Правдивая история Ч.
1. Без названия
...немного вздернутый нос и непропорционально большие уши придавали его лицу слегка комическое выражение. Некоторые утверждают, что его нашли в коробке с апельсинами – и даже имеют нахальство утверждать что на коробке было написано «оранжес» - опровержение подобных измышлений привело бы нас на слишкую низкую ступень во мнении просвещенного читателя. Неужели вас, уважаемый читатель, или кого-нибудь из выших знакомых - или знакомых ваших знакомых хоть когда- нибудь в жизни находили обложенных цитрусовыми? Конечно, нельзя сходу исключть всякую вероятность подобного события, но экстравагантность утверждения немедленно ставит под вопрос серьезность рассказчика. И надо ли говорить, что мы здесь серьезные, взрослые люди?
Нет, Ч. появился на свет полу-естественным путем кесарева сечения в роддоме номер 14 при больнице на улице Ударников – мы с удовольствием предъявим всем желающим ксерокопию его свидетельства о рождении, выданную 20 октября 19.. года отделом записи актов гражданского состояния при М-ском райисполкоме. Мама была чрезвычайно рада появлению первенца – она сразу сказала что он очень симпатичен, и что глазки к него точь в точь папины, и что ушки очень миленькие – а носик пуговицей – и это все было сущей правдой. Она крепко прижимала его, улыбалась, обнимала , и говорила «гули –гули- гули ».
Ч. рос в любящей семье, папа работал оператором газовой котельной и читал малышу классово чуждых Горация с Катуллом, а также самиздатовских Солженицына с Довлатовым – и Ч. , лежа в своей мягкой кроватке и посасывая молоко из соски одобрительно кивал головой когда папа, возвышая голос, наизусть декламировал особенно обличительные для властей места. После Ч. засыпал и пускал во сне пузыри. Мама работала врачом в детской поликлинике на полторы ставки – она приходила поздно. С Ч. частенько сидела бабушка, которая хоть и была дочерью раввина, но упорно писала во всех анкетах «из крестьян бывш. Тверской губернии». Бабушка говорила, что у нее такая привычка, и что эта привычка показала себя крайне полезной для ее здоровья (еще одной ее привычкой были галлицизмы). Благодаря бабушке и папе к трем годам Ч. сносно лопотал по-латыни и на идише. К пяти он изучил также французский, греческий, хинди и всерьез присматривался к суахили, но вместо него выучил эскимосский – его очаровали двести сорок восемь слов для обозначения различных состояний снега – «снег падающий», «снег слежавшийся», «снег, на котором следы лап нерпы исчезают к полудню». Ч. очень интересовало когда у полярного дня наступает полдень, и почему ласту назвали лапой, но в словаре соответствующих разъяснений не имелось. Слова «снег просто» в эскимосском языке не было.
Разложив на коленях толстую книгу Ч. сидел на маленьком стульчике, время от времени перелистывая страницу. «Учись, мой сын – говорил ему папа – наука сокращает.» «Нам опыты быстротекущей жизни» – похватывал Ч. ,и смешно шевелил ушами.
Его детство было счастливым,
2. Школа.
но когда ему исполнилось семь лет, пришла пора идти в школу.
- Мальчик, - сказал ему папа – школа дана нам в наказание за грех. Это был очень серьезный грех – желание во всем разобраться самому – потому его и назвали первородным. Дедушка Бог тогда тогда очень рассердился на праотца Адама – его с тетей Евой лишили прописки и сослали на сто первый километр. Если ты будешь плохо учиться в школе, с тобой произойдет то же самое. Если же ты будешь учиться в ней слишком хорошо, то станешь секретарем комсомольской организации, вырастешь полным олигофреном и твое место будет разве что в райкоме КПСС, а может даже и в обкоме.
Однако, и золотая середина также не убережет тебя от тлетворного влияния всеобщего среднего образования – потому иди и учись как хочешь.
