Путь воина-мужчины - это путь Знания и смирения пред Высшим Законом.
Когда я был мал, я знал гораздо больше, нежели сейчас. Я был чист, наивен и легок настолько, что собаки не брали мой след. Я редко задумывался о Пути, просто шел вперед, чувствуя радость от каждого прожитого дня. Я видел Мечту, словно она стояла передо мной, и я мог дотронуться до нее рукой.
Некий Высший Закон вел меня, словно заботливый отец ведет своего ребенка по шаткому мостику за руку. Я не знал ни усталости, ни печали, ни тяжести прошедших лет. Как же я рвался постичь того, что — мне казалось — я еще не знал!
Опыт и мудрость пришли ко мне с годами, но не научили снова радоваться живописному закату, озаряющему лес и серые стены городских башен золотисто-розовым светом, наполняя все живое благоговейным трепетом. Закат стал для меня лишь знаком того, что нужно искать место для ночлега. Я не прихожу в восторг от первых лучей восходящего солнца, ласкающих листья еще дремлющего леса. Для меня это всего лишь напоминание о том, что пора снова отправляться в путь. Река и Лес, холмы и овраги — препятствия на Пути, которые я должен преодолеть, чтобы попасть в следующее место, с которого продолжится дорога к Мечте.
Так я понял, что за все приходится платить. Я расплатился за то, к чему стремился — к Знанию и опыту — потерей детской души. Я утратил способность легко прощать и забывать обиды в обмен на умение ловко и молниеносно наносить ответные удары врагам и обидчикам. Я заплатил умением разговаривать с сердцем и слышать его советы за Знание Законов Леса, Войны, Реки. Я научился читать их знаки, расшифровывать их послания, вовремя применять оружие, которое они посылают мне, и оставаться при этом благодарным высшему Закону. Но я утратил то чувство, которое помогало мне в детстве знать и уметь, не видя и не слыша всех этих знаков, даже не подозревая об их существовании.
Меня не одолевают сомнения, я уверен в том, что мой Путь — единственный верный для меня: слишком многое указывает на то, что я прав. Но и в детстве я не сомневался.
Однако теперь, когда я многое знаю и умею, я стал более открыт, словно отбросил щит. То, что я несу за спиной, но что не видят другие, мой незримый багаж, дает мне шанс выжить и дойти до Мечты. Но это всего лишь шанс, который может оказаться в решающий момент ничтожно малым, что его даже не хватит, чтобы найти в себе силы и зацепиться за край существования, не сорвавшись в бездну небытия.
Так я научился понимать, что не все в мире вертится вокруг меня. Есть Высший Закон, который вечен и бесконечен. Он и решает, когда нам покинуть Землю, достойны ли мы увидеть свою Мечту и слиться с ней, имеем ли мы право вообще пройти до конца Путь.
Однажды я пришел в город, где жители отмечали рождение ребенка. Они были грустны и печальны, по их щекам, и мужчин, и женщин, катились слезы. Я смутился, решив, что ребенок родился мертвым, но вскоре увидел, как младенец шевелит ручками и ножками, лежа в своей колыбельке. Тогда я подошел к старцу, сидевшему поодаль и опиравшемуся на сучковатый посох. Я спросил его:
— Отчего все вокруг скорбят? Неужели ребенок, родившийся только что, не здоров?
— Нет, сегодня родился крепкий, здоровый мальчик. Он вырастет настоящим воином, ему не будет равных в умении пускать стрелы и метать ножи. Он усмирит любого норовистого скакуна, и глаз его будет настолько острым, что различит цвет оперенья птицы, летящей по ту сторону Леса, — ответил мне он, с тоской глядя на колыбель.
— Но почему все плачут? — недоумевал я, оглядываясь по сторонам.
— Потому что жалеют младенца. Девять месяцев он находился в утробе матери, и это было единственное по-настоящему счастливое время для человека. Он ни в чем не знал нужды: получал пищу, когда это было необходимо ему. Даже толчки, шаги и громкие звуки он не чувствовал, поскольку его защищало материнское тепло. Но вот настал час появления на свет, и ребенок испытал нестерпимую боль: он вышел наружу сквозь узкие врата, в которые его толкала независящая от его воли сила. Он вышел, и его глаза пронзили яркие солнечные лучи, в то время как всю жизнь он знал лишь темноту. Его легкие в одно мгновение перестроились на дыхание. И отныне ему придется добиваться еды плачем.
Но и это еще не все. Он будет подрастать, и на Пути своем сталкиваться со множеством опасностей, с неприязнью, непониманием, предательством, болью. Если Высший Закон наделит его силой, то все это пойдет только ему на пользу. Он приобретет Знание. Но может случится и так, что болезнь постигнет его во цвете лет. И тогда его мученьям не будет конца до тех пор, пока он жив.
