«сегодня» – стопорнуть,
как минимум, на сутки,
и стрелки-предрассудки
пообрывать в часах.
кукушку – в небеса
(уж тут – какие шутки!)
и в детство улизнуть –
на алых парусах…
* * *
«А Василий-то мой – совсем плох», – подумала Мария Михайловна, и от этой мысли у нее опять разболелось сердце.
«Видимо, придется мне открыться. Не примет – значит, не судьба. Он у меня мужик-то упрямый. Таких ослов, как он, еще поискать. Но с другой стороны, чужая душа – потемки, а глупая надежда всегда лучше умной смерти».
«Посмеется над моим бабьим откровением – тут уж хозяин-барин. А случится что – сам виноват, моя совесть перед Богом чиста. Эх, была, не была!»
* * *
- Вась, разговор у меня к тебе имеется.
- Какой такой разговор? Уйди от меня, не видишь, плохо мне совсем, помираю.
- Так я об этом и поговорить хочу, пока еще не поздно.
- Эх, мать, боюсь, что поздно. Сильно меня в этот раз прихватило. Чую, не выдержит мой организм. Вот и доктор уже в глаза мне не смотрит, тоже, видать, все понял. Так что, давай, поговорим, попрощаемся.
- Ой, беда у тебя со здоровьем, Василий.
Мария беззвучно заплакала.
- Ну, родная, спасибо за новость, а я-то думал, что здоров, как бык.
Василий отвернулся к стенке, злобно сжав кулаки.
- Да ты не сердись, Вась, я не для того начала, чтобы мы поругались.
- Ну, тогда не моли чепухи, бестолочь. И без тебя тошно. Хочешь чего сообщить – говори прямо!
- Ты прав, Вась, только боюсь я к тебе с правдой-то своей в душу лезть. Не ровен час – разругаемся навсегда. Кому тогда от этого лучше-то будет?
- Хорош ломаться, мать. Разругаемся – не впервой, мне от тебя всякую ерундень приходилось слышать, я, считай, к ней привыкший. Давай уже, а то помру раньше, чем твое сказание до конца дослушаю…
Мария громко вздохнула, перекрестилась, и начала свой рассказ.
- Я, Вась, про леченье говорить буду. Ты меня только сразу не перебивай, не легко мне было на это решиться. Дослушай до конца, а там – сам решай. Захочешь прогнать – я не обижусь, мало, кто это знание принять может, даже мать моя родная не смогла, а могла бы еще пожить…
- Страсти какие! Ты часом, не к секте какой приписана? – вырвалось у Василия.
- Ага, мы вместе с Нинкой-кассиршей у младенцев кровь в полнолуние сосем. Ты как догадался?
Возникла пауза – Мария не желала терпеть насмешек мужа, а Василию мужская гордость не позволяла попросить прощения за прерванный рассказ. Первой сдалась женщина:
- На самом-то деле, Вась, это дело действительно с детишками связано, только ты меня больше не перебивай, а то я, и правда, не смогу до конца…
- Ладно, прости. Просто странно все как-то, вроде тридцать лет вместе прожили, а у тебя тайны какие-то. Не по-людски это.
- А ты Вась, сначала дослушай, а потом – суди.
- Хорошо, продолжай тогда, больше перебивать не буду.
- Посмотри на меня, Вась. Я практически никогда не болею. Да и в мои пятьдесят пять мне сейчас никто сорока не дает. А силенками я с тридцатилетними потягаюсь…
- Напоминает рекламу импортного слабительного. Ой, молчу, молчу.
- Да не извиняйся ты, действительно на рекламу смахивает. «Древнейший рецепт в сочетании с современными технологиями». Тьфу! Дурят стариков, вымогатели! Но секрет мой мне от бабки достался, так что здесь ты – не далек от истины. Бабку мою за ее долголетие колдуньей считали. Да ты помнишь, она на свое семидесятилетие восхождение совершила, тогда об этом в газетах писали. Только не колдунья она. Бабка моя, Вася, пионер в педотерапии. Вот!
«Да, может, и к лучшему, что я на покой теперь отправляюсь, с сумасшедшей женой как-то оно не по себе жить», - подумал Василий, но вслух сказал другое:
- Педотерапия, говоришь, что-то я не слышал про такой метод омоложения.
- Так я же говорю тебе, что пионер! Система, надо сказать, странная, но действует безотказно. Чтобы достичь максимального эффекта омоложения, - Мария выдохнула, набрала воздуха побольше и …рубанула, - надо впасть в детство.
- Ёкорный бабай! – закричал Василий. – Вот тебе и пионерия.
