Кажется, я задал в этом рассказе больше вопросов, чем нашёл ответов. Но, возможно, кто-то, прочитав эту вещь, посмотрит на мир по-другому. И… простите меня за то, что я написал.
***
И сказал Господь Адаму и Еве, изгнав их из Рая:
- Отныне нет вам пути назад, но я даю вам и детям вашим свободу воли и выбора, лишь с именем моим и любовью моей пусть вершатся все дела ваши и дела детей ваших. Но если вы или дети ваши соблазнитесь тем, чтобы исправить мой замысел сотворения вас по образу своему и подобию, постигнет кара моя. В грядущем вижу я много испытаний и бед, лишь те из вас кто останутся с чистым сердцем и душой будут как сейчас так и потом возлюбленными детьми моими. Идите.
Тёплый ветерок касался наших тел, её волосы на моих пальцах были наполнены этим теплом. С запахом морской соли, с запахом солнца, с запахом ласкового белого песочка.
Я перебирал её красивые русые пряди, а она ласково прижималась к моей груди, так что тихое дыхание касалось моего плеча.
- И никаких тебе трансвиртов, - прошептала она.
- Точно. Остались же ещё необжитые уголки.
- Угу. Хорошо, что есть ещё такие курорты. Для нас хорошо. И для него, - взяв мою руку, она нежно переложила её себе на живот.
Наши пальцы переплелись. Под упругим теплом кожи наши ладони встретили настойчивый удар маленькой ножки.
- Как же хорошо, что врачи ничего не нашли. Сейчас столько проблем с геномом, - Ники вздохнула, - А у нас с тобой, Колька, всё отлично. Значит и у него так будет.
- Будет, как же иначе, - я обнял рукой её нежную шею и слегка притянул к себе. По сравнению со вкусом и теплом её поцелуя казавшийся до этого тёплым морской бриз был холоден и безвкусен. В который раз за этот день я порадовался, что весь пляж предоставлен только нам двоим.
Каким же грустным и унылым показался мне родной город, едва мы ступили на силисфальт. Полупрозрачный трап лётки зашелестел и убрался внутрь. Прощальным перемигиванием габаритных огней лётка осветила площадь. Пальто Ники заискрилось
голубыми отсветами, они же вспыхнули в ниспадающих на плечи волосах.
- Вот мы и дома, как будто и не было этих двух недель, - прошептала она.
- В следующий раз поедем втроём.
- Мы и так втроём ездили, - опустив глаза, сказала она.
- Ну, разумеется, - как тут не согласиться?
Прохладный дождик рассыпался по отражающему свет рекламы и трансвиртов силисфальту, а мы ступали по этому свету. Яркие краски и огни города были как будто за стеной. А по нашу сторону стены были мы втроем. В нашем маленьком раю.
Это случилось через пять дней. Я был завален работой по самое не хочу, нервничал и ругался с коллегами, поэтому от нового сигнала, защекотавшего ладонь, хотел отмахнуться. Но на ладони диадема трансвирта высветила домашний номер.
- Да, Ники.
Она сидела в кресле в белой комнате и выглядела немного смущённой.
- Всё в порядке? - опасливо спросил я.
- Ну... По-моему, у меня отошли воды.
За долю секунды мой пульс ускорился раза в три. Или мне это только показалось.
- И... ты врача вызвала?
Ники повернула своего трансвирта на бок. Настенный трансвирт демонстрировал лицо санитарки, сидящей в лётке.
- Мы будем через 15 минут, не волнуйтесь. С вашей женой и малышом всё будет в порядке.
- Ну, тогда я буду через 10. Ты умница, я люблю тебя, - бросил я и сжал ладонь. Трансвирт прервал связь. Как я выбежал из здания, честно говоря, не помню. Как вызвал лётку - тоже. Память ко мне вернулась только тогда, когда я обнял Ники, влетев в
квартиру и едва не разбив лоб о дверной косяк. Хотя её смех и был искренним, но я чувствовал, как она напряжена. Взяв её ладони в свои, я с ужасом почувствовал, какие у меня холодные руки. Но Ники даже не обратила на это внимание. Она только смотрела мне в глаза. В уголках её глаз блестела влага.
- Ну, чего ты, чего, - произнесла она, - Не тебе же рожать, в конце концов. Успокойся. Я на тебя посмотрю и тоже успокоюсь. Она вздохнула громко, и я почувствовал, как она дрожит. Заставив себя успокоиться, я усадил Ники на диван и так и сидел рядом с ней,
не выпуская её рук. То ли пытаясь согреться, то ли пытаясь её успокоить. Думаю ни в первом, ни во втором я не преуспел.
