Любил я свою старую Сретенку. Длина-то её всего восемьсот метров, но вся пересечена переулками - с одной стороны семь, да с другой девять. И в названиях некоторых так и слышатся профессии прежних обитателей: Печатников, Колокольников, Просвирин.
Эти улочки и сегодня являются эталоном простонародного патриархального быта старой Москвы, а обветшалые дома, как бы отраженьем их жильцов, тоже пожилых москвичей-пенсионеров, приросших к своему месту. Здешняя атмосфера была наполнена особой аурой покоя и относительного благополучия. Никаких "новых русских", никаких Мерседесов, никаких новостроек.
Знакомые с детства магазины: "Булочная-кондитерская", "Молоко" и "Гастроном", старый уютный кинотеатр "Уран", известный табачный павильон близ Сретенских ворот, которых давно нет и в помине, знакомые лица родителей и бабушек с детьми, прогуливающихся по бульвару, ещё, к счастью, не "украшенному" тогда фигурой Надежды Крупской, знакомые собаки и их хозяева, кучки шахматистов у лавочек, озабоченно уткнувшиеся с головой в свои доски - всё это казалось мне, гуляющему с маленьким сыном и беленькой крошечной французской болонкой, очень приятным, привычным и домашним.
А жил я тут же, неподалёку, в тёмносером шестиэтажном доме, постройки начала века, который выделялся среди окружающих высотой и помпезностью архитектуры готического стиля. Помню, когда я, молодой специалист, умудрился в день рождения своего сына получить ордер на большую комнату в коммуналке, вместо своей прежней шестиметровки, и, открыв огромную застеклённую дверь подъезда, обалдел, увидев шикарный в два этажа вестибюль с высоко висящей бронзовой люстрой и богатой потолочной лепниной, большое зеркало справа и сохранившиеся старинные цветные оконные витражи да мраморную лестницу с чугунными перилами, обрамляющую лифт с решётчатой распахивающейся дверью. Недаром дом в 1914 году занял в Москве призовое место в конкурсе архитектуры.
Наша коммунальная трёхкомнатная квартира находилась на пятом этаже. Из большого холла, где на вешалках висели шубы и пальто, лежали шапки и шляпы, а на полу стояли сапоги и другая обувь, три двери вели в три комнаты. В одной жили мы с женой и сыном, рядом в маленькой - пожилая армянская пара - Айко Моисеевна с мужем, а в другой побольше - Петрович с женой Прасковьей. Ночью, если вдруг маленький сын начинал плакать, приходилось подыматься и проверять - не пора ли менять пелёнку.
Вообще-то наша болонка Кнопка была хорошо воспитана и без причины голос не подавала. Но той ночью её внезапный пронзительный лай разбудил маленького сына, который поддержал её громким плачем. Мы проснулись. Кнопка яростно продолжала лаять. Я встал и, выглянув в холл, увидел закрывающуюся за кем-то парадную дверь квартиры а затем услышал громкий хлопок закрывшейся кабины лифта.
"Наверное гости ушли от соседа" - подумал я и лёг спать. Вскоре заснули сын и жена. Одна Кнопка продолжала злобно ворчать во сне.
В пять часов утра всех жильцов квартиры разбудил непрерывный дверной звонок. Все проснулись и, наспех накинув на себя что-то, ещё сонные и плохо соображающие, выскочили в холл. На пороге мы увидели нашего участкового милиционера. "С добрым утром, уважаемые! Ну-ка, проверьте, все ли ваши шубы, пальто, сапоги и шапки на месте?" И, только тут, мы обратили внимание, что всё это куда-то исчезло. Он попросил нас выйти на лестничную площадку и с улыбкой показал на застрявшую между этажами кабину лифта. В ней, опустив головы, стояли три подростка, а на полу валялась груда похищенных вещей.
А ларчик оказывается открывался просто! Моя маленькая Кнопка ночью своим громким лаем сильно испугала воров, уже успевших обчистить весь верхний этаж. Выскочив из нашей квартиры и заскочив в лифт, они с такой силой хлопнули металлической дверью, что автоматика отказала и кабина, только тронувшись вниз, остановилась, заблокировав дверь. Мышеловка захлопнулась к счастью всех жильцов дома и нашего участкового.
"Товарищей" воров вскоре освободили, с тем, чтобы поместить в более комфортабельные камеры, а вещи, после составления описи, были нам возвращены.
С той самой поры все соседи зауважали нашу декоративную Кнопку, признав в ней достоинства настоящей служебной собаки и выражали это уважение всякими вкусными подношениями.
Уже и Кнопки давно нет, и Сретенка стала другой...
А память всё хранит...