Было это так давно, что о внуках правнуков праправнуков этих героев уже не помнят наши прадеды. Жили они поживали, да добра наживали, да не где-нибудь, а на опушке Леса, делали свой нелегкий мужской труд и каждый день проливали седьмой пот. Они валили деревья в понедельник, вторник, среду, конечно же, четверг и пятницу. Не поработать в субботу и воскресение казалось им странным, а иногда они работали еще восьмой, и девятый день в неделю… Работящие, короче, были.
Они называли себя просто – лесорубы. Люди в ближних деревнях и селах называли их Кланом Лесорубов.
Было их двенадцать братьев. Для ровного счета, наверное. Были они широкоплечими, большими и крепкими, руки их были будто бревна, но не просто толстые, а словно свиты из мышц и жил, да так плотно, что лишь тогда, когда по-настоящему напрягались, их можно было узреть. Они могли бы ломать голыми руками толстые ветви, а то и сами деревья. Но только обычные деревья. Деревья, которые рубили эти двенадцать человек, росли в совсем непростом лесу, и рубить их было все равно, что рубить камень.
Говорили, что Лес этот был первым лесом, прародителем всех лесов мира, самым дремучим, самым темным, с самыми огромными деревьями, а в самой чаще его жили самые первые звери, ужасные чудовища. Говорили еще, что там жили люди-звери и люди-деревья. Старцы в деревнях и поселках рассказывали люду, что ночью, в полную луну, люди-звери выходят из Леса на охоту за легкой добычей – людьми, набрасываются на зазевавшихся или пьяных, гуляющих до полночи, мужиков и баб, сбивают с ног, вгрызаются в плоть острыми зубами, разрывают кожу звериными когтями, едят свежее мясо, кровь стекает по их полузвериным мордам, глазища зловеще отсвечивают полную луну – солнце всех, кто не принял единого Бога, солнце нежити, живых мертвецов и недолюдей. Полузвери оставляют на земле только кости своих жертв, а когда бывают голодны или слишком увлекаются, от людей не остается и костей.
О людях-деревьях никто ничего не знал, и от этого незнания люду было еще страшней. Никто не ходил вглубь Леса, ибо заблудиться там было все равно, что намочить голову в чистом поле во время дождя. Да и что делать там людям? Ягод-грибов съедобных не растет, одни ядовитые, охотиться страшно, а срубить тысячелетние деревья не мог никто. Никто, кроме Клана Лесорубов.
Только эти двенадцать отважных мужей, не страшась никаких слухов и розказней, ходили далеко в глубину Леса, дабы рубить, рубить, рубить…
Вот уж который год лесорубы трудились, не покладая рук, днем, конечно, а ночью спали и видели деревья, которые падают от их молодецких ударов. А каждую неделю из соседнего поселка к ним приходили их жены, дабы принести запасы еды на неделю и для кое-чего еще. Так было, но однажды пришел незваный гость.
Вечером, когда солнце уже зашло за обрий, и лесорубы ужинали, в дверь постучали. Младший брат поднялся из-за стола, и поспешил открыть.
За открытой дверью стоял совсем еще юноша, пушок над губами, бороды нет, волосы русые, глаза голубые. Младший брат, Лушми, посмотрел подозрительно на него и спросил:
– Кто таков?
– Я путник и пришел с миром. Впустите ли меня переночевать? – юноша неуверенно улыбался и покорно, аки пес, заглядывал в глаза младшего брата.
– Проходи, коли с добром, – сказал Лушми недовольным голосом, а сам радуется – хоть что-то в жизни его, лесорубской, новое.
Зашел парень, путником представившийся, подходит к столу, к братьям ужинающим:
–Добрый вечер вам, добрые люди. Я путник, иду из дальних краев, и ночь застала меня здесь, у Леса.
–Как назвали тебя родители, путник? – Спросил старший брат, Тельсир, своим хриплым голосом.
– Меня зовут Актор, но своих родителей я никогда не знал. Я сирота.
Лушми показалось, что в глазах его старшего брата, всегда грубого и резкого как топор, мелькнула жалость и сочувствие. Но прошло мгновение, и взор его снова стал холоден. Он сказал, не смягчая голоса:
–Что ж, Актор. Оставайся. Мы уже ложимся почивать, да и ты, наверное, – в голосе Тельсира сквозило сомнение, – устал с дороги не меньше, чем мы после нашей работы.
–Работы? А что вы делаете?
–Хватит разговоров. Много говорить – бабой быть. Пора спать, – отрезал старший лесоруб.
Дом лесорубов, можно сказать, был теремом, или деревянным дворцом – огромным, со множеством просторных комнат, обставленных разной деревянной мебелью, украшенный и снаружи, и изнутри разными рисунками и узорами на дереве. Актор зашел в комнату, которую ему дали на ночевку лесорубы, и невольно загляделся на рисунки, изображающие неизвестных ему животных, существ и очень странных людей.
–Что, нравится? – спросил его Лушми, проводивший гостя в комнату
–Очень! А что это за животные и… люди?
–Ты что, не знаешь духов и богов?
Актор открыл рот и смотрел то на Лушми, то на изображения на стенах, на двери, на кровати. Младший лесоруб сначала смотрел в рот гостя, думая, что это может означать, потом решил продолжить:
– Это я вытесал. Дом, где вытесаны лики духов и богов, оберегается ими, а обитатели его будут получать поддержку в работе. Ты не знал?
–Лушми! Как можно? Кто оскверняет свет изображениями демонов и богов языческих, будет проклят! Тот, кто преклоняется пред старыми, кровавыми богами, будет проклят! Что ты наделал?!
Теперь Лушми открыл рот и смотрел на Актора. «Актор не почитает наших богов, – думал Лушми, – а все мы знаем, что делать с предателями истинной веры».
Лушми достал свой топор и порубил Актора.
Конец.