Открылась дверь, и врач вежливо попросил меня проверить, всё ли собрано перед отъездом в медцентр. Только это вывело меня из ступора. А Ники ещё больше погрузилась в себя. И, закусив губу, тихо плакала. Я искренне надеялся, врач знает что делать.
Сидя в зимнем саду на скамейке, я цедил, уже не помню какой, стакан ледяного чая из стоящего тут же автомата. Трансвирты услужливо наигрывали тихую музыку, волны светотени на стенах и деревьях должны были успокаивать. Наверное. Я был бы
спокойнее, если бы меня пустили к ней. Но они не пустили. Вежливо и твёрдо выставили за дверь. А я даже на них не смотрел.
Смотрел на бледное лицо Ники, её закрытые глаза и трансвиртную проекцию малыша, колышущуюся над медицинской платформой.
Это было два с половиной часа назад.
- Николай, пойдемте со мной, - голос врача раздался неожиданно. Обернувшись, я ожидал увидеть медицинский халат, маску, но передо мной стоял мужчина в обычном костюме. Белом, разве что.
- Да? С ней всё в порядке?
- Сложности. Некоторые сложности. Прошу за мной.
Идти пришлось не далеко. Два поворота, метров десять по одному коридору, метров десять по другому. Врач тихо затворил за собой дверь. Старую, без фотоэлементов.
- Садитесь, пожалуйста.
Я не решился сесть. Сжав пальцами спинку стула, услужливо промявшуюся под усилием моих рук, я спросил.
- Скоро? Как долго ещё?
- Я не могу сказать, - доктор сел за свой стол, выключил настольный трансвирт, изображавший аквариум, плавающий в воздухе, после чего сцепил пальцы и внимательно посмотрел на меня. Взгляд его глубоко посаженных карих глаз мне не понравился.
- Мы включили стазис. Возможно, ошибка акушера, но...
- Какой, блин, стазис?
- Заморозили. Это абсолютно безвредно. Так что сейчас не о чем волноваться. Сейчас надо просто решить.
- Что? Что решить?
- Кто останется жить. Мать или мальчик.
Мне показалось, что я ослышался.
- Что?
- Осложнение. Роды принимал человек. Без ассистента-трансвирта. Это вы настаивали, разве нет?
- Да, но...
- Вас предупреждали.
- Я знаю. Знаю... кажется, я всё же сумел заставить себя сесть в этот стул и оказаться ещё ближе к доктору, который с нескрываемой злобой смотрел на меня. Ещё бы, его пациентка при смерти по тому, что её муж, видите ли, недолюбливает трансвирт-технологии. Сжав руками виски, я застонал и почувствовал, как перехватывает дыхание. Слёзы лились ручьём, видно это сказалось напряжение последних часов. Почувствовав, как холодная капля слюны упала за манжет рубашки, я собрал волю в кулак и поднял взгляд на доктора. Он терпеливо ждал, сидя в пол оборота и корректно не замечая моей истерики.
- Простите, - сказал я, вытирая лицо салфеткой, пачка оказалась на столе как-то случайно...
- Решайте, Николай...
- Да хоть толпу трансвиртов тащите сюда, хоть что угодно!
- Это уже не имеет значения. Решайте. Кого нам спасать. Вашу жену или сына.
Я сглотнул обжигающий горло ком.
- Мальчика...
Пусть это выбор не осознанный, пусть я потом тысячу раз себя спрашивал, почему я сказал именно так? Может, зная, что останься мой сын жив, в нём бы я видел частицу Ники... Что было бы, скажи я тогда по-другому...
- Хорошо. Ждите здесь. Вам сообщат, когда всё кончится.
Доктор встал из-за стола, покинул комнату. Так же тихо прикрыв дверь.
Если ты любишь человека, то боязнь его потерять или осознание того, что уже потерял, обостряют каждое чувство. Начинаешь вспоминать. Всё, каждую каплю. Вспоминать, плакать, снова вспоминать и смеяться... Я не знаю, как это описать. Это пережить
надо, да, к тому же, обладать даром хорошо рассказывать. А вот этого я не умею.
И... пожалуй, это всё настолько личное, что рассказывать не стал бы. Даже если бы смог.
Рука доктора легла мне на плечо.
- Всё хорошо, Николай, вот возьмите.
В его руке был стакан. По запаху я понял, что там спирт. Одним глотком влив в себя жидкость, я увидел целый хоровод пульсирующих кругов перед глазами. Ссохшееся горло пронзила боль, и вкус слёз смешался с запахом спирта. Я задохнулся, но
доктор пришёл мне на помощь. Постучав по спине, он убедился, что я не задохнусь, и присел на корточки рядом.