И Ч. пошел учиться как хотел с большим букетом белых хризантем, который дала ему мама. «Учительнице,»- сказала она – «всегда приятно – когда ей дарят белые хризантемы. Она ведь не виновата, что она учительница. Такой ее сделала жизнь. Жизнь вообще делает с людьми черти что, и если их не прощать, то вообще непонятно что делать. Разве что скинуть большую и блестящую водородную бомбу ярче тысячи солнц, чтобы сжечь с поверхности нашей планеты всю органическую плесень.»
На школьном дворе детей поставили в линейку; усатый и лысый дядя в очках – его звали директор Евгений Викторович - прочитал по бумажке о том, как хорошо детям в школе, и как все дети любят школу, и что когда они вырастут и выйдут из школы, то займут свое место в жизни и будут вспоминать годы, проведенные в школе с неизлечимой благодарностью.
-Эй ты, *** с ушами. – обратился к нему конопатый сосед. Что за веник ты сюда приволок? Маманя небось треху заплатила на рынке? - Что такое ***? - поинтересовался Ч.
- А это то, что бывает у *** - сказал ему конопатый.
- А что такое *** ?
- А это, которая с *** - отвечал его сосед, которого, как вскоре выяснилось, звали Вовиком.
Ч., знакомый с начатками математической логики в результате чтения «Principia matematica» Рассела, сразу же понял, что речь идет о базовых , аксиоматических понятиях, несводимых к более простым образующим. Эти понятия, как было ранее указано Гегелем в «Энциклопедии философских наук» образуют целое в единстве своих противоположностей, плавно перетекают одно в другое, и потому изложение, начинаясь с одного из них, им же и кончается, причем неважно, что именно взять первым.
Линейка кончилась, и они прошли в класс, где учительница отобрала у Ч. букет, сказав « спасибо большое». Его с Вовиком посадили за одну парту – последнюю в левом ряду. Там, на последней парте в левом ряду он и провел свои школьные годы.
Слушать учителей было очень скучно. Поэтому Ч. слушал их как можно меньше. Если его вызывали к доске, отвечал , пошевеливая ушами - от этого в классе смеялись, и возникал беспорядок; потому к доске его вызывали в крайнем случае – скажем, когда математичка не могла решить задачку из недоброй памяти учебника под редакцией Колмогорова, либо по другим не менее убедительным причинам. Если не вызывали, рисовал чертиков на бумаге. У него не было проблем с одноклассниками – он охотно давал списывать; не было у него проблем и с уроками – он учил их по дороге в школу. Годы, проведенные за стенами красного панельного здания в виде буквы Н – в правой ножке были классы, в левой – столовая и спортзал, а в перекладине размещался гардероб – эти годы прошли для Ч. сплошным блеклым пятном.
Нельзя даже сказать, что он старался как можно меньше попадаться на глаза – его нежелание высовываться было совершенно инстинктивным. Одноклассники звали его Чешичем или Ушастингом.
3 Первая любовь.
В девятом классе он влюбился. Предмет его страсти звали Люся. Люся была отличницей, и сидела за второй партой спереди. Он смотрел на ее прилежно склоненную к столу спину.
- Бабы - **** - говорил ему Вовик. Когда они подрастают, их интересуют только три вещи -***, ***, и еще раз ***. У меня как раз такой ***, какой им нужен, поэтому все они будут мне ***, ***, и даже ***. Но замуж они за меня выходить не будут, потому что от мужа им нужен не ***, а содержание. Химичка, Надежда Феликсовна – самая настоящая ***. И математичка Настасья Викторовна тоже ***, а директор Евгений Викторович, который так любит водить детей в турпоходы - тот попросту ***, и когда какой-нибудь лопоухий его заложит, он в лучшем случае вылетит из школы, а то и пойдет по статье. На зоне таким татуируют розочку на плече и каждый день *** всем бараком. Мне очень хочется посмотреть, как *** Евгения Викторовича.
- Людей надо извинять – отвечал ему Ч. Может быть, будущий педагог воспитывался в семье где ему недоставало отцовской ласки, может быть товарищи его отвергали в детстве за то, что он заикался – и он с тех пор тянется к детям. И тянет к ним свои похотливые ручонки, унаследованные нами от орангутанга. Мы не знаем его психологической драмы; мы знаем только свою. Но ее мы не понимаем.
