный очень подозрительно глядел ему в рот. Да и как было не насторожиться, ведь листы были абсолютно чистыми. Не было на них ни текстов, ни картинок. «Кто-то рехнулся, - думал Карло. - Чур, не я, чур, не я».
- Постой-ка, сосед, – Карло положил руку на страницу. - Что, говоришь, здесь написано?
Ноз принялся водить пальцем по белому полотну бумаги, шевелить губами и морщить лоб. Короче говоря, очень органично показывать этюд абитуриента актёрского отделения. Затем, вроде как бы сдавшись, беспомощно развёл руками.
- Нет, не могу понять… Понимаешь, наука здесь бессильна, - заявил он. - Шрифт неизвестен, хотя некоторые знаки вроде бы понятны. Но в целом… Нет, не хочу казаться дилетантом… Предстоит серьёзная работа. Я думаю, на изучение и анализ сего раритета уйдёт не один десяток лет... А картинки? Обрати внимание, существа, их нарисовавшие, мыслили совершенно иначе. - Ноз перелистнул несколько страниц. - Вот, что скажешь? Абракадабра полная. У тебя есть какие-нибудь мысли?
Страница была девственно чиста. Папа Карло Бесконечный облегчённо вздохнул. «Нет, не я», - решил он. Ноз внимательно посмотрел соседу в глаза.
- А что это, сосед, ты на меня так смотришь? - подозрительно спросил он.
Карло разразился неудержимым хохотом.
- Значит… говоришь… картинки?.. - ему с трудом удавалось вставлять слова между приступами смеха. - Письмена неизвестные?.. Но ведь… здесь… ничего нет!..
Ноз недоумённо переглянулся с братом.
На последнем слове хохот резко оборвался, и Папа Карло Бесконечный отвалил челюсть, озарённый внезапным прозрением. Мысль, видать, посетила всех вместе и сразу, поскольку все одновременно хлопнули ладонями по своим лбам.
- Чёрт побери, - прошептал Карло. - Я ведь совсем забыл!
- Чёрт побери, - сказал Сиз, обращаясь к Нозу. - Ты же нашёл её завтра!
- Чёрт побери, - произнёс Ноз, глядя на Сиза. - Ты же увидишь её вчера!
Так, стоп! Сейчас происходит очень важный момент откровения, который надо обязательно пояснить. Как бы это сказать?.. С чего бы начать?.. Короче: Ноз живёт завтрашним днём, но в прошлом, а Сиз - вчерашним, но в будущем. Вот так. Неясно, нет? Ну, а что же делать, такова жизнь. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Как-то так, да? Нам же остаётся только привыкать к этой данности, о которой, кстати, Папа Карло Бесконечный знал, но по причине старческого маразма позабыл начисто.
Близнецы жили в разных категориях времени. Каждый из них в своей временной реальности являлся индивидуальностью. И только настоящее, сиюминутное соединяло их мёртвой сваркой…
А вообще, знаете ли вы, сколько есть близнецов у каждого из нас в прошлом и будущем? О, имя им легион! В настоящем мы все одиноки, то есть единственны. Но у нас бесконечно много братьев и сестёр, с которыми нас связывают крепкие узы памяти и воображения. У Сиз-И-Ноза же всё было наоборот… Короче: кто не спрятался, – я не виноват.
За окном пошел дождь, и худая крыша каморки Папы Карло Бесконечного стала опять протекать. Влага проступала на растрескавшемся потолке, собиралась в крупные желтоватые капли, которые с глухим стуком падали на выщербленный паркет. Оторвавшись от размышлений, Карло поднялся и поставил под увеличивающуюся струйку медный таз для замеса глины. Вода зазвенела по металлу. «Время - это лицезреющая свои осуществления веч…»,-пронеслась в голове у него мысль и исчезла, не соизволив объясниться.
- И что же делать? - задал чисто риторический вопрос демиург.
Ноз задумчиво ковырял в носу.
- А бог его знает, - сказал он, на что Папа Карло Бесконечный смущенно кхыкнул.
- Погодите-ка! - воскликнул Сиз. - Давайте я попробую. Я ведь увижу брошюру вчера.
