Как хорошо, что ты есть, живешь на свете и пусть далеко, но, я-то знаю, что есть! Я впервые здесь, дома, услышала песню «На маленьком плоту», это было так чудесно. Я сразу вспомнила тебя (хотя, нет, я тебя не забывала никогда, и когда я пишу «вспомнила», читать надо: просто более остро почувствовала, что рядом кто угодно, но не ты). Видишь, мой хороший, что творится с твоей «маленькой женщиной», я совсем с ума схожу иль восхожу до высшей степени безумства ( помнишь, у Марины Цветаевой?). Странно, но тогда для меня все было лишь забавой, я помню, как ты вслушивался: «чье сердце, Ваше ли, Моё ли, летело вскачь, летело вскачь». Не знаю, как Ваше, но Моё летело, это уже точно, вот только поняла я это осенью, дома. А в декабре я знала что к чему и ехала осознанно, зная твоё место в своей душе. И занято оно, ох как прочно, я пока не властна Вас сбросить с пьедестала, стоите Вы себе там спокойненько и улыбаетесь, в блеске всех своих достоинств и недостатков…
Ну, да ладно, что же это я жалуюсь на то, что есть Счастье?!
Скажи честно, тебе мои письма кажутся смешными, несдержанными? Прав ли Бальзак, что нельзя говорить всё? Отчего же я не чувствую, что нельзя?
Отчего ты так далеко? Нет, это хорошо, расстояние - это то, что сдерживает меньше всего, представляешь, жили б мы в одном городе, вот мучение. Да я б только и искала с тобой встречи. Нет уж, лучше так, как есть.
А что тут странного? Я люблю, и мне нравится общение с тобой. Честное слово, мне ничего не надо, я согласна со всем, что мы раньше говорили. И какое кому дело?!
Я не писала тебе целых два дня! Боже мой, что же это будет? Может, дар слов иссякнет? Я не могу себе представить, что мне вдруг нечего будет тебе сказать и я пойму: писать нечего и ни к чему, как-то всё теряет смысл.
«Чье сердце, Ваше ли,
Моё ли,
Летело вскачь.
Летело вскачь?»
Я получила твоё письмо. Рада ему безмерно. Умница моя, любимый мой человек, как долго я ждала его, и хожу, читаю, читаю…
Целую много раз. Люблю без всякой меры и очень жду вестей.
С любовью прежних дней.
Твоя Любовь.