- Люся – к примеру – в то время Ч. почти непрерывно думал о Люсе, потому его мысли все время вращались вокруг ее пушистой головки, похожей на одуванчик, как Луна вращается вокруг Земли, повернувшись одной стороной. Я боюсь даже заговорить с ней – при ее приближении меня начинает бить озноб. Мне кажется, что ее бессмысленная добродетель прилежания дает ей некое превосходство надо мной, что она даже не захочет со мной говорить. Априори это совершенно неочевидно. Конечно, она считает меня немного страннным, но, вероятно, завидует той легкости, с которой я решаю задачки из учебника под редакцией Колмогорова.
Уши? В конце концов, что уши? Нос Сирано де Бержерака был не меньше моих ушей.
- Твой Сирано – *** , сказал Вова. Я видел про него фильм – сплошные сопли.Смотреть тошно. Вместо того, чтобы сводить ее в бар, напоить, раздеть, ***, и пойти *** следующую, он страдает ***.
- Физическая любовь – развивал свою мысль Ч. – похожа на мотоцикл. Двухтактный поршень, примитивная коробка передач, визг на высоких оборотах , и реальная опасность слететь в кювет. Акт страсти дает незатейливое наслаждение, сходное с удовольствием от скорости. Мне кажется, было бы интересно проследить связь между средством передвижения человека и его любовными предпочтениями. Скажем, склонные к бессмысленным авантюрам ездят на сомнительных «Москвичах», те, кто выше всего ставят семейную надежность выбирают «Жигули», «Волга» - знак натуры с перверсией.
А ездящие на «Запорожце» - мазохисты – подхватил Вовик. Хотя большинство все равно пользуются общественным транспортом.
В то же время, предчувствие любви, любовь неудачная, провальная – «l Amor che mueve il Sole e l altre stelle» - имено та, которая движет звезды и светила, а не тазобедренный сустав - дает крылья. Кем стала бы для Данте Беатриче, женись он на ней – еще одной Ксантиппой – в лучшем случае. Но с другой стороны, как писал Борхес по поводу отрывка о Паоло и Франческе… «que son emblemas oscuras de esa dicha que no logro…»
- Эй вы, на задней парте – сказала им Надежда Феликсовна- замолчите. И они замолчали.
4. Университеты Ч.
после школы все разошлись кто куда. Вовик поступил в холодильный институт; Ч. – на матмех. Отличница Люся – в экономисты.
Математика нравилась Ч. своей полной беспочвенностью; ее можно было применить куда угодно, или не применять вообще; в ней было что-то от средневековой схоластики или готического собора – обширная трудолюбивая деятельность направленная вверх, в пустое небо – к облакам. Лучшим преставителям этой расы было не жалко загробить жизнь на доказательство безнадежного в своей трудности и ненужности утверждения.( Вас, уважаемый читатель, сильно интересует конечно ли число простых чисел, разделенных двойкой, наподобие пяти и семи? ) Надо сказать, для того, чтобы стать хорошим математиком, Ч. недоставло памяти и узости кругозора. Чтение математических книг его утомляло – в них все казалось залитым ослепительно ярким светом – как от бестеневой операционной лампы; все детали – от Христа на коленях Мадонны до бородавки на носу палача приобретали одинаковую рельефность и важность – и часто бородавка выступала самым значимым местом.
Он предпочитал философов. Те говорили вещи, совершенно недоказуемые, в конце концов, искали аргументы под готовый ответ – но в их битве с познанием был героизм Сократа, безнадежно воевавшего с Пелопонесским союзом на стороне Афин. Поиски же математиков были чем-то вроде копания картошки на колхозном поле – корнеплоды сваливали в овощехранилища специальных журналов, где они тихо догнивали.
При виде длинных институтских коридоров на память Ч. приходили «Едоки картофеля» Ван Гога - коричневые тона, свет керосинки, деревенская семья жует нечто у грубого стола.