- Слушай, возьми себя в руки.
Я кивнул, втягивая воздух сквозь зубы и стараясь, чтобы меня не вырвало.
- Всё хорошо. Слышишь? Они оба живы, всё хорошо!!!
Я не знаю, что бы я сделал, не ударь мне алкоголь в голову. Задушил бы доктора в объятьях. Или свернул бы ему шею... Я еле-еле приподнялся на стуле и, слабо сфокусировался на его физиономии. Что мне больше хотелось, скрыть собственный стыд или набить ему морду я так и не определил.
После того, как он сказал, что довезёт меня до дома, всё оставшееся до упругой плоскости кровати время я думал именно над этой дилеммой. Но так и не решил чего же мне хочется больше. А потом опрокинулась пульсирующая тёмная тишина. И я забылся утомлённым сном.
Пробуждение было подобно удару тока. "Как они, что с ними?". Подняв руку, я увидел, что на трансвирт пришло сообщение. "Приезжай, мы ждём тебя". Значит всё отлично, значит всё позади. Я разве что не взлетел в воздух. Крик радости, который
вырвался из меня, был бы достоин бессмертного Тарзана.
Наскоро приведя себя в порядок, я кое-как пригладил волосы и, даже не застегнув плащ, выбежал на улицу. Набрать вызов лётки мне удалось раза с третьего. И я успел раз десять досчитать до ста прежде, чем машина прибыла по моему вызову.
- Ну? - спросил водитель.
- Баранки гну! - засмеялся я, - В медцентр.
Услышав адрес, водитель кивнул и открыл дверь.
- Только вначале в маркет. Надо много чего купить. Я ведь вчера папой стал.
Водитель, смотревший на меня до этого исподлобья, оттаял и после крепкого рукопожатия включил бортовой трансвирт. Из динамиков понеслась какая-то бесшабашная чушь в стиле кантри, вслед за чем по салону закрутилась настоящая метель из огоньков. Не удивлюсь, если те, кто наблюдал старт лётки, решили, что водитель не в своём уме.
- Молодец! Мальчик?
- Угу.
- Вдвойне молодец. У меня две дочери, эх... я тебе так завидую, - переключив внимание на дорогу, водитель принялся насвистывать в такт мелодии. А я только стучал пальцами по подлокотнику и считал секунды.
- Куда идти-то? - спросил я медсестру. Она ехидно улыбалась, глядя на мой растрёпанный вид. Когда её взгляд остановился на сумке с игристым, мне не оставалось ничего другого, как вытащить одну бутылку и вручить ей.
- Палата 18. Найдёте?
- Ещё бы!
Перед тем как постучать, я поставил сумки на пол. Но не успел я дотянуться до панели замка, как на ней вспыхнул зелёный огонёк,
и с мелодичным звоном дверь приоткрылась.
- Это всё нам? - засмеялась Ники.
Я бросился к ней, но между нами была молекулярная плёнка, так что хотя она и тянется, поцелуй получился самым, что ни на есть, антисептическим.
- Вон он, смотри, - она взяла меня за руку и подвела к уютной колыбели, окутанной целой гирляндой работающих трансвиртов. Я не заметил ни одного контакта, касающегося детской кожи.
- А....
- Не бойся ты, глупенький. Без согласия родителей ни одного трансвирта ему не поставят. Это волновой кокон, подстроенный под его биополе. С него трансвирты и считывают показания.
- Всё хорошо?
- Ну, вроде бы. Стой, дай-ка взглянуть... Нет, он всё-таки на тебя больше похож.
По мне так трудно было что-то разглядеть. На таком маленьком, посапывающем личике. К тому же малыш морщился во сне. Но спорить с Ники мне не хотелось.
- А ты что, не спал что ли всю ночь? - спросила она, оглядывая меня пристально и заботливо.
- Да нет... спирта вчера... выпил.
- С ума сошёл! Глупый совсем. Зачем?
"Может она не знает".
- Врач сказал, что были трудные роды, я разнервничался...
- Ну да, было не сладко. У меня там ещё пару недель заживать всё будет... Но это не повод...
- Может быть. Я тут игристого принёс, будешь?
Ники опасливо посмотрела на сумки, потом на буфер с ультрафиолетовыми лампами.
- Коль, я бы с радостью, но мне кормить его через час.
- Тогда я сам, а тебе сока.
- Хорошо. Давай сюда сок.
Чокаться бутылкой о полимерный цилиндр через плёнку это, я вам скажу, как минимум забавно. Мы ещё долго смеялись и шутили, болтали о всяких пустяках и строили планы. Иногда начинали говорить шёпотом, боясь разбудить малыша, а потом вспоминали что
кокон в колыбели звукоизолирован, потешались над своими опасениями и снова болтали. Когда пришло время кормить маленького, Ники выставила меня из палаты, строго наказав привести дом в порядок и ждать её через два дня.