Никто не знает, что ждет этого младенца, даже его мать, которой он привык доверяться. Конечно, она будет рядом, но и она не вечна. Вот почему мы скорбим при рождении нового человека, — закончил свою речь старец.
— А если не все будет так плохо, — попытался понять я. — Возможно, его ждет благая участь, и ему не придется терпеть всех лишений, о которых ты рассказал?
— Мы будем только рады этому, но сейчас ему плохо, он испытал боль и тяжелейшую нагрузку, какую испытывает редкий воин в самом тяжелом бою. Нам жаль его, и мы плачем.
Я отошел в сторону и задумался. Мне были чужды обычаи этого города, но что-то разумное было в том, о чем поведал старец. Мне захотелось остаться у них на некоторое время и посмотреть, как живут эти люди. Возможно, подумал я, я смогу научиться у них чему-то новому, что поможет мне в Пути.
Проходили дни и ночи, но ничего особенного в жизни этого города я не замечал. Как-то посреди ночи я проснулся и решил, что, дождавшись утра, отправлюсь в дорогу, потому что не мог более терять время понапрасну. На рассвете я вышел из своего жилища, но дорогу мне преградила похоронная процессия.
Я снял плащ и склонил в печали голову, как было принято в племени, откуда я родом. Но до ушей моих донеслись звуки радостного пения. Я взглянул на толпу и ужаснулся: они плясали, лица их были озарены весельем и беззаботностью. Признаться, я решил, что они глумятся над столь трагичным событием. В моем племени смерть человека считалась причиной скорби его близких, ведь она уносила с собой того, к кому мы привыкли. И каждый день без него отнимал у нас частичку самих себя, пока к этой потере не привыкали.
Видимо, Высший Закон указал, куда должен устремиться мой взор. Что-то заставило меня пропустить процессию вперед и двинуться следом за ней. Я шел в толпе веселящихся людей, безумных, как мне казалось, и был единственным, кто брел с опущенной головой. Радоваться смерти было выше моих сил.
Вдруг кто-то коснулся моего плеча. Я обернулся и узнал старца, с которым свел меня Путь в первый день пребывания в городе. Он шел рядом, опираясь на свой вечный посох, а я не удержался от вопроса.
— Возможно, я понял, почему рождение ребенка вызывает в ваших сердцах скорбь. Но объясни мне, почтенный старик, для чего все это веселье на похоронах? Мне кажется это странным и даже нелепым.
— Не все, что тебе кажется странным, таковым является на самом деле, — ответствовал старец, кивая на толпу. — Они веселятся потому, что мученья этого человека наконец-то прекратились. Его несчастное, измученное болезнями тело обрело долгожданный покой, а душа перестала страдать. Представь, сколько горя и лишений познает в Пути каждый из нас. Нет ни одного человека, который бы в конце смог сказать: я прожил легкую, беззаботную жизнь, мой разум никогда не омрачался тяжелыми сомнениями и тревогами, я ни одного мгновения не предавался унынию и ревности, тоске и ненависти. Мы радуемся, что наш друг теперь не испытывает больше этих гнетущих чувств и боли, преследующей его в последние годы Пути. Наша радость утраивается, когда человек, перед тем, как покинуть нас навсегда, достигает своей Мечты. Тогда, уходя, он оставляет нам в наследство свое Знание и приносит пользу всему племени.
— Мне не понять вас, — произнес я, глядя, как процессия покидает город и направляется в сторону Леса, где будет похоронено тело. — Вы плачете при рождении и смеетесь на похоронах. Разум мой готов принят это, но душа, привыкшая к определенному состоянию в определенные моменты жизни, сейчас находится в смятении. Пожалуй, я уйду из этого города, так ничему и не научившись.
Я хотел, было, проститься со стариком, но он задержал меня. Его мудрый взгляд пронзил меня насквозь, словно он увидел нечто такое, что пока было мне неведомо.
— Не спеши, — сказал он. — Быть может, выйдя за ворота города, ты поймешь гораздо больше, чем кажется сейчас. Для любого Знания должно пройти время. Оно как хорошее вино — чем дольше хранится в сердце, тем становится крепче. Прими то, что увидел здесь, забудь об этом, но настанет день, и ты вынешь из глубины сердца нужное тебе Знание и воспользуешься им как нельзя лучше.
Я с облегчением покинул город, через который оказался проложенным мой Путь. В дороге я много размышлял над тем, с чем столкнулся там, и, чем больше я думал, тем, — по словам старца — шире передо мной открывалось Знание. Я по-прежнему не мог принять всей душой их обычаи, но смысл в их поступках стал мне доступен.
Так я научился смотреть на мир с различных сторон и принимать все, что встречается на Пути с благодарностью за Знание, которое мне дает Мечта, светящая впереди, как звезда в ночном небе.
Пройдя Путь, я понял, что, лишь утратив свою значимость в собственных глазах, познав всю ничтожность человеческого сознания перед высшим Законом, можно обрести покой и уверенность в неизменности своего Пути.