Ч. выбрал молчание. Возможно, впрочем, молчание само его выбрало – у привычек женский нрав, они не лезут на шею, но дают понять. Не честнее ли, полагал Ч., молча считать формулы, чем лезть с никому не нужными словами. Каждый, кто думает сам, автоматически оказывается в меньшинстве – при этом неважно, правильные у него мысли, или нет. Одинаково думают лишь те, кто лишь думает, что думает. Когда идея овладевает массами, она становится пошлостью, что бы по этому поводу ни говорили классики марксизма-ленинизма. То, что Ленин не философ, а симбирский цирюльник, Ч. знал задолго до того, как прочел Бердяева.
5.Женитьба Ч.,
Ч. женился на Тониной Ларисе Николаевне, которую подруги и приятельницы звали Шапокляк ( ее папа был эстрадным иллюзионистом и потому носил цилиндр). Сама же Лидия Васильевна работала в институте прикладной биологии. Что именно они давали крысам было засекречено, но у крыс от инъекций особенно густо отрастали брови, а на затылке появлялось что-то вроде папахи.
С Ларисой Николаевной Ч. впервые в своей жизни занялся ***, ***, и даже попробовал ***. Не то, чтобы *** итд неудержимо его влекло, но самоудовлетворение представлялось Ч. излишним вызовом природе вещей – диссонансом гармонии мироздания. «В аскезе – объяснял он Ларисе Николаевне – всегда есть примесь слабости. На свадьбе в Кане Христос превратил воду в вино, а не наоборот. Разумнее иногда слегка выпить – проще держать под контролем, чем...»
«Это очень интересно, ушастенький,»- говорила Лариса Николаевна кладя ноги ему на плечи.
Лариса Николаевна внесла в жизнь Ч. элемент заботы; она серьезно и искренне нуждалась в развешивании занавесок, прибитии полочек, покупке миксеров и мясорубок; ее плотная заземленность позволяла Ч. чувствовать себя почти нормальным , супруга была для него чем-то вроде громоотвода в бурях бытия, спасительным якорем, устойчиво лежащим на устойчивом дне.
«Чушечка, ты уже купил куриные лапки?» – спрашивала она, и Ч. покорно вставал с кресла в котором думал о теореме Рабиновича - Архимеда- Паункаре, натягивал в прихожей куртку, и шлепал по лужам в магазин. Шлепантье по лужам и стояние в очереди как нельзя лучше наполняли его ощущением собственной полезности.
6.Однокласссники
Однажды Ч. побывал на встрече с одноклассниками. Вовик стал кооператором. «Сначала я смотрел в основном порнуху – говорил он, но с недавнего времени предпочитаю «Белоснежку и семь гномов». Когда она хочет умыть гномика, а тот спрашивает «А что, разве сегодня рождество?» Дас ист фантастиш, *** *** !»
Вовик рассказывал, что жизнь трудна, и иномарка не достается в ней даром. «А я ему говорю, ты ***, подумай, ***, не ***, а то ведь так ***, что мало не покажется. А он мне - *** все это. Так ему в ресторане подсыпали какой то ***, и кинули как девочку. До сих пор ногу волочит, ******».
Он также узнал, что отличница Люся вышла замуж за капитана - военврача и уехала в Т*й военый округ.
Он также узнал, что директор Евгений Викторович в конце концов чуть не попал под розочкину статью; но дело замяли, и оно окончилось его добровольным уходом из системы образования.
7. Гена
Сам же Ч. работал в институте проблем неустойчивости, изучая детерминистический хаос, или, говоря иными словами, несокрушимую закономерность бардака.
- Понимаешь, объяснял он жене, застой вызывает беспорядок как духота вызывает дождь. Если система слишком долго находится около одной и той же точки, ее путь вдоль траектории начинает зависеть от всякой ерунды – цвета глаз кошки третьего помощника заместителя председателя управления по согласованию. И когда происходит бифуркация, фууурк...
«Это очень интересно!» - говорила Лариса Николаевна, и клала ноги ему на плечи.
На работе Ч. и сблизился с Геннадием Амвросиевичем, или попросту Геной.