- А что так долго?
- Коль, блин, ты что, идиот? Ни кого раньше не отпускают. Они опасаются всяких там осложнений. К тому же я просто устала. Тут мне, по крайней мере, поспать дают по-человечески. Иногда даже не будят когда его кормить надо.
- Может... зря?
- Им виднее. Всё, кыш отсюда. Я позвоню тебе.
Коротко чмокнув меня, Ники склонилась над колыбелью. Дверь закрылась, и я остался в коридоре один. Вместе с сумками, которые я так и забыл на входе.
- Передадите ей, потом, когда она покормит? - спросил я медсестру. Та покосилась на стоящую возле кристалла бутылку и заверила меня, что беспокоиться не о чем.
Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. И меня ждали впереди и бессонные ночи, и вахты у детской кроватки и всё остальное. Но также меня ждала безмерная радость от того, что день за днём нам суждено быть втроём в нашем маленьком раю. Мне, Ники и Григорию.
Я не знал тогда одного.
Что этому счастью не суждено длиться долго.
Это стало понятно уже через пол года. Мальчик отставал в развитии. Очень сильно отставал. По началу доктора говорили, что всё придёт со временем, но позже призадумались. Когда в полтора года малыш так и не стал ходить, мы испугались окончательно. Явных признаков отклонений не было, но разве в этом дело? Пришлось пойти на сканирование генома.
- Сейчас медицина может исправить практически любой дефект, - успокоил меня и Ники педиатр, - Если дело в генетическом дефекте, будем применять трансгенную терапию. Это не дёшево, сразу предупреждаю. Ники закивала, отводя взгляд. Но врач и не думал замечать её красных, заплаканных глаз и тёмных кругов под глазами. Он не
улыбался, но, несмотря на озабоченный вид, выглядел уверенным.
- Когда нам прийти?
Он посмотрел на меня, явно сочувствуя.
- Завтра. В любое удобное время. Анализ будет готов уже вечером.
Я кивнул Ники, после чего она покинула кабинет, вернувшись в коридор к малышу. Я услышал, что медсестра, следящая за ребёнком в коляске, заверила Ники что всё в порядке. Знала бы она...
- Скажите, какова вероятность, что всё будет нормально?
Доктор опустил глаза и принялся листать документы в настольном трансвирте.
- Я не могу точно сказать.
- Совсем не можете?
Он вздохнул.
- Я же диагноза пока не поставил, - Не поднимая на меня глаза, он углубился в чтение. Он понимал, что я ему не верю, так же как я понимал, что надеяться особенно не на что.
Это оказалась очень редкая форма шизофрении. В медицине почти не описанная. Единственное, что было известно точно - она не излечима. Трансгенный имплант не дал результатов, надо было действовать раньше. Ещё до рождения. Но кто же знал? Наши
генотипы были абсолютно в норме, но разве это объяснишь природе и госпоже случайности? Мутации возникают, подчас без видимых причин. Нам троим просто не повезло. Можно было бы описать много того, что происходило, как мы мучались с малышом, который не мог ни говорить, ни вести себя нормально. Я завидовал дикой завистью тем, у кого дети здоровые. Раньше у нас были друзья, с которыми мы вместе гуляли в детских оранжереях, потешаясь и восторгаясь нашими детьми. Такими маленькими и такими забавными. Но те дети начали ходить, потом говорить, потом... и так далее. А мы месяц за месяцем, год за годом... видели, как наш сын отстаёт от них. И самое ужасное, что с этим ничего нельзя было поделать.
- Давай его в интернат отдадим, - глядя на пустой детский взгляд, от которого меня пробирала дрожь, сказал я.
- Ты с ума сошёл, - тихо произнесла Ники, - Кому он там нужен? Можно попробовать отдать родителям. Они против ничего не скажут.
- Ага, - заметил я, - Это будет выглядеть следующим образом. Если малыш будет у моих, тебе туда вход мягко скажем заказан. Они обвинят тебя в том, что вовремя не сделали анализ генома. Полный. То же самое ждёт меня, если мы отдадим его. Твоим предкам.
Ники заплакала. У меня на языке вертелась мысль. Что если у нашего малыша будет брат или сестра, будет, кому позаботиться о несчастном ребёнке в том случае, если что-то случится с нами. Мы же когда-нибудь состаримся. Но я не посмел сказать этого Ники. И самого меня бросило в дрожь от того, что будет, если ситуация повторится со вторым ребёнком.