Ноз с надеждой схватил книгу и передал ее брату. За этим последовало вот что: Едва массивный переплет коснулся рук Сиза, как - «Пффф!» - увесистый древний фолиант с громким пшиком растворился в воздухе, а из ладоней ошалевшего Сиза, прямо из пустоты, посыпались черные опилки. Карло склонился, пытаясь рассмотреть, что это такое. Опилки оказались самыми разнообразными буквами: мелкими и крупными, тонкими строчными, толстыми заглавными и большими, красными, начинающими абзац. Все они были знакомы; точно такими же писал свои дневники сам Папа Карло Бесконечный. Кроме того, из рук Сиза сыпались и картинки, вернее – их компоненты: фигурки людей, зверей и части пейзажа. Например: ветки, листья, плоды и даже целые деревья, облака и пеньки. Эти элементы, вероятно, были нарисованы одним мазком. Все это образовало на столе неровную кучку.
Сиз пожал плечами.
- Теперь есть и текст, и картинки, - робко сказал он. - Но нет книги…
- Но как же все это прочесть? - спросил Папа Карло Бесконечный, сгребая знаки в горку. - Буквы все известные, рисунки – тоже. Но как понять, в какие предложения и иллюстрации они складывались?.. Может замесить из них тесто и испечь оладьи? - добавил он, горько усмехнувшись.
В это время появился С-Верой-Чок. Он материализовался в пространстве, втянув в своё Эго разбросанные по вселенной атомы тела. Он был одет в серый холщовый балахон монаха-францисканца, подпоясанный белым парадным офицерским ремнём. Каждая из шести его бесконечных рук, облачённых в хирургическую перчатку, держала какой-либо предмет. В одной был истекающий кровью скальпель, в другой - золотой католический крест, в третьей - веер игральных карт, в четвертой - револьвер системы «Смит Энд Вессон» с дымящимся стволом, в пятой - авиабилет на рейс 1586 по маршруту «Царицын – Сталинград – Волгоград», в шестой - рулон туалетной бумаги. Лицо его было прикрыто глубоким капюшоном.
Образовавшись посреди комнаты, С-Верой-Чок с видимым облегчением бросил все свое хозяйство в таз, куда капала с потолка желтая вода, и скинул капюшон. Под ним все увидели противогаз. Под противогазом - древнегреческую маску трагического актера. За ней, в тот же медный таз, последовали: паранджа, фашистская каска, бинты египетской мумии, водолазный шлем, респиратор, сварочная маска, сиреневая газовая вуаль, парик Слэша, ритуальная маска бушменов, ку-клукс-клановский колпак и резиновая морда Кинг Конга. На личине «киссовского» дракона он остановился и, звеня драгунскими шпорами, бодро направился к компании.
- Мозоль, Карло! Я сколько раз говорил тебе про твою мозоль, - произнес С-Верой-Чок голосом Шаляпина. Четырьмя руками он уперся в стол, а двумя оставшимися ковырялся в кучке книжных знаков. - Ты не сможешь прочесть ни одного слова, построить ни одной картинки, пока не избавишься от мозоли. Книга эта послана тебе судьбой, чтобы ты, наконец, это понял.
- Постой, постой!- воскликнул Папа Карло Бесконечный.- Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь. Я согласен, моя мозоль разделяет меня надвое. Там, где она меня режет, все кровоточит и болит. Но как же мне узнать, где она находится?
- Ты видишь? - сказал С-Верой-Чок, указывая вверх. - У тебя течет крыша. И ты хочешь сказать, что не знаешь, где она протекает? Это смешно, Карло! Ведь это твоя крыша! Ее не так много, чтобы не осмотреть всю по микрону и найти пробоину. У тебя уйдет на это столько же времени, сколько ты потратишь, комбинируя эти буквы, сочиняя из них роман. Смотри, их так мало! - он зачерпнул наманикюренной прелестной ручкой символы будущих историй и, перебирая пальцами с длинными рубиновыми ногтями, посыпал знаками, словно солил суп.
Папа Карло Бесконечный, задумавшись, подставил под падающие буквы ладонь и ощутил их приятное покалывание.
- Но как мне избавиться от мозоли? - спросил он.
- Почини крышу, - коротко ответил дракон и высунул раздвоенный розовый язык. - Но сперва сними с этих знаков копии. Книга должна вернуться на место.
Глава 3: Зачем откладывать на завтра то, что сделано сегодня?
