С Михаилом Задорновым произошел вообще смешной случай.
Вместе с поэтом Борисом Примеровым поднимались мы по лестнице Центрального Дома литераторов в Москве. А Миша спускался вниз. Тогда, лет пятнадцать назад, в конце восьмидесятых годов, он еще не гремел как сейчас. Был строен, худощав, немного растерян. Показалось, одинок.
- Привет, Михаил, - запросто поздоровался я с ним.
- Привет, - остановился Задорнов. Лицо выразило напряженное ожидание. - Ты куда идешь?
- В ЦДЛ, - улыбнулся я, понимая, что человек силится вспомнить меня. - А ты?
- Да я тут... А что там будет? Какое мероприятие?
- Никакого. Решили выпить и закусить.
Борис Терентьевич сбоку шумно засопел. Я сразу заторопился:
- Ну, пока.
- Подожди..., - попытался остановить Миша все с той же миной растерянности на физиономии. - Может...
- Да мы по своему, - нашелся я под неловкую усмешку Примерова.
Мы продолжили считать ступени храма художественного слова с громадным залом заседаний, с респектабельным рестораном, кафе, закусочной, просто столиками между солидными колоннами, с массой известных на всю страну, и даже на весь мир, людей за ними. Оттуда только что вышел Задорнов. Почему-то один. Перед массивными дверями я оглянулся. С жиденькими рыжеватыми волосами, похожий на юношу лет семнадцати, Миша продолжал стоять внизу лестницы. На бледноватом, с розоватыми втянутыми щеками, лице его по прежнему отражалась печать замешательства. Но Борис Терентьевич уже потянул литую ручку двери на себя.