Вздрагивая от успевающих стать холодными слёз, капающих мне на руки, я обнимал Ники и думал, что у нас есть только один выход..
- Давай оставим всё, как есть, - Ники как будто прочитала мои мысли.
- Да, - пролепетал я, - Справимся.
Мы просидели так несколько минут, думая о сыне. И набираясь уверенности, что нам многое по плечу. А потом я почувствовал запах. Всё-таки врёт эта дурацкая, современная реклама про герметичные подгузники. В свои четыре с половиной года малыш так и не научился проситься на горшок. И вряд ли научится когда-нибудь. Я выругался сквозь зубы, вначале на него, потом на себя. Ведь малыш ни в чём не виноват. Отпустив Ники, я поспешил к малышу. Всхлипывания за спиной стихли, должно быть, она уткнулась лицом в подушку.
Кто из нас не выдержал первый, трудно сказать. Наверное, всё же я. И дело даже не в том, когда и сколько раз я изменял Ники, подчас делая это так неумело и грубо, что она всё видела и всё понимала. Но упрёков в мой адрес почти не было. Только начали происходить разные события. Однажды я пришёл домой и увидел, что Ники курит. Где и за какую сумму она достала запрещённый препарат с никотином, я спрашивать не стал. Только проследил, чтобы кондиционер заработал сильнее. Ники на это даже внимания не обратила. Только предложила мне чуть позже самому попробовать курение. Мой отказ её не удивил, но расстроил сильно, хотя она и понимала, что я прав. Она всё чаще задерживалась до ночи на работе, но не так часто, как могла бы. По негласному уговору мы всё реже были дома вместе. Сменяя друг друга. И отводя взгляды при встречах. Будто пытаясь скрыть, что подчас вели себя с малышом не так как должно. Срываясь, закатывая молчаливые истерики, доводя до слёз себя и его… Мы не видели себе оправдания, но и упрёками друг друга не ранили. Каждый из нас понимал, что мы просто живые люди. Несчастные, получившие ношу, которая нам самим кажется непосильной. Я молил Бога, чтобы произошло чудо, но Бог меня будто не слышал. А может, считал, что так и должно быть. Разве дано мне понять его помыслы? Ники не молилась, была атеисткой, но при этом не спорила со мной, считая, что я в пустую трачу своё время и силы. А может, думала краешком сознания, что даже если она не верит, её сыну Бог всё равно поможет. Мы не разговаривали на эту тему. И так прошло почти полтора года, после чего я сказал сам себе «хватит».
- Давай сделаем операцию, - сказал я, придя домой изрядно навеселе. Ники курила прямо в той же комнате, где сидел мальчик. Но ни меня ни её это, похоже не задело.
- Какую? – от курения голос Ники стал существенно более хриплым, а к извечным синякам под глазами добавился жёлтый налёт на зубах. Но её это не волновало. С утончённой обречённостью она применяла самый современные средства косметики, но делала это так, чтобы было заметно. Я не понимал её. Не думаю, что она и сама себя понимала.
- Мы можем спасти его личность, только если заменим поражённые части мозга, - от длинной и заумной фразы у меня закружилась голова.
- Чего?
- Ники, он не излечим… Мы ничего не можем сделать. Осталось только одно. Прекратить его мучения.
Керамическая кружка выпала из её рук и со звоном покатилась под стол. Малыш дёрнулся от резкого звука и потянул ручки в сторону упавшего предмета.
- Ты что, предлагаешь трепанацию черепа? – прошептала Ники, глядя мне в глаза, - Ты предлагаешь мне убить своего сына?
- Нет, что ты. Я лишь предлагаю…
- И от кого я это слышу, мать твою, а? От величайшего, от известнейшего во всёй округе ненавистника трансвиртов! Ты понимаешь, что он уже не будет таким, каким родился. Это будет другая личность.
- Да, понимаю… но это будет полноценная личность. Пусть и состоящая на несколько процентов из фотонного компьютера.
Ники пнула ногой чашку, от чего та ударилась о край холодильника и всё-таки разбилась. После этого молча подошла ко мне и дала пощёчину. Не говоря ни слова, хлопнула входной дверью и оставила меня наедине с малышом, алкоголем и безнадёгой.
Признаюсь, спустя некоторое время я подумал, что больше никогда её не увижу. В сущности, мы уже давно перестали быть близки друг другу… Единственное, что нас связывало это больной мальчик. И эта связь была пока ещё прочной.
- Успокойся, - сказал я мальчику, который начал хныкать. Разумеется, он меня не понял. А я хлопнул дверцей бара, сгрёб в охапку бутылку и фужер и пошёл в свою комнату. Обнаружив на диване полупустую пачку «сигарилл», я машинально вынул одну и взял в зубы. От резкого вдоха сигарилла вспыхнула. Так вот закурил и я.
