Я узнала, что через три дня на нашей земле не останется ни одного человека.
Мне не сказали, как это будет. Мне не сказали, что нужно сделать, чтобы этого не произошло. Меня просто поставили перед фактом.
Отсчет времени начался с той самой секунды, когда я узнала об этом.
Я не могу сказать, кто известил меня. В конечном счете, не так уж это и важно. Когда в условии задачи говорится: «Дано три яблока», ученик не интересуется, кем дано и по какой причине.
Итак, мне было дано: через три дня на нашей земле не останется ни одного человека.
Я не раздумывала долго над тем, чем буду заниматься эти дни. На долгие раздумья просто не было времени.
Просто решила попрощаться со всеми родными, близкими и просто симпатичными мне людьми. А еще мне было очень нужно позвонить одному человеку.
Первым делом я купила букет роз и отправилась к бабушке.
Моей бабушке в прошлом году исполнилось восемьдесят. Юность её пришлась на военную пору. Она рыла окопы, держа лопату коченеющими на морозе руками без варежек, по восемь часов в сутки. Цветы тогда можно было увидеть только на картинках - в книгах, которые шли на растопку.
Мой дедушка, пройдя лагеря, в жизни ценил только практичные радости. Такие, как сама жизнь, хлеб, и ещё деньги, на которые при удачном стечении обстоятельств можно было купить первое и второе. Розы не входили в его систему ценностей как таковые.
Получилось так, что за последние шестьдесят лет бабушке дарили только гвоздики, тюльпаны, да еще астры – эти растрепанные непривереды росли в нашем северном городке особенно бурно.
В букете, который купила я, было девять пурпурных роз на толстенных стеблях с ажурными листьями, а еще папоротник, и длинные стрелочки, похожие на стебельки зеленого лука, и мелкие беленькие цветочки. Пышные формы покрывала золотая сеть с бусинами.
Бабушка ахнула, охнула, спешно вытерла и без того чистые руки о всегдашний передник, и посмотрела на цветы так, что я поняла – первый день уже прожит не зря.
После бабушки я зашла на переговорный пункт.
С Мелкой мы познакомились в очереди к онкологу. Со многими женщинами в наших краях случается такая неприятность – вот и с нами случилась.
Моя «подозрительная шишечка» оказалась чем-то легкоудаляемым, бородавчатым. А вот Мелкой повезло меньше.
Я никогда не видела такую маленькую девчонку, в которой скрывалось бы столько смеха. Мелкой, кстати, она называла себя сама. А за ней и все мы: родители, я, и тот врач, который осматривал меня и её, а потом увез Мелкую, разбухшую от гормонов и полысевшую от химиотерапии, к себе на родину, в маленький городок, круглогодично не вылезающий из сугробов. Мелкая говорила, что если где и следует искать Деда Мороза, то только у них.
Мы думали друг о дружке гораздо чаще, чем виделись или просто созванивались. В последний раз я слышала её голос больше двух лет назад. Тогда Бегемотику, их с врачом сыну, исполнился годик, и я звонила поздравить, и слушала искаженный шумами смех, и детский плач, и звон погремушки...
Мелкая сняла трубку сразу, и первые несколько минут мы просто орали что-то в унисон, а потом спохватились, и начали рассказывать, и хохотали – мой смех звучал подпевкой – и передавали взаимные приветы каким-то общим знакомым. Мелкая огорчалась, что Бегемотик еще в саду, и не может сказать в трубку своё «Здравствуй, тётя», но я была этому даже рада. Я не хотела сейчас думать о Бегемотике.
- Пообещай, что приедешь, - попросила Мелкая, и я пообещала. А еще попросила её крепко-накрепко расцеловать от меня мужа и сына.
Впереди у меня было очень много дел.
Я позвонила своей школьной учительнице и испросила разрешения зайти на чай. Просто знала, что на чай к ней заходят редко.
Я дождалась с работы своего старого знакомого и всю дорогу до дома рассказывала ему о девчонке, которая увидела его фотографию и захотела познакомиться. Девчонка при этом оказывалась миниатюрной блондинкой по внешности и забиякой по характеру. Я знала, что ему нравятся именно такие. К сожалению, именно таким не нравился мой старый знакомый.