Не откладывая дело в долгий ящик, Папа Карло Бесконечный принялся за дело, благо материала для копирования хватало. В ход пошли стамески, резцы, рашпили и напильники, киянки и шурупы. На черновом этапе работы демиургу активно помогал столяр Сиз-И-Нос. Взявшись за общее дело, близнецы стали единым целым. К вечеру копии букв были готовы. Карло аккуратно ссыпал их в глубокую глиняную миску и накрыл сверху стопкой чистой писчей бумаги. В довершение он положил сверху золотую ручку «Паркер», подумав, сменил её на гусиное перо и чернильницу, а ещё подумав, убрал и это. В руках Ноза книга приняла свой первоначальный облик древнего фолианта. Выпив на посошок по стакану анисовой водки, близнецы удалились делать гробы. Другими словами – сизый нос взмахнул крыльями и, разбежавшись, вылетел в печную трубу. Папа Карло Бесконечный, расположившись в кресле, вытянул ноги, потянулся и сказал, обращаясь к С-Верой-Чоку:
- Ну что ж, теперь можно заняться и крышей… Или оставить на завтра?..
С-Верой-Чок, удобно развалившись на тахте, негромко медитировал, периодически прикладываясь к хрустальному кубку Советского Союза по футболу. В кубке плескался портвейн. В портвейне плескалась истина. Истина упражнялась в синхронном плавании со своей тенью.
- Можно и на завтра, - произнес С-Верой-Чок, наблюдая через медитацию за истиной.- Но лучше бы начать прямо сейчас.
Карло поёжился, представив, как сыро, темно и холодно нынче на крыше. Ведь только недалёкие люди думают, что каморка – это маленький закуток под лестницей, над которым вознёсся многоэтажный дом. Посудите сами: может ли огромный дом вознестись? От этого утверждения разит голимым богохульством, а Папа Карло Бесконечный, хоть и был демиургом средней руки, атеизм категорически отрицал. В принципе, доля правды здесь была. Папа действительно жил в каморке под лестницей. Ближайшими его соседями сверху были сиамские близнецы Сиз-И-Ноз. С обитателями верхних этажей нам ещё предстоит познакомиться. Пока же их скрывает завеса секретности. Следуя логике, можно было бы заключить, что у близнецов потёк кран или засорился унитаз. Или – что они ушли, позабыв выключить воду… А может быть, всё это произошло у жильцов с верхних этажей, почему бы и нет? Может быть, комната братьев уже превратилась в аквариум, а сами они плавают кверху брюхом, не дождавшись помощи?.. Так что, в принципе, всё реально. Но только в принципе…
- Хватит фантазировать, Карло, - прервал размышления друга С-Верой-Чок. - Надевай плащ и полезай на крышу.
Он одним залпом осушил кубок и попытался подцепить истину клыком. Но та не позволила поймать себя столь тривиальным образом. Она просочилась в щель от выпавшего зуба и, неразжёваная, скрылась в глубине желудка, чтобы через некоторое время, выйдя чёрным ходом, вновь обрести свободу.
Папа Карло Бесконечный накинул на плечи видавшую виды плащ-палатку с планками медалей и орденов, напоминающими о военном прошлом демиурга, и вышел во двор.
Моросил мелкий капиллярный дождь. Небо заволокла пелена неприветливых туч. Где-то далеко, на окраине села и слуха, лаяла собака. Лаяла просто так, нехотя, разбавляя унылый пейзаж более-менее живыми красками. В тусклом вечернем свете Папа Карло Бесконечный отыскал тропинку и, поскальзывая в лужах, побрел к сараю. В сарае темень - хоть рви руками. Карло и оторвал несколько кусков, после чего стало немного светлее. Взвалив на плечи тяжёлую лестницу, он пошел обратно. На крыше все было именно так, как он и представлял: сыро, темно и холодно.