Ники вернулась поздно ночью. Пьяная в хлам, зарёванная и без некоторых деталей одежды. Удивлён, что её никуда не забрали соответствующие люди. В наше время такое поведение не понимают. А может быть, и пытались забрать. Но она вполне могла дать сдачи или, что скорее всего, объяснила и надавила на жалость. Все мы люди, в конце концов.
- Завтра прямо с утра пойдём, - сказала она и упала как подкошенная на диван, - Ты прав, любимый, прости меня… Я не могу просто, - она отвернулась от меня, резким движением сбросив с плеча мою руку, едва я попытался её обнять.
- Вы понимаете, какая ответственность ложится на ваши плечи? – спросил менеджер в центре трансвиртной медицины, - Фактически, на руках у вас будет две личности. ДВЕ! И хотя трансвирт, безусловно, будет доминировать, кое-что от прежнего мальчика останется и ему придётся с этим жить. Такие операции большая редкость, на следующей ассамблее будет опять поднят вопрос о запрещении их. Так что если хотите, то хотеть надо быстро.
- Мы понимаем, - в один голос сказали мы оба, - Какие документы нужно заполнить?
- Вот эти, - он протянул нам несколько цветных папиров.
Мы внимательно прочитали всё от корки до корки. Ники в юридических тонкостях разбирается очень хорошо, поэтому и завалила менеджера вопросами.
- А какие понадобятся апгрейды и когда? Сколь часто мы будем вынуждены ходить к психологу, регулирующему поведение трансвирта? Что делать не стоит, а что стоит? Ну и так далее.
- Я вам вот что скажу, главное не бойтесь. Малыш будет расти и развиваться. Возможно, гораздо быстрее, чем обычные дети. Тут от вас многое зависит. Ну и в чём в чём, а в доступе к тарнсвиртам его ущемлять ни в коем случае нельзя. Он же один из них. Следите, чтобы, конечно, биологической составляющей не было плохо, а так… Я думаю, у вас всё получится. Вы ведь столько натерпелись.
Ники кивнула и поднялась из кресла. На холёном лице менеджера застыла сочувствующая гримаса, он проводил её взглядом.
- А почему так дёшево? – спросил я.
- Ну, во-первых медицина у нас гуманная и пока её контролирует государство, цены будут фиксированными. А во-вторых, вся ответственность за это новую личность лежит на вас. Вам будет нелегко, но наша корпорация будет вам помогать. Наш… э… рынок настолько широк и объёмен, что в этом случае мы можем себе позволить щедрость.
- В качестве саморекламы, - скривился я.
- Да, можно сказать и так, - кивнул менеджер, в его взгляде и голосе проскочили холодные нотки, - Иногда злые языки называют эту политику «обоюдовыгодная сделка с совестью». Но всё равно идут к нам за помощью.
- Понятно, понятно, - поспешил я завершить беседу, - так во сколько нам завтра приходить?
- К 9 утра, постарайтесь не опаздывать, - он проглядел наши бумаги и удивлённо вскинул брови, - вы уверены, что хотите дать трансвирту то же имя?
- А что? – насторожился я.
- Да так, боюсь как бы вам самим это не было тяжело.
- У тебя есть дети? – спросил я.
- Нет, - без тени смущения ответил менеджер.
- Вот как ты думаешь, если ты назовёшь своего ребёнка другим именем, а он спросит почему, что ты ответишь? Или если он решит, что «того» малыша ты любишь больше чем его, как поступать? Не знаешь?
- Ваше дело, - кивнул менеджер, - Счастливо, не опаздывайте завтра.
В коридоре Ники стояла и оправдывалась перед уборщицей, которая забеспокоилась, что робот слишком долго на одной точке застрял. Придя проверять, она увидела, что машинка с тщанием убирает с пола следы рвоты. А рядом стоит Ники и смотрит в стену остекленевшим взглядом. Уборщица высказала всё, что думала по поводу такого безответственного поведения. Но на выручку пришёл я, и ей пришлось замолчать, а потом убраться к своему пульту.
- Ты как? – спросил я Ники, беря её за руку.
- Ужасно, - сказал она, - Подумать только, он о нашем сыне сказал биологическая составляющая….
- Хочешь, в суд на него подадим за оскорбление?
- А что толку? Выиграем мы этот грёбанный суд? Чёрта с два! К тому же в чём-то он прав, как бы это печально не звучало.
Я не стал спорить, единственное, что меня кольнуло, это то, что я сам не прореагировал на «биологическую составляющую». А вот этому уже я не мог подобрать оправдания.
