Город мечты
(дождь, над Невой туман…)
Фамилия, у Афанасия была Горелик, а родом он был из Зимы, есть в Сибири такая станция с холодным названием, на которой он родился и вырос.
- Апанасий – через букву "п" ласково любила называть его любимая бабушка.
С этой легендарной станции, с таким редким названием, он и зашагал дальше по жизни твёрдыми и размашистыми шагами, выбрав на ура железнодорожную стезю.
- Апонятко, иде ты, унучок? - звала его бабушка с явно выраженным украинским акцентом, сама того не желая, дав дворовой детворе внучку кличку - Апоня.
А Апоня тем временем, неплохо закончив десятилетку, просто мечтал поступить учиться в Санкт-Петербург, впрочем, в то время он ещё продолжал называться Ленинградом. Именем человека, как многие считают…, который не совсем справедливо повлиял на изменение названия города в свою пользу, даже как-то унизив основателя последнего - твёрдого и решительного царя Петра Первого. Но, тем не менее, как говориться из песни слов не выкинешь, а уж историю-то и вовсе не переделаешь. Не одно поколение этого красивого северного города в нём выросло, в переименованном, и жило себе, поживало со своими радостями и невзгодами Ленинградской жизни, совсем позабыв о прежнем названии, справедливо считая себя коренными Ленинградцами. Уж что поделаешь, всё рано или поздно возвращается на круги своя - и вот Ленинград снова стал Санкт-Петербургом.
Но даже этот столь радостный факт никак не соблаговолил Афанасию поступить на учебу в город его голубой мечты. Видать - тому была не судьба. И то училище, в которое отправили Горелика, под названием «ШУКС» (школа усовершенствования командного состава) располагалось в Москве, можно сказать, совсем недалеко от Питера. По сравнению с Зимой это было гораздо ближе, можно сказать - почти рядом, совсем рукой подать, всего лишь каких-нибудь семьсот пятьдесят километров, это же тебе не четыре с половиной тысячи? Чем Горелику и предстояло успокаивать свою душу.
- Ну, ничего, выберусь как-нибудь в Питер, да надышусь там воздухом с Финского залива. Налюбуюсь пейзажами любимого города, напьюсь его красотами, в котором я так ни разу и не был - продолжал успокаивать себя Афанасий.
Службу в училище он нёс прилежно. Сотоварищами дружил, вино не пил, начальству хоть и не льстил, но уважал и относился к последнему с глубоким почтением, за что, наверное, в совокупности заслуг и был его портрет на доске почета родного училища. (были раньше такие привилегии).
Отдыхал после службы он с толком, зря время не тратил. Ходил в столичные театры, на концерты, посещал картинные галереи и библиотеки. Но иногда, правда, захаживал и в Московские бары. В одном из них он и познакомился со студенткой из Питера, по имени Марина (от слова морская), с ней они быстро нашли общий язык. Правда, в отличие от Горелика - Марина просто приехала посмотреть Москву.
Хоть нравилась Апоне столица, но Питер его не то, что бы звал, он его манил, мерцая где-то там, на горизонте его души отблесками шпиля Петропавловской крепости и прочими неземными красотами.
Показав по возможности подруге Москву, Гарелик взаимно был приглашен в город его мечты - Санкт-Петербург. Радости Апони, ну не было предела…
И вот согласовав свой визит на майские праздники, которые в какой-то мере совпадали и с днём рождения красивого города, он, так и не поспав после тяжелого и трудного наряда, отправился в северную столицу.
На вокзале с билетами, в то время как всегда были большие проблемы. Но, воспользовавшись своей курсантской, красивой железнодорожной формой, он таки умудрился соблазнить одну проводницу «Красной Стрелы» (поезда Москва - Санкт-Петербург) взять его с собой без билета. Вагон был забит до отказа, и проводница пристроила его в своём купе, в надежде поразвлечься с красавцем до самого Питера. А у Апони просто слипались глаза ото сна, и он кое-как наспех выполнив её просьбу, просто-напросто отключился. Но поспать ему в этот раз так и не удалось. Пошли ревизоры, проводница всё время перекладывала его из одного освободившегося купе в другое.
В итоге Афанасий ступил из вагона на перрон Питерской земли помятый и с хроническим недосыпанием, напоследок послав проводнице воздушный поцелуй. Страстное желание, любоваться Питером, у него сильно сменилось таким же страстным желанием, ну хоть не много поспать.
Марина его не встретила, но, оказавшись добросовестной девочкой, подрядила на это мероприятие свою подругу, и та безо всякого интереса к Апоне, посетовав на занятость, быстренько проводила его в комнату своего институтского общежития, в которой они и жили вместе с Мариной.
- Хочешь, с дороги поспи, отдохни, вот на этой кровати, что у окна, я тебя закрою на ключ, а Маринка часа через три придёт…
Тяжелая, массивная дверь старинного здания общежития за ней тихонечко так закрылась, в замке повернулся ключ…
- Ну, слава тебе господи, хоть три часика покимарю, а то в глазах всё просто сливается, уж вторые сутки как на ногах - преждевременно обрадовался Апоня.
Но только он разделся и лёг, только стал забываться и проваливаться в какую-то яму или бездну, только над его головой закружились ангелы, как входную дверь в его комнату, с той стороны, какой-то ненормальный стал рубить топором с требовательным криком.
- Открой сука! Я тебя выследил! Я тебе сейчас дурную башку топором снесу!!! - продолжал настойчиво рубить топором дверь незатейливый малый.