- Тяжел ты, путь к самосовершенствованию, - пробормотал старик, кряхтя, опустился на четвереньки, вынул с подсветкой лупу и начал осмотр кровли. Под воздействием бесчисленных ветров, дождей и зноя крыша покрылась колдобинами. К тому же на ней было грязно и скользко, что не исключало вероятности свалиться на землю и переломать кости. Предстоял долгий и нелёгкий труд, но Карло запасся терпением, набив им полный рюкзак. Рюкзак давил на спину и мешал развернуться, но в то же время удерживал от скольжения к краю. Папа Карло Бесконечный понимал необходимость своей работы. Он понял её сразу, как только увидел сегодня фолиант, а слова С-Верой-Чока указали, в каком направлении двигаться. Лазая по крыше верх задом, разглядывая в лупу трещины, он ясно слышал, как оба его духа – бунтарской Молодости внутренний и святой Мудрости внешний – бьются головой об стену и кричат, один – в левое ухо, другой - в правое, пытаясь дозваться и достучаться друг до друга. Стена между ними - он сам, сообразил Карло, он и есть мозоль, он и есть крыша, по которой ползал сейчас как мокрица. Озарение на миг осветило кровлю, и этого света было достаточно, чтобы разглядеть щель, через которую внутрь протекала вода. Папа Карло Бесконечный издал радостный возглас «Yes!» и намертво залепил течь скотчем. Тут же прекратился дождь, а так же, показалось, немного потеплело и посветлело. С блаженным чувством внутреннего умиротворения, так долго его не посещавшим, Карло сбежал по лестнице, едва касаясь её ступнями. Уже на пороге он с удовлетворением заметил, что медный таз посреди комнаты молчит, не звеня, как ещё полчаса назад, падавшей в него струёй. С-Верой-Чок в образе синекожего Вишну покоился в лотосе, и в каждой его руке было по нескольку исписанных и разрисованных листов, которые он внимательно изучал. Карло тихонько подошёл к нему и глянул через плечо. Одного взгляда хватило ему, чтобы понять: это была ни рукопись, ни клинопись, ни отпечатанные на машинке или принтере тексты, а чёрт знает что. Больше всего это походило на аппликацию. Копии букв чудесным образом стройными рядами перенеслись на чистые листы и сложились в предложения. Детали рисунков тем же загадочным способом собрались в яркие красочные иллюстрации.
- Ух, ты! - воскликнул Папа Карло Бесконечный. - Как ты это сделал?
С-Верой-Чок величественно повернул к нему голову Вишну.
- Ты сделал это сам, - произнёс он чревом.
Карло изумлённо открыл рот.
- Ты делал это параллельно с починкой крыши, - пояснил Бодхисаттва, утробно урча.
Папа недоверчиво смотрел в его раскосые чёрные глаза.
- Когда бы я, интересно, успел? Меня не было всего-то полчаса.
- Тебя не было одну Кальпу, - эдак буднично бросил С-Верой-Чок. - Один день и одну ночь Брахмы, - пояснил он для тех, кто в танке.
Сказано это было таким тоном, будто нет ничего более обыденного, чем выйти на полчаса, а вернуться через Кальпу. А ведь это, как-никак, восемь миллиардов шестьсот сорок миллионов земных лет.
- В таком случае я могу с полчасика отдохнуть, - сказал Карло и вытянулся на тахте; но тут же вскочил, встревоженный идеей относительности времени. Впрочем, он быстро успокоился и лёг опять.
- Как ты себя чувствуешь? - поинтересовалась фигура Вишну, не отрываясь от листов.
- Помолодевшим, - сказал демиург. - Но, вообще-то, я ещё не разобрался. Что там написано?
- Здесь написано какой выбор стоит сделать.
- Выбор чего? - не понял Карло.
- Выбор направления, которым следует идти к дороге, - уклончиво ответил С-Верой-Чок.
Папа Карло Бесконечный резко поднялся.
- Послушай, а ведь это то, что нужно! Где-то есть дорога с двумя направлениями, и есть бесконечное множество направлений без дороги! Важно знать, по какому из них двигаться, чтобы прийти к дороге. Оно ведь всего одно!
Вишну покачал головой.
- Направлений ведущих к дороге, чуть меньше половины бесконечного множества. Но одно из них - самое короткое.
- И там про него говорится?
- Да.
- А про дорогу?
- Дорога бесконечна, а в конце предложения, к сожалению, ставится точка.
- Но дорога куда-то ведёт. Значит, и у неё есть точка?
- Нет. Дорога – сама по себе. Это мы ставим на ней точки, когда устаём идти.
Карло подошёл к окну и с тоской посмотрел на зарозовевший восток.
- Выходит, это будет не моя дорога. Так? - спросил он обернувшись. - Я должен лишь кого-то вывести на неё?
С-Верой-Чок вышел из лотоса, – гигантский цветок тут же исчез, – подошёл к другу и положил три руки ему на плечи, а тремя оставшимися приобнял за талию.
- Не печалься, - ласково сказал он. - Ты творец. Ты вдыхаешь жизнь. Это и есть твоя бесконечная дорога.
- Да? - промолвил с грустью Папа Карло Бесконечный. - А мне кажется, я дошёл до точки. Теперь нужно идти кому-то другому.
С-Верой-Чок весело засмеялся и прижал Папу Карло Бесконечного к груди.
- Ты понял! - радостно вскричал он. - Ты понял!
Карло удивлённо поднял на него глаза.
