Часы. Одиннадцать. Крымское

Европа
В последние предновогодние дни ей снились два странных, осколочных сна - в одном у нее с болью вываливались зубы, в другом - она разбегалась с моста. Летний день, солнце. И разбивалась об лед. Перед глазами впечатывалось готически начертанное слово на «и», будто торопливо размазанное в графитовой пыли. Просыпаясь, она судорожно отбрасывала руку на теплое сопящее пространство рядом, с лица сходил волнами страх, руки переставали дрожать. Глаза долго и тоскливо смотрели в окно, в мутноватых сумерках кружился медленный, сомнамбулический снег. Исходил год. Жизнь будто наматывалась вокруг нее незримым коконом, с каждой секундой затягиваясь ближе и ближе к шее. Она отгоняла страхи, ощущения, вновь мучительно засыпала, скованная бесконечной жалостью и теплом по рукам и ногам......
Она предчувствовала, догадывалась, она знала и томилась неизвестностью.
Дом досыпал последние утренние часы. В ореховом полуоткрытом глазу отражался золотой циферблат с неторопливыми острыми стрелками.
Они считали ее минуты. Они не ошибались. Вчера разбилось прокопченное старостью зеркало.
На город резко накинулась ночь. Фонари воскрешали дворы, площади, улицы... Мело.
Она мягко ушла в темноту комнаты, засунула на скрипящую этажерку книгу и впервые за несколько лет села, довольно неуверенно, за фортепиано. Руки взметнулись, в пространство полились чистые четкие звуки «Лунной сонаты». Прошел отрезок отключения и разобранной памяти, она встала, загородив узкой спиной слеповатое от мороза окно - отрешенно вглядываясь в заснеженный японский сад из Kill Bill, отметила, что пейзажу сегодняшнего вечера не хватает красного на белом...часы онемело и испуганно таились в углу. Ровно и сладко горела плоская свечка. Пламя отражалось в янтарном кольце, отбрасывало блики на рыжие гладкие волосы.
Она догрызла леденец и, раскрыв тугую пачку, затянулась безупречной белизной сигареты...
Под прикрытыми глазами (так всегда было или от боли, или от наслаждения) оранжевым ветром бежали воспоминания, кадры кинохроник, проявленные под красной лампой фотографии, сопровождавшиеся смехом, щелчками, криком и плачем, песнями и строчками
............инопланетен.....я....
Самолетный сентябрь, черные очки, покрывающие смуглое лицо, изгибы грязной широкой реки, книжки, страницы которых были пропитаны солью, морем и Коктебелем...ее сердоликовые глаза. Ноги, закопанные в теплые песок...Черные короткие волосы. Гибкие тонкие руки-лебеди с предплечной витиеватой отметиной. Коленки, измазанные переспевшими дурманяще-сладкими персиками, миндальные закаты и парно брошенные с крутого обрыва взгляды.
Она ссутулилась и , кутаясь в облаках дыма, опустилась в кресло.....
Казалось, что часы считают не минуты, а дни.....фильм черных теней продолжался в ее открещенной памяти..
Всплыло из гнетущего московского межсезонья Новодевичье кладбище, вечер, когда они долго в сумерках стояли перед могилами Маяковского, Булгакова, Полонского, Майкова...тихо бродили и загадывали желания у красной монастырской стены. Ее тонкая кленоволистная ладонь оставляла багровые отпечатки на инее вековых камней. В такт шагам позвякивало валдайское серебро сережки.
Она заметала снег серым бисерным подолом платья и рассказывала, что много лет назад Бунин писал об этом месте в одном из рассказов. Щурилась от искристых влажных капель, секунду назад плавно летевших с неба. Говорила, говорила, говорила....акцентно и негромко......задумчиво глядя под ноги.
Она всхлипнула и выгнула бровь. В пальцах забыто гасла сигарета. Руки остро пахли лекарством. Из разреза шторы падал синеватый свет. Плечи и спину колотило от необъяснимого холода.
За дверью послышались отбитые шаги - ловко и радостно повернулся ключ - и в холле лязгнула клавиша выключателя. Она съежилась от светового пространства, упавшего к ногам.
- Счас я поставлю чайник, там такая холодина! Теперь, знаешь, все будет! Представляешь, я сегодня видела....такое! ты удивишься!
Гостья восторженно затрясла болоночно-кудрявой стриженной челкой и продолжала посылать побудительные беззаботные импульсы в комнату. В воздухе между двух молочнотеплых, еще живых людей трепетал улично-подарочный глянцевый морозец.
Она бесконечно долго тушила инопланетные искры под тонкими папирусными веками. В прихожей неприятно пахло чужой растрепанной улицей.
....В глазах помутнело, рука слабо скользнула по вельвету, голова опрокинулась на спинку кресла острым подбородком вверх. Последним кадром прошло крупно готически карандашно написанное слово ИЗМЕНА и уютный запах пряного кофе.
- Алена, ты спишь?
Большое пурпурное пятно растекалось на рыхлой скатерти снега. Кто-то пробежал, торопившись, уронив крымское красное....Просто один из фонарей внезапно сгорел - и двор ослеп.....