Мохнатые лапы елей под напором нашпигованных ледяной крошкой порывов ветра невпопад раскачивались и норовили выколоть глаза Глухарю – напряженно, но безуспешно высматривающему что-то там, вдали. Внизу было уютно и тепло, можно было зарыться в снежную перину, но Глухарь стойко выполнял свою обязанность: он сегодня дежурный - впередсмотрящий по лесу. Он понимал бесполезность своего занятия: уникальная острота зрения тут не поможет – нужно что-то еще, чтобы увидеть ЭТО… Никому в этом году не удалось увидеть ЭТОГО, даже Орлу.
Проходят годы, и ЭТОГО в лесу становится все меньше и меньше. Звери лесные поначалу кинулись всем гуртом на поиски лучшего ЭТОГО, однако порастратили энергию, истощали и сейчас, экономя силы, собрались здесь - в глухом бору. Тех, кто хорошо видит, обязали высматривать ЭТО, чтобы всей стаей мигрировать в нужном направлении наверняка.
Однако вот ведь какая штука: о том, что Глухарь дежурит, знали очень немногие. Официальным бессменным впередсмотрящим считался Бегемот. Он был чуть-чуть подслеповат, но имел зычный голос и общественный вес на тонну, а временами и более. Кроме того, он носил золотую шубу и обладал редким даром - угадывать тех, кто чует ЭТО. Угадав того, кто может видеть ЭТО, Бегемот прислушивался к его писку, выжидая. В лесу писка много, и окружающим писк тех, кто видит ЭТО, незаметен. Каждый считает, что это именно его писк уникален и ценен. Вот тут и необходим дар Бегемота: услышав заветный писк, незаметный окружающим, он зычно повторяет услышанное об ЭТОМ – слово в слово, порой, даже, не понимая смысла. Слова эти золотыми крупинками осядут на золотой шубе (законы физики), и народ лесной послушно поворачивает в указанном направлении… Потом те, кто изначально пропищали спасительные слова, пытаются доказать, что это их писк осел на золотой шубе. Но у Бегемота зычный голос – куда там писклякам, да и общественный вес на тонну... Так было.
Однако в этот раз что-то не получалось. Бегемот в задумчивости сидел на развилке дуба, к которой специально по такому случаю построили мраморную лестницу, и делал вид, что смотрит. Раньше стоило ему рыкнуть: «Родной лес в опасности!», и тысячи зверушек выползали из норок для поиска лучшего ЭТОГО…
То, чего не хватает в лесу, всякий раз было иным. И всякий раз находился тот, у кого был нюх на ЭТО. И всякий раз Бегемот, в свою очередь обладавший нюхом на тех, у кого есть нюх, угадывал того, кто учуял ЭТО. Однако те, кто вынюхивали ЭТО, потратив время на поиски, не успевали запастись провизией на зиму и вымирали к весне. Лесные зверушки, в целом цивилизованные и культурные (если и случались инциденты – то это были исключения и недоразумения, обусловленные магнитными бурями), слыхали о естественном отборе теории Дарвина и видели в гибели тех, кто чует ЭТО, лишь статистику (от Сороки), в целом, да и в частности мало отличавшуюся от нормы предыдущих лет. Да и графы такой - о тех, кто чует ЭТО, - в статистических отчетах Сороки вообще не было.
Однако дар видеть ЭТО – особый дар. И те, кто обладал даром видения, понимали несправедливость леса. Понимали они и последствия своих действий в контексте устоев, сложившихся в лесу. К тому же часть народа лесного, обладавшего даром видения, начала в последнее время усиленно редеть: кто-то подался в другие леса, где дар видения ценился, кто-то вымер естественным (или неестественным) путем – об этом сказано выше… В общем, мало осталось в лесу тех, кто чует ЭТО, но и эта малость по норкам попряталась, дрожала от страха: своя-то шкурка ближе к тельцу. На призыв Бегемота не откликалась.
Сидел в норке и Ежик. Он понимали, что на этот раз он – единственный, кто чует ЭТО… Ежики – народ особый: что не так, они скукорючатся, свернутся клубочком и лежат, рассуждая о смысле жизни и устройстве мира – поди, достань их. Но Бегемот упорно, изо дня в день, повторял слова, что родному лесу грозит опасность. В конце концов, Ежик не выдержал: выполз из норки, приковылял к дубу с развилкой и поднялся по мраморной лестнице. Бегемот философски пообещал:
- Родной лес помнит о каждом своем ежике.
Ежик, мямля и смущаясь, попытался было выторговать более веские гарантии, однако Бегемот уже учуял тех, кто на этот раз чует ЭТО, и равнодушно бросил:
- Ты не желаешь стать героем леса? Не ты, так другой найдется.
- Поди, поищи, – хмыкнул про себя Ежик, робко шевеля скулами.
За щекой Ежика была жвачка, которую он - для храбрости - засунул в рот перед тем, как подняться по мраморной лестнице, - так хотелось быть похожим на того парня из сериала, с которым считается громила босс. Ежик решительно повернулся и направился вниз по лестнице, намереваясь скорее добраться до норки и свернуться клубочком, но из дупла напротив на Ежика смотрели глаза бельчат – полные страха. Ежик враз забыл обо всех своих намерениях быть крутым и несгибаемым. Он спустился вниз, свернул наискосок влево от мраморной лестницы, долго плутал по чащобам, выбирая дерево, наконец, в глухом-глухом ельнике, наткнулся на одиноко растущий кедр и полез наверх – обдирая лапки об острые ледяные сосульки и всхлипывая…
ЭТО он увидал сразу, несмотря на то, что был подслеповат, как и Бегемот... ЭТО брезжило за хребтом горы. И, хотя, точное направление угадать не удалось, стало ясно главное: надо идти на ту сторону хребта. Ежик пропищал сквозь пургу заветные слова. Бегемот, как обычно, зычно провозгласил их лесному народу. Слова золотыми крупинками осели на его шубе, и лесной народ принялся готовиться к далекому переходу: тщательно упаковывая пожитки, не спеша…
А обессилевший Ежик прижался к ледяной ветке – сил на спуск уже не осталось. В свите Бегемота нашелся кто-то сердобольный и предложил пристрелить Ежика – все равно ему не спуститься на землю. Бегемот сделал вид, что не расслышал этих слов: впереди много дел – разбирать мраморную лестницу, тащить её через хребет…
Только вот там, за хребтом, найдется ли очередной Ёжик? Наверное, найдется. Или нет…
16.01.2005