- Ты понял, но ещё не сформулировал! - смеялся Бодхисаттва.
- Понял… - неуверенно произнёс Карло, - но ещё не сформули…
И тут его лицо расплылось в улыбке.
- Мне нужен сын. Мне нужен сын!!!
- Да, да, да, да, да, - пел С-Верой-Чок, кружа друга по комнате.
Папа Карло Бесконечный вырвался из его объятий и бросился к столу. Он схватил листы и принялся лихорадочно их разглядывать.
- Ну да! Вот же написано! - кричал он, окрылённый невероятной силой. - И рисунки об этом говорят! Вот послушай!
Карло включил рисунок на полную громкость. Сначала ничего не было слышно, кроме тихого потрескивания да поскрипывания. Затем раздались звуки, напоминающие удары топором по дереву. Каждый удар сопровождался пронзительным вскриком. Минут через сорок что-то большое, крякнув, грохнулось в воду. Шумный всплеск заглушил последний отчаянный вопль. Последовало басовитое бульканье, неразборчивые недоумённые голоса, бормотания, вздохи и тишина на долгие годы.
Карло перелистнул несколько страниц. Это действие сопровождал звук перемотанной на скорости плёнки.
- А это то, что произойдет через много лет, - сказал он.
Гул голосов, щелчки, шлепки по воде, свист, отборная ругань и голос самого Папы Карло Бесконечного: «И-и р-раз! Взяли! И-и два!.. Ну что ты делаешь, Ноз! Хочешь канат запутать, летающая пиз…»
- Так, посмотрим что дальше, - смущенно пробормотал Карло и быстро перевернул две страницы.
Шорох, металлический звон, тихие неразборчивые голоса. Говорили, судя по всему, четверо. Можно было разобрать голос Папы Карло Бесконечного, С-Верой-Чока, Сиза и, очевидно, Ноза.
- Плохо слышно, - пожаловался С-Верой-Чок. - Громкость вся?
- Вся.
- Добавь высоких.
Карло добавил, и звук стал лучше:
Что-то массивное катится по полу.
Папа Карло Б: Начнем? С-Верой-Чок, мне понадобиться твоя помощь. Будь добр, покинь тахту и подойди сюда.…Такой момент, а ты совершенно равнодушен!..
Скрип пружин.
С-Верой-Чок: Успокойся, Карло. Всё идет по плану. Ты же сам слушал книгу. Мы действуем строго по написаному... Так. Ну, давай, тяни на себя.
Папа Карло Б: Не здесь, не здесь! Вот зарубка, видишь?
Шесть минут слышится звон пилы, сопение и художественный свист, затем удары деревянного тела об пол.
Ух, давненько я не брал пилу в руки. Вспотел весь. И почему это в книге написано, что нужно обязательно пилить и строгать? Почему бы просто не сотворить?
С-Верой-Чок: Потому что, во-первых, ты должен не только дать ему жизнь, но и вложить частицу своей души, а лучше всего это сделать через руки; во-вторых, сейчас происходит что-то вроде родов, а роды всегда мучительны. Я так думаю… Хотя, может и не прав…
Папа Карло Б: (со смехом) Ты говоришь строго по тексту, дружище. Слово в слово. Эту реплику я хорошо помню.
С-Верой-Чок: Никуда не денешься, Карло. Судьбу невозможно изменить.
Ноз: А я вот попробовал изменить, там, на берегу, когда бревно поднимали. Канат специально вокруг дерева обмотал, чтобы не запутался. А ты все равно меня обругал. Спасибо, что предупредил заранее.
Папа Карло Б: Ты же его вокруг трех стволов обвил! И Сизу руку защемил. Кстати, как рука, Сиз? Может, йодом помажешь?
Сиз: Ерунда, уже зажила. Слушай, Карло, клей готов, пора снимать.
Папа Карло Б: Делайте как знаете, ребята… Ну что, дорогой мой Бодхисаттва, отдохнул? Поехали дальше.
Шесть минут слышится звук распиливаемой древесины.
Папа Карло Б: (перекрикивая шум) Сиз-И-Ноз, возьмите чурбан и аккуратно обтешите со всех сторон. Потом расщепите на четыре части… Осторожно, Сиз, не врезайся так глубоко! Не забывай, это последнее древо жизни на Земле!
Сиз: Да не волнуйся, сосед. Мы свое дело знаем. Столько гробов переделали, – руку набили.
Папа Карло Б: Тьфу на тебя, что говоришь!