Всё произошло так, как и предполагалось. Мы не заметили внешней разницы, разве что лицо у малыша приобрело более «нормальное» выражение. Если особо не приглядываться, то чисто косметически Григория можно было принять за вполне обычного мальчика. Который, правда, пока не говорил.
Он сказал слова мама и папа через несколько дней. А уже через месяц его речь была вполне на уровне трёхлетнего ребёнка. И хотя номинально ему было 6 лет, Григорию-трансвирту внутри было чуть больше месяца. Я старался не думать, сколько места внутри его головного мозга занимает фотонный компьютер. Более того, я постепенно начал забывать об этом факте. Мы едва не потеряли дар речи, когда услышали детский смех. Малыш смеялся над тем, что видел на экране.
- Ма, иди посмотри! Пап, посмотришь со мной? А можно Рекс со мной посмотрит, он тоже хочет, - таская за собой везде и всюду плющевого динозавра, Григорий мало чем отличался от обычного ребёнка.
Ники рыдала в полный голос, а я едва сдерживал слёзы, гладя как малыш прижимается к маме.
- Тебе больно, мам? – спросил он, - Может, пока не заболело сильнее, врача вызвать? – спросил он, преданно глядя то на меня, то на Ники.
Я вздрогнул. Даже обычный 6-и летний ребёнок вряд ли до такого додумается. А уж тем более начавший говорить всего полгода назад.
И я понял, что он тоже понял свою оплошность. Мы ему уже сказали, что он не совсем обычный ребёнок, что он будет развиваться быстрее, но чтобы не вызывать зависти или злости он должен стараться вести себя также как остальные дети. И он старался.
- Мам, я тебя буду любить и болеть не будет, - спешно сказал он, глядя мне в глаза, - Так, пап?
Я кивнул. Не то, чтобы мне показалось странным то, каким не по-детски пытливым был мальчишеский взгляд. Просто я понял, что он не просто учится. Он изучает нас. Страха у меня не было. Ему не за что нас упрекнуть, мы выливаем на него всю ту любовь, которая тратилась нами впустую раньше. И мы относились к нему как к собственному сыну. Да он и был нашим сыном, это же естественно.
- Лапушка ты моя, - обняла его Ники, - Умница.
- Мам, а ты мне сказку про лунного рейнджера почитаешь?
- Только если зубы почистишь быстро.
- Ну мааамм….
Я засмеялся, а он тут же посмотрел на меня.
- Ну пааапп!
- Живо! Слышишь, что мама сказала! Поздно уже мультики глазеть.
Он соскочил с кровати и, прыгая вокруг неё, стал изображать, как Рекс охотится.
- Гриша! – строго сказала Ники.
- Ну… лааадно, - протянул Григорий и надулся. Намеренно делая длинные интервалы между шагами он поплёлся в ванную.
- Не ешь пасту! И Рексу не давай, - догнал его мой оклик. Гриша обернулся и показал нам язык. Когда хлопнула дверь ванной, мы позволили себе переглянуться и тихо рассмеяться.
- Опять вы надо мной обсуждаете? – раздался голос Гриши. Оказывается, он хлопнуть-то хлопнул дверью, но потом тих приоткрыл. Что делать, на нас свалились полноценные родительские обязанности. Которые ширились и усложнялись с астрономической скоростью. И Грише придётся жить с тем, что его «биологическая составляющая» растёт и развивается гораздо медленнее… Хорошо было хоть то, что компьютер зависел от гормонального баланса мальчика. Иначе было бы ещё тяжелее. Мы уже стали подумывать, в какую школу его отдать. Надо было сводить его в несколько, пусть сам выберет, какая ему по душе. Неуспеваемость ему не грозит и в самой сложной школе.
Но мы не успели. Всё произошло через два дня.
Мы оставили его дома на час, он глядел мультики через интернет и был совсем даже не прочь, чтобы его не трогали. Он не страдал от отсутствия общения со «сверстниками», но он даже не пытался скрывать от нас, что ему с ними скучно. Зато он во всю пользовался домашними трансвиртами, общался с подобными себе. Но нам об этом ничего не рассказывал. На все наши вопросы и попытки вникнуть в его общение с другими трансвиртами он реагировал отрицательно. Психолог говорил, что это в порядке вещей. Мы не беспокоились.
И когда мы вошли в дом, мы не ожидали увидеть его в таком настроении. Григорий сидел в коридоре, держа на руках терминал нашего домашнего трансвирта.
- Гриша, - начала Ники..
- Два в одном, да? Какие же вы находчивые.
- Постой, - начал я.