- Все иллюзорно, говорил Гена – из-за густой всклокоченной бороды его губы были почти не видны, и казалось что говорит непосредственно борода. Мир – наше представление о нем. Это – копьютерная симуляция, которая сама себя запрограммировала, тень, отбрасываемая тенью в момент ее исчезновения в полдень, хлопок руки однорукого бандита. Из этого мира можно лишь уйти; оставаться – значит страдать. Есть вульгарный уход – золтой ключик папы Карло от подземелий органической химии. Но чахотка ломки валит детей подземелья с катушек. Единственный достойный выход - найти внутреннего кетцалькоатля, пернатого змея индейцев. Человеку с кетцалькоатлем внутри этот мир становится до абсолютного попакетепетля; его мозги складываются в позу лотоса и источают аромат нстурций даже в переполненной маршрутке, где обыкновенно воняет лишь грязными носками.
- Запах потных носок – поразительная в своей сложности и интересности тема – возражал ему Ч. В ней стыкуются диаграммы Фейнмана, управляющие квантовой электродинамикой, недостаточно еще понятые процессы турбулентной диффузии, изощренные структуры клеточных мембран слизистой оболочки носа, электрохимические превращения нервного импульса. Все это еще так малопонятно; распутывание этих клубков – вот на что я бы потратил свою жизнь, если бы не чувствовал искреннего отвращения к труду, делающему человека свободным.
- Сущность науки – именно копание в грязных носках – продолжала борода Гены. Такое знание никогда не приведет нас к кетцалькоатлю, искать его методами вынюхивания ничтожных в своей повторяемости истин – все равно что ловить рыбу в километре вниз по течению от химзавода. Кетцалькоатль уникален, он олицетворяет разрыв паутины причин и следствий, единственную правду в абсолютной пустоте и отсутствии времени, которая ниоткуда не следует и никуда не ведет.
- Я предпочитаю синицу в руках – говорил ему Ч. Даже если над нами действительно порхает непостижимый рассудком кетцалькоатль, даже если сто человек заявили, что гладили его хвост и чесали его грудку, а он приятно мурлыкал – я буду стоять на позиции мальчика, утверждавшего что король гол, пока не докажут обратного. Камни падают для всех – и всегда - почему же кетцалькоатль посещает только иногда и лишь избранных? Если все – иллюзорно, где гарантия, что ничто – это более, чем все? Возможно, вырываясь из паутины мы лишь попадаем в лапы собственно пауку, который вполне закономерно нас переваривает в мелкие молекулы? Пусть жизнь – носок, но что, если знаменитая нирвана – лишь дыра в носке?
8 Садист.
С садистом Ч. познакомился на дне рождения у отца своей жены.У того собирались творческие люди; они пили как лошади, эксцентрично одевались и вели себя до крайности расковано. Садист выделялся даже там, он был чрезвычайно худ, на его лице и руках виднелись многочисленные вздутия, покраснения и язвочки. Серый свитер в белую полоску, рукава которого он закатил, болтался на нем как на вешалке. Временами его подергивало, словно через него разряжали конденсатор.
Видимо, садист почувствовал к Ч. симпатию, потому что обратился непосредственно к нему. Он налил сбе стакан из стоявшей неподалеку бутылки до невероятия паленой водки, и словно продолжая начатую с самим собой беседу, произнес:
Засунуть кошку в сапог – это любой дурак может. А вот ты когда нибудь пробовал засунуть сапог в кошку?
Честно говоря, Ч. не пробовал ни того, ни другого и даже не очень хорошо понимал в чем состоит прелесть обоих занятий, но попытался сформулировать.
- Во всем животном есть что-то болезненно притягательное. Через плоть в нас входит окружающее, и кажется, что манипулируя плотью мы прорываемся к чему-то запредельному. Недаром пытка служит для познания истины, хотя познаваемая таким способом истина далеко не совершенна. Также колдовские элексиры и обряды редко обходятся без убитых существ – будь то вороны, курицы или скорпионы. К этому же разряду я отнес бы фармакозависимость, то есть глотание колес в количествах, превышающих всякую разумную меру. И самобичевание, и...