Сиз: А что такого? Из песни слов не выкинешь. Что сказано, то сказано… Всё, готово.
Папа Карло Б: Отлично! Теперь так: ты, Ноз, занимайся руками, а ты, Сиз, - ногами. Я займусь телом.
С-Верой-Чок: А я чем займусь?
Папа Карло Б: Сам знаешь, у тебя память лучше. Моей реплики в тексте не было… Нет, эта все-таки, кажется, была.
Карло, следящий за действием из суфлерской будки, перелистнул несколько страниц.
Ноз: Слушайте, а почему мы вот уже полтора часа работаем молча? Разве в пьесе это было?
Сиз: Я не помню.
С-Верой-Чок: Разумеется, не помните. Вас на читке не было. А я вот помню. Карло перелистнул несколько страниц.
Ноз: Почему?
Папа Карло Б: Мне показалось, что мы долго работаем.
Ноз: Значит ты – ТАМ – перелистнул, а мы – ТУТ – полтора часа в тишине парились?
Папа Карло Б: Иногда, сосед, полезно и помолчать. Между прочим, тебя никто не заставлял работать молча. Вот зато сейчас можешь наговориться вволю.
Ноз: Да? Я начну рассказывать, а ты – ТАМ – на самом интересном месте перелистнёшь. Вопрос, каким образом я замолчу?
С-Верой-Чок: Действительно интересно. А ты попробуй.
Ноз: Нет уж, сам пробуй. А вдруг на меня кирпич упадёт?
Папа Карло Б: Сиз, подровняй левое бедро. И лучше по линейке, не надо на глаз… Ой, ой! Не слишком ли длинный нос?!
С-Верой-Чок: В самый раз. Нос – это символ любви, а твой сын должен полюбить всех заблудших и несчастных.
Папа Карло Б: С чего ты взял? Почему он должен их полюбить?
С-Верой-Чок: Откуда я знаю, почему. Так написано на шестнадцатой странице, которую мы сейчас проживаем. Дальше начинается ЕГО дорога, у НЕГО и спросишь.
Сиз: А я вот всё думаю: бревно пролежало тысячу лет на дне пруда в тине, а древесина такая крепкая, будто только сейчас спилена. Чудеса!
Папа Карло Б: Ничего чудесного. Это же древо жизни. Вода его не берёт, его можно только сжечь в адском пламени… (С-Верой-Чоку) Дружище, ушные шурупы прикрути посильнее. У тебя уши болтаются как лопасти пропеллера… Я помню давнишние времена, когда здесь стоял дремучий лес этих древ жизни. На многие мили во все стороны, чуть ли не вплотную ствол к стволу - сплошные дебри. Если пойдешь по грибы или ягоды - сущее мучение. Разорвёшься весь и поранишься. Даже мачете не помогало. На месте срубленной ветки вырастало шесть. Такой вот живучий вид - лернейский.
Сиз: Куда ж подевался-то этот лес?
Папа Карло Б: В Рогнарёк сгорел. Тогда ведь весь старый мир полыхнул. Ты помнишь, С-Верой-Чок? Йотуны, негодяи, революцию устроили. Все ходили да пели – отречемся, дескать, от старого мира.… Вот и допелись. В итоге ни их, ни кого не осталось. Сурт, главный из них, – тот, что с крайнего юга, – явился и ну всё жечь из огнемёта. Всех под одну гребёнку - и наших и ваших. Так весь мир и спалил… Да-а, поучительное было зрелище, хотя и жуткое… Так. Вот теперь, вроде, всё. Сейчас еще раз всё проверю… Руки на месте, ноги на месте, голова… Вы только посмотрите, какой красавчик!.. Сосед, будь добр, подай самую узкую стамеску и киянку. Пора жизнь вдувать.
Сиз-И-Ноз: (в один голос) А как ты это сделаешь, рот в рот или рот в нос?
Папа Карло Б: (смеясь) Чудаки, кто же жизнь вдувает через рот и нос. Жизнь через пупок вдувают… Всё, молчите все!
Тюканье киянки.
Так, так, еще чуть-чуть…
Осторожное тюканье киянки.
Всё! Вдуваю!!!
Громкий свист ветра, плавно переходящий в треск древесины.
Папа Карло Б: (радостно) С Днём Рождения, сынок! Добро пожаловать в Подмозговье!
Добродушный смех Сиз-И-Ноза.
С-Верой-Чок: Так сказать, вставайте, граф! Вас ждут великие дела!
(продолжение следует)