И у него, у того мальчика, как заметил Афанасий, всё ладненько так получалось. Видать, он был деревенской закваски, так как рубил дверь с толком. Афанасий понял, что хоть это и недоразумение, но ему срочно надо спасаться, дабы не влипнуть в какую-нибудь грязную историю. От мысли, что в любимом городе, который он ещё так и не посмотрел, его могут запросто зарубить топором - Афанасия охватил дикий ужас и страх. Волосы его на голове, да и не только, разом зашевелились. Афанасий, схватив в охапку свою курсантскую одежду и бросился к окну. Но тут страх сковал его ещё больше. Это был шестой этаж здания ещё до революционной постройки.
- Мама мия! - пронеслось у него в мозгу. Там, далеко внизу, отчетливо различались блестящие булыжники Питерской мостовой, и он на минуту представил себя на них мёртвым с распластавшимся телом.
- Нет!!! - вдруг страшно и непроизвольно вырвалось у него. А тем временем, размашистые удары топора становились всё сильнее и сильнее. Ещё чуть-чуть, и крепкая дверь не выдержит…
- Открывай предатель!!! Смерть хоть красиво прими!!! - дикошаро орал малый по другую сторону комнаты. Похоже, что он был сильно пьяный. А тем временем какой-то женский голос сипло и надрывно требовал срочно вызвать милицию.
- Милиция!!! Вызовите милицию!!! - надрывался натуженный голос.
- В его истерике больше присутствует страх, нежели желание навести правопорядок - зачем-то машинально подметил про себя Апоня.
- Открывай сука, я вам сейчас обеим бошки поотрубаю!!! - конкретно грозил мальчуган с коридора, всё выше поднимая волну страха в душе Афанасия.
Дверь уже вот, вот должна была… под яростным напором открыться, и Афанасию ничего не оставалось делать, как заскочить в большой крепкий шкаф, который по времени был сродни зданию общежития. Прихватив с собой форму и сапоги, Апоня скрылся в его чреве, в самый, и что ни на есть последний момент, когда дверь с замком была почти уже вырублена. Тут на радость Горелику подоспела милиция, заломав того буйного и психического, она повалила его мордой в пол.
- У, суки, завалю, зарублю!!! - цедил пьяный малый сквозь зубы, отчаянно вырываясь и так же отчаянно норовя не отдать топор.
Но вовремя подоспевшие милиционеры, как видел Апоня, через, так и не закрывшуюся дверную створку, совсем не собирались уходить быстро, они, прикуривая степенно расположились за столом, не спеша рассуждая меж собой под какую статью будут подводить этого гражданина.
- И чего он дурень сюда с топором ломился? - недоумевал один из милиционеров. - Нет здесь никого, «глюки» у него, наверное, с перепою…?
А Афанасий сильно беспокоился и переживал по поводу закатившейся под стол его форменной фуражки, и второпях забытого белого шарфика, который предательски висел на спинке стула возле кровати, на котором сидел, степенно покуривая один из милиционеров.
Потом приехал криминалист и всё засвидетельствовал. А Апоня уже не мог, он просто засыпал, и ещё ко всему прочему, к своему стыду, он страшно хотел писать. Так сильно, что ему ничего не оставалось, как надуть в свой собственный хромовый сапог, больше отлить было некуда.
- Да бог с ним, вылью потом, а там высохнет, выветрится, не сдаваться же мне - подумал он, делая в сапог всё так тихо, тихо…
Милиция ушла, вместе с тем строптивым, с запоздало подоспевшей Мариной, которая умоляла того малого не сажать в тюрьму и даже просила прощения, как будто это она рубила топором дверь и была во всём виновата.
- Ладно, там разберёмся… - вяло успокоил её один из милиционеров.
Свет в комнате с вырубленной топором дверью погас, и Апоня, почувствовал в себе вторую жизнь, он глубоко, как перед смертью вздохнул, быстренько оделся и пулей выскочил в коридор, воспользовавшись, так вовремя подоспевшим лифтом. И вот он на улице, живой! Стоит прямо на набережной Невы, над Невой моросит дождь и серебрился слабый туман… И всё это так загадочно, красиво и романтично…
Он спустился пониже к воде, на старинный лодочный гранитный причал, и, любуясь смиренным течением реки, постелился себе кем-то старыми забытыми газетами, постелился прямо на древнем граните. Положив под голову форменную фуражку, он стал засыпать, долгожданно проваливаясь во мглу томного сна.
А над "его" причалом остановилась машина с влюблёнными, из которой неслась песня знаменитого Питерского барда Александра Розенбаума.
- "Дождь, над Невой туман, львы, намочили гривы, то-о-лько портовый кран, нам, разгружает сливы…" - медленно летело над гордой Невой.
Похоже, что им, влюблённым, очень нравилась эта песня, и они её всё время повторяли и повторяли…
А Афанасий уже спал в лунном тенёчке у кнехта, и в его сонной голове крутилось только одно – "Дождь, над Невой туман…".
Он сладко спал, правда слегка раздосадованный, таким вот началом осмотра своего любимого города… Но не беда, всё у него было ещё впереди.
Невская вода была в тридцати сантиметрах ниже его головы, а впереди были целые сутки осмотров достопримечательностей северной столицы. В сонной голове ещё крутились начальные слова песни, которые запомнились ему на всю оставшуюся жизнь, простого рубахи парня, с далёкой Сибирской станции Зима, который сильно проникся первыми и яркими впечатлениями, горда его мечты, города - Санкт Петербурга.
- "Дождь, над Невой туман…" - всё неслось и неслось над Невой… и Афанасием. Песня отражалась от тёмной воды, отсвечивая огнями фонарей красивого ночного города.
Андрей Днепровский - Безбашенный.
3 апреля 2002г