Мария, боясь окончательно потерять доверие мужа, торопливо продолжала:
- Я сначала сама не верила, но в сорок меня, помнишь, как скрутило. Я уже с белым светом попрощалась, да в последний момент бабку вспомнила. Все равно терять уже нечего было, вот и рискнула…
* * *
- Меня тогда на лечение отправили. Якобы, в санаторий. Только скрыла я от тебя, Вася, что три недели кряду, каждый божий день, мы с бабкой моей Москву мотались стекла бить. Сначала она на шухере стояла, а потом я. Эх, и оторвались мы, Вася, по полной программе! Что-то я увлеклась немного… О чем я там… А, ну и выкарабкалась, короче. С тех пор пользуюсь методой. Тайно, естественно.
…
- Каждый из нас в детстве, особенно раннем, любил озорничать и проказничать. Вот и надо шалость самую любимую из детства вспомнить. Да вспомнить-то мало. Нужно именно в детство впасть, и озорство это в полном объеме исполнить. В этот момент происходит преломление сознания. И мозг начинает излучать молодильные флюиды. Может я это, неправильно объясняю, но самое главное здесь – результат! Вась, ты меня слышишь? Вася?!
- Слышать-то слышу, только лучше б я оглох, чем с таким знанием в могилу. Ты, Маш, не обижайся, только лучше б ты мне всего этого не рассказывала. Пионерия, педотерапия, бабка-разбойница…
- Я так и знала, Вась, я так и знала-ааа! – Мария, рыдая, выбежала из комнаты, хлопнув изо всех сил дверью…
* * *
На следующее утро лечащий врач Щукин недоуменно развел руками.
- Первый раз в моей практике, так называемое, чудесное исцеление. Наука здесь бессильна. В смысле – объяснить. Одной ногой человек в гробу стоял… и вдруг, нате вам – ни единого признака болезни. Мария Михайловна, что же вы с ним такое сотворили, может, поделитесь рецептиком?
- Да травками я его на ночь напоила. Бабкины запасы вчера разбирала. Вот и наткнулась на пакетик с надписью: «От самой лютой болезни, заварить весь пакет и выпить без остатка». Ну и дала муженьку-то, подумала, что хуже не будет.
- Мда, а травки-то название известно?
- Да нет, бабка моя никогда названий-то не писала, все в тайне держала, а с виду мне показалось, что трава не местная, не знакомая.
- Понятно. Эх, жаль, может быть, мир теперь панацеи лишился. А, скорее всего, просто – чудо произошло. Такое иногда в медицине встречается. Так сказать, смертный приговор уже человеку подписан. Никакой надежды. А он вдруг, «всем смертям назло». Ладно, как говорится, слава Богу. Бывайте, граждане-товарищи, рад за вас, но у меня – дела…
Как только за доктором Щукиным затворилась дверь, на кухню вбежал оклемавшийся и весьма бодрый Василий и с порога крякнул:
- Собирайся, мать, дело есть.
- Да какие дела в твоем состоянии – ты же только в себя приходить начал, и доктор сказал – чудо. А ну-ка, в постель – живо!
- Ладно, хрен с тобой. Один пойду. Морковь мне дай только.
- Морковки захотел? Вот и славненько, значит, на витаминчики потянуло. Действительно, на поправку пошел! Сейчас я тебе ее потру, родимую, вместе с яблочком.
- Давай так, без яблочков. И тереть некогда. Что две даешь, жалко, что ли? Пять? Ладно, думаю, хватит.
Василий вышел из дому, а Мария, по обыкновению, стала размышлять вслух:
- Господи, неужели попробовал? Или все-таки чудо? Да разве от него добьешься, правды-то. Ни за что ведь, зараза, не признается. И как мне себя с ним вести. А вдруг он меня теперь за дуру последнюю держит. И еще кому расскажет, тут уж стыда не оберешься. По всей деревне слухи поползут…
В расстройстве Мария села за стол и, дабы улучшить в конец испорченное настроение, решила побаловать себя чайком. Взгляд ее случайно упал на их с Васей огород…
От увиденного зрелища с Марией Михайловной едва не случился припадок. Чашка со свеженалитым чаем хрястнула об пол, халва, рассыпалась по всему столу:
Василий лепил в огороде снежную бабу. Пятую.
* * *
Закончив высокохудожественную лепку, Василий на некоторое время удалился в подпол. Достав кое-какие инструменты, он начал колдовать над верстаком. Через пол часа на свет был произведен самострел типа пугач. Поднявшись наверх, Василий залег в огороде и с диким гиканьем совершил крупномасштабное наступление на предполагаемого противника. В результате проведенной операции враг был полностью уничтожен. В качестве боевого трофея Василию удалось захватить пять секретных боеголовок оранжевого цвета. Ужасно проголодавшись, одну из них Василий подверг тщательной экспертизе, а оставшиеся четыре были переданы непосредственно в штаб…
* * *
- Вась, а обои-то когда умудрился в своей комнате разрисовать?
- Ночью, когда еще!
- Вот вам и чудесное исцеление, товарищ Щукин. Вась, а тебе не кажется, что ты уже совсем поправился?
- Нет, Маш, мне еще две недели согласно больничному листу восстанавливаться полагается.
- Ааааа!