- Это ты хорошо гутаришь - сказал садист – складно. Но из тебя ничего стоящего не выйдет – думаешь слишком много. Талант ведь от нутра идет. Из глубины – как песня. Иную слушаешь – все вроде на месте – и про березку, и гитара тин-тин- тин тренькает, а вот не берет. А в другой - и слова корявые, и скрипит чего-то, а прям плачешь и хочется пойти и порвать кому- нибудь селезенку. Так и тут – иной вроде все аккуратно разложит – как в анатомическом театре – ан души-то вот и нет...
И садист с хлюпаньем опрокинул в горло стакан.
- Это верно, - согласился Ч. Наши удовольствия в основе своей иррациональны. Попытка свести человека к рациональному началу приводит к безжизненному фантому вроде пресловутого « человека свободного общества» либо «личности развитого социализма». В нас сидит проклятье рода – желание во что бы то ни стало выжить и размножиться – нежелающие не оставляют потомства. Наши манеры и условности – лишь попонка на цирковом тигре; и дрессировщику остается только молиться, чтобы животное никогда не вспомнило о своей настоящей природе, и ежедневно бить его половой тряпкой по морде, чтобы не забывал, кто тут хозяин.
- Зачем же обязательно тряпкой – вмешался тесть, который работал по контракту в Штатах и проникся глубоким уважением к западной культуре. Положительная мотивация гораздо эффективнее. Тигру надо давать курочку когда он хорошо себя ведет; через некоторое время он будет мечтать о курочке, проявлть инициативу, чтобы заслужить курочку; он будет прыгать сквозь горящий обруч и радеть за общее дело чтобы заслужить курочку. Он будет твердо знать, что лишь вместе со всеми можно сделать something really great и что он может быть very special только среди тех, кто признает за ним это самое качество особенности. Американская школа дрессуры возвысилась именно умелым использованием курочек в процессе воспитания сознания личности.
Так выпьем за американскую школу дрессуры – сказал Садист и опрокинул в горло еще один стакан до невероятия паленой водки.
Ч. тоже пригубил; ему немедленно стало плохо. Он пошел проблеваться – рвота была с кровью.
9. Рак
-Мне всегда говорили, что я немного не отсюда – говорил Ч. Слишком многие, однако – чересчур отсюда. Они не могут вынести дыхания с той стороны; пытаются оградится от него страховками, антигриппином и прилежанием в работе. Один мой знакомый твердо верил, что трамвай на него не наедет – он мотивировал это тем, что всегда соблюдает правила уличного движения. Я не знаю, с чего он взял, что трамвай тоже соблюдает эти правила.
Эти люди упорно строят свой улиточий мирок, и обижаются, когда скорлупа не предохраняет их от упавшего сверху кирпича. Или у них случается рак. Эта болезнь происходит от того, что некоторые клетки нашего организма перестают умирать. Не очень ясно, что именно там приходит в негодность, но клетки просто не дохнут в положенный срок, а размножаются, размножаются, размножаются. Если вовремя не заметить, они успевают растащиться по всему телу и в конце концов съедают какой – нибудь важный орган. И тогда всем – и раку в том числе - наступает каюк. Именно это самое нашли у меня, и сейчас будут оперировать. И никто толком не знает, поможет ли, а если поможет, то насколько.
На коленях у Ларисы Николаевны сидел маленький Чч. и шевеля ушами слушал папу – он мало что понимал в этом взрослом разговоре.
-Скажут, что я прожил бессмысленную и бесполезную жизнь – что я не сделал того, и не сделал сего, и что я мог бы приносить обществу пользу, а не ковыряться в никому не нужных формулах; и патетически просюсюкают про бесцельно прожитые годы. Я не думаю, что провел здесь время так уж бездарно – это была забавная авантюра, я кое-что узнал, познакомился с Геной, садистом, и еще множеством людей, и прочитал кучу книг, и даже оставил сына. Что еще можно тут сделать?
Впрочем, ничто не кончилось, пока оно не кончилось. Возможно бунт клеток, которые не умеют умирать поодиночке и оттого гибнут все сразу, все - таки удастся усмирить. А если не удастся, и меня все-таки скрутит, из меня, полагаю, выйдет неплохой компост.
Потому что, il faut – добавил он – cultiver notre jardin.