Заходить в подъезд я не стала, а когда к дому подошли мои родители, я объявила, что получила на работе просто огромную премию, и мы идём кутить в ресторан. В последний раз в ресторане мои родители кутили в день собственной свадьбы. Мы никогда не были достаточно обеспечены для подобных излишков. Но какое это имело значение за три дня до…?
Это был удивительный вечер. С быстрокрылыми официантами, с хрустом салфеток, со звуками сакса, с плавающими в бокалах свечами и шампанским, словно созданным из чистого кислорода. Это был удивительный ресторан!
Домой мы завалились под ночь – беспечные и хмельные. В прихожей подпрыгивал от возмущения телефон.
Я сняла трубку и услышала голос того самого человека, которому мне было очень нужно позвонить.
- Я тебя весь день ищу! – выкрикнул он. А потом, помолчав, добавил:
- Мне тебе надо сказать…
Мы познакомились несколько месяцев назад. Он не был моим первым парнем, я не была его первой девушкой. Почему мы вели себя, как влюбленные галантного века? Не смели лишний раз подойти, заговорить, прикоснуться… Просто встречались якобы случайно на улицах нашего небольшого города, и улыбались, и говорили о вещах, настолько отвлеченных от наших отношений, что могли бить любые рекорды по самым безмятежным разговорам в мире. И даже когда обменялись телефонами, не звонили друг другу.
Только теперь все эти старомодные условности были для меня не важны. Для него, оказалось, тоже. Потому что и ему было сказано про эти три дня. И про то, что потом на земле не останется ни одного человека.
Мы проговорили всю ночь.
Целых пятнадцать минут из отведенного нам времени мы уделили вопросу, стоит ли посвящать всё остальное человечество в нашу тайну.
Никаких указаний по этому поводу нам не было дано. Полагаться стоило лишь на собственную интуицию.
Мы представили давку, которая начнется во всех аэропортах и на всех вокзалах земли, представили волну преступлений, которая покроет мир на эти оставшиеся дни, представили горе и отчаяние, и повсеместный плач… Возможно, мы поступили эгоистично. Зато избавили от паники миллиарды людей. А нескольким из этих миллиардов мы еще успевали подарить пару дней радости…
Наутро я объявила родителям, что выхожу замуж. Они были настолько шокированы этим известием, что, кажется, пропустили мимо ушей сообщение о том, что после помолвки, которая состоится сегодня же, мы с женихом улетаем к его родителям.
Его родители уж около десяти лет жили в смуглой и пыльной стране, до которой от нашего города было шесть часов лету. Эти часы мы решили отложить на ночь. Было бы большим расточительством тратить их днём.
Пока мама в спешке прибирала в квартире, а отец бегал в магазин за продуктами, я упаковывала в ящики всё, что могло иметь не просто какую-то, а огромную ценность для любого ребенка в возрасте от пяти до пятнадцати лет.
К полудню пришел мой жених – с цветами и шампанским. И мы просидели за семейным столом до первых сумерек, а потом позвонили его родителям с известием о помолвке и о скором приезде. И я вслушивалась в незнакомые голоса в телефонной трубке, и чувствовала, что мне рады. Они волновались за своего сыночка точно так же, как мои родители волновались за свою дочку, и так же хотели внуков, и всего того, что зовется семейным счастьем, для своих детей.
Ближе к вечеру мы объявили родителям, что перевозим мои вещи к нему на квартиру. Вызвали грузовую машину и назвали адрес.
Воспитателей детского дома мы предупредили о приезде заранее.
Наверное, я слишком жадно вглядывалась в ребячьи лица. А может, взрослых смущала наша щедрость? Они смотрели на нас как-то странно. Зато дети чувствовали себя превосходно, и это было главное. Пока мой любимый настраивал для них оба компьютера – свой и мой, я раздавала мягкие игрушки, кукол и диски для музыкального центра. А потом спросила, не нужна ли кому старая, но в рабочем состоянии, гитара. Ответом мне были несколько пар глаз. Здесь нужно было всё. В первую очередь – внимание. И я показывала столпившимся вокруг паренькам особо виртуозные приемы баррэ – когда-то меня учил им настоящий магистр гитары.
Так прошел второй день.
