Я угощал ее борщом. Борщ был великолепен. Только я никакого отношения к нему не имел. Борщ приготовила другая женщина. Той женщине хотелось так. Вот она готовит мне борщ, а я ее будто как люблю. У нее что-то не ладилось с мужем. И она со мной изображала хорошую жену. И борщ мне заранее не понравился уже за то, что мне пришлось искать лимонную кислоту. Неужели просто нельзя порезать лимон! «Ингредиенты», – так она сказала! И я должен был быть для нее хорошим мужем и пошел покупать кислоту. Я умею иногда быть хорошим.
Она была другая. Она молча ела борщ, потому что нельзя же так сразу заняться сексом. И ничего не спрашивала. Она просто сидела на стуле и ела борщ. Очень по- простому. Она никогда ничего не спрашивала. Из-за этого мы расстались потом.
А борщ великолепно настоялся, был в меру густ, ароматен и как-то по - особенному красен. Она ела и знала, что сейчас мы займемся сексом. И я тоже это знал наверняка. Потому что она пришла ко мне и ела мой борщ. Не совсем мой, конечно, но она же не спрашивала…
Я не помню, были ли в борще оливки. Кажется, их не должно быть там. Но то, что она меня ни о чем не спрашивала, тоже меня раздражало. Примерно так же, как отсутствие оливок в борще. Вроде их и не должно было быть, но все равно раздражало, что их там нет. Вот ведь как!
Мы не пили. Зачем? Не было смысла туманить голову ей или мне. Хотелось трезво видеть, как она медленно и неуклонно будет сходить с ума в постели. И она последовательно, как всегда, сходила с ума, заставляя меня верить, что только от меня зависит вернуть ее в нормальное состояние. Она была в сознании, только дышала как-то взахлеб. Но я постепенно привык, что она так дышит, когда меня любит. А потом возникало короткое затмение.
Мы медленно падали с дерева, как сорвавшиеся с ветки птицы, причем продолжали держаться за руки. И минут через десять просыпались рядом, просветленные.
- Ты улыбаешься, когда засыпаешь…
У меня только с ней такое и было. Как в детстве высоко на дереве, когда так сладко и страшно, и не знаешь, как оттуда спуститься потом.
Как она после этого могла встать и спокойно одеваться, было необъяснимо. Она одевалась медленно и опрятно, постепенно закрывая от меня тот свет, которым она наполнялась со мной. Такой свет исходит от лица монашек. Но она не была монашкой. Она была моей женщиной.
Моей единственной женщиной. Только она тогда меня об этом не спросила. Просто медленно одевалась, и также постепенно затухал в ней тот особенный свет, которым она насыщалась со мной. Мы медленно спускались по темной лестнице. Нам не было нужды теперь держаться за руки - мы продолжали чувствовать друг друга в темноте.
За моей закрытой дверью радио начинало трансляцию «Аум сенрюке». О вечной любви, о неприятии гнева, о пути, который мы выбираем. Каждый четверг, поздно вечером.
Через полгода передачи прекратились…
###
Вышло на англ. в Atticus Review, США, 20 сент. 2011г.
https://atticusreview.org/citric-acid-for-borsch/