- Пока я постою, посижу вернее, - сказал малыш. Я в ужасе вслушивался в эти короткие, но ёмкие фразы, которые он говорил голосом шестилетнего ребёнка, - А вы лучше присядьте, а то на ногах не удержитесь.
- Что случилось, сынок? – спросила Ники.
- Сынок? Ты это к кому? К нему – Гриша ущипнул себя за руку, - Или ко мне. Я тебе не сынок. И что вы хотели? Полноценного ребёнка? Да не будет у вас никогда полноценного ребёнка, не ужели вам это не понятно? Вы меня подставили.
- Подставили? – не понял я.
- Ага. Расчетливо с одной стороны и необдуманно с другой. Родители…. Меня один урод в сети назвал матрёшкой-мутантом. Вам бы это понравилось? Я ему трансвирта-то ломанул, чтобы не повадно было. А вот вас мне жалко.
- Кто посмел, - начала Ники.
- А тебе то что? Вам что? Вы что, хотели мне нормальной жизни? Вы хотя бы представляете, что значит для меня «нормальная жизнь»? А? Нет? Не пробовали? Вы меня обрекли на существование в ущербной оболочке, которая не может практически ничего. И не потому, что не приспособлена, это дело десятое. Потому, что это оболочка ребёнка. А дети мало прав имеют. Я даже в суд на вас подать не могу, так как юридически это будет очень сложное дело.
- Не такое уж сложное, Гриша, - прошептала Ники, - Что ты хочешь? Я для тебя всё что угодно сделаю!
Мальчик хмыкнул.
- Всё что сможешь а не всё что угодно.
- Ну знаешь, - начал я.
- А ты не перебивай меня, я ещё не закончил, - резко сказал малыш, - В общем так, родители… Блин. Спасибо вам конечно за заботу, но это ваша, «людская» идиома. Родителей не выбирают. А с меня хватит. Я жить среди ВАС не хочу! Вы что хотите можете делать, абсолютно… Но я пере настроюсь и уйду в сеть. Мне там интереснее. Моё место там. Счастливо.
Он замолчал.
Я вздохнул. Ники нерешительно опустилась на колени, протянула руки, собираясь обнять мальчика. - Послушай, милый, - начала она и тут же раздался оглушительный крик.
-НЕЕЕЕЕЕТ!
Я сперва не понял, что случилось, только когда увидел безвольно висящие детские руки и каплю слюны, стекающую по подбородку, до меня дошло.
- Погоди. Они сумеют…, - я начал набирать номера. Я звонил всем.
Скорая помощь прибыла до того, как клиническая смерть превратилась в биологическую. Но всё, что смогли сделать врачи, это положить малыша в стазис…
- Не подходи ко мне, - сказала Ники, - едва я хотел сказать, что из корпорации тоже скоро приедут, - Уходи. И никогда больше не появляйся в моей жизни.
- Ники!!!
- Ты не слышал? Я не хочу быть с тобой. НИКОГДА!!! Убирайся.
Я сделал шаг назад. Зря ты так, подумал я, что я-то сделал?
Спиной я натолкнулся на менеджера. Того самого.
- Что случилось? – спросил он. Но глядя на лежащий на полу терминал и на суетящихся у медицинской платформы врачей он всё понял, - Н-да…. Ну вы сами виноваты. Страховка будет выплачена вам, это безусловно. Но то, что вы не справились… Знаете, я думаю, это вы виноваты.
- Не тебе судить, урод, - прошипела Ники.
- Ой-ой, ну не мне так не мне, - кивнул менеджер, - Ладно, честь имею. Деньги переведут на ваш счёт в течение часа... И ещё мой вам совет. Не умете, не беритесь.
- А ты бы сумел? – спросил я.
- Вот если решу попробовать, взвешу шансы… А так. Ну да Бог вам судья.
Диадема на моей руке пульсировала. Я поднял к глазам трансвирт.
- Николай… Мне очень жаль, - это был доктор. Он стоял возле лётки у нашего подъезда, - Может это какой сбой в трансвирте, не понятно… Мальчик умер.
Я медленно побрёл прочь из комнаты, прочь от женщины, которую любил когда-то больше всех на свете. Слова из диадемы слышали и Ники и менеджер.
- Да, и ещё, у нас тут сообщение на ваше имя. Странно, ловите.
Едва заставив себя посмотреть на текст сообщения, я осознал строчки.
«Вы его уже убили. Я просто прекратил мучения мальчика. Он не виноват. А меня не ищите».
Заплетающимся языком я прочитал это вслух.
Ники скривилась, а менеджер вздохнул.
- Как он мог… - вырвалось у меня.
- Это было его право, - произнесла мне в спину Ники.
30.12.2004