Перед вылетом, уже из аэропорта, я будила подруг извещением о своей помолвке и предстоящем отъезде. Это был замечательный, самый лучший повод попрощаться и признаться в любви. Но звонила я только тем, кто действительно был бы рад этому моему известию. Я звонила бывшим одноклассницам, уже ставшим мамочками, и подруге детства, справившей недавно пятилетие свадьбы. Я звонила троюродной сестре, вечно шпынявшей меня затянувшимся девичеством. Но я не посмела набрать номер соседки со старой квартиры, и своей сослуживицы. Им не очень-то повезло в этой жизни. И перед её окончанием было бы просто нечестно давать понять им это еще раз. Пусть и таким, обходным, путём.
А разбуженные мною подруги сначала ворчали в трубку для острастки, но постепенно заражались моим настроением, и я знала, что потом, укладываясь под мужниными боками, они будут засыпать с приятными мыслями о дальних дорогах. И сны им в эту ночь буду сниться – необыкновенные!
Я обняла родителей крепко-крепко, и мой любимый их обнял. И мы обещали звонить – каждый день! И я точно знала, что уж один-то раз мы сможем выполнить обещание.
В самолете мы постепенно избавлялись от комплексов. Стюардесса с усталыми глазами смотрела на нас с улыбкой, когда предлагала напитки. Но мы ничего не пили и не ели. Мы были сыты и пьяны друг другом.
Утром, таким ранним, что солнце ещё не успело проснуться, нас встречали его родители. Мы обнялись вчетвером, и так стояли какое-то время. Где-то над ухом с ужасающим свистом взлетали самолёты.
- Родители, у вас будет внук, - сказал мой любимый за завтраком. Весь следующий час мы провели в спорах, выбирая имя для мальчика. Это были самые сладкие споры на свете.
После прохладного душа и свежего сока мы загрузились в машину и поехали по знакомым. Мой плоский пока живот возглавлял наше праздничное шествие.
Я смотрела на древний город, внутри которого находилась, изо всех сил. Слушать звуки близкого моря мне оставалось каких-то несколько часов…
Чем меньше оставалось времени, тем большая жажда деятельности охватывала нас. На улицах города мы подобрали хромую собаку. Собака сидела со мной на заднем сиденье и неотрывно смотрела в глаза.
Какому-то бродяжке мой любимый сказал, что красивая дама, с которой мы летели в самолете, спрашивала всех о своем потерянном сыне – таком же, как он. Парнишка презрительно цыкнул слюной, но, когда уходил, вид у него был задумчивый.
Мы лгали направо и налево, мы льстили, заискивали, преувеличивали и утаивали, - мы делали всё, чтобы хоть как-то облегчить последние минуты жизни тем, кто был вокруг нас. Мы делали это, как могли.
Когда всё началось, мы вышли прогуляться перед сном. Теперь мне нужно было заботиться о себе особенно тщательно. Так сказала его мама. А я ей сказала, что очень люблю бабушку своего будущего сына.
Мы вышли прогуляться после того, как были сделаны все наши дела. Исполнилось всё, что мы задумывали. И даже немножко больше.
На пляже у прибрежного кафе под звуки румбы мы танцевали босиком на песке какой-то тесносплетённый танец. Мы крепко держались за руки и смотрели друг другу в глаза. Просто не могли оторваться…
Эта мелодия – шаг вперед, второй, потом – назад, - вертелась у меня в голове, когда всё началось. Мы были так заняты эти три дня, что даже не говорили на тему, чем это будет – потопом или пожаром, а может быть, вечным льдом?
Мы танцевали румбу на песке, когда поднялся ветер. Он заставил закрыть глаза, но рук мы так и не разняли.
Чем-то средним между зрением и осязанием я чувствовала, как бушевавший вокруг ураган песка вырывает с корнем людей и уносит их далеко-далеко, за пределы Вселенной. Я слышала обрывки криков… и работу ветра, засасывающего эти крики в себя … и ту мелодию. Раз-два-три, влево. Раз-два-три – вправо…
А потом наступила тишина.
Я открыла глаза.
Мы так и стояли, держась за руки. Ветер сорвал с нас одежду и покрыл тела равномерным слоем песка и пыли. Ветер сорвал тент с прибрежного кафе, отломил и унёс с собой кусок барной стойки. Из раздробленной колонки доносились остатки румбы.
В этот момент – я знала, - если кто-то смотрел на нашу землю из Космоса, он видел только бескрайнюю пустыню, бугрящуюся то там то тут останками вещей. На песчаной косе, вычищенной ветром на многие-многие тысячи километров, стояли двое – мужчина и женщина.
Нам предстояло всё начинать с начала.