Объект – Мартин Росин
Резолюция – уничтожить
Место – концертный зал ''Атланта''
Время – 22 ноября, выступление Коджи Росин
Дополнение – использовать кибернетического двойника
Утверждено к исполнению.
Впервые я увидел ее в тесном боксе, по ту сторону толстого, одностороннего зеркала. Она сидела ко мне в пол-оборота, и лениво листала журнал. Я вглядывался в знакомые по фотографиям и телепередачам лицо, со смутным желанием найти различия между ней и оригиналом. Естественно никаких различий не было – я смотрел на Коджи Росин, видел ее волосы, ее шею, ее тонкие пальцы с ухоженными ногтями. Мне стало противно. Мне всегда становится противно, когда я гляжу на этих полу людей, зависших где-то посреди бесконечности.
Это продолжалось лишь миг. Один короткий миг, а потом она взглянула мне прямо в глаза. Она не могла меня видеть, не могла слышать, но словно в ответ, на мой взгляд, она встала и сделала шаг на встречу. Один только шаг – больше не позволяли стены бокса – и прижала ладони к зеркалу. Ее губы зашевелились. Я не услышал ни звука, но я хорошо читал по губам. ''Выпустите меня''. Почему-то мои руки начали дрожать. Они всегда начинают дрожать, когда киборг впервые говорит. Это слишком неправильно – делать разумные машины. Еще не правильнее – держать их разум в тюрьме. Это слишком страшно – говорить с живым существом из холодного металла, видеть фантазию там, где должны быть лишь биты информации, чувствовать душу там, где ее нет, и быть не должно.
Ее глаза все смотрели на меня сквозь толщу зеркальной преграды, и в этих кусках пластика было столько жизни и столько боли, что мне стало ее жаль. Обычно я гоню от себя всякие чувства, стараюсь вести себя как доктор с пациентом, но с ней я проиграл битву еще до начала. ''Зачем я здесь?'' – ее губы задавали мне вопрос, который мог задать лишь человек, который только человек мог осмыслить.
Через силу я отвернулся от окна, взял себя в руки, и задал одному из ''белых'' вопрос столь же бессмысленный, сколь и традиционный:
- Кто она?
Один из ''белых халатов'' широко улыбнулся.
- Киборг, конечно.
Ему не понять нас, тех, кто не работает с киборгами, а общается с ними. Ему даже невдомек, как мы боимся, что на вопрос ''Кто ты?'' киборг ответит: ''Человек''. Ему непонятно, почему ни у одного из нас нет семьи, детей. Но ведь он работает с мотками проводов, шестернями и золотой проволокой, а мы – с псевдожизнью, которая зачастую живее нас самих. Он придет домой к живой жене, отложив до утра вольтметр, а я, идя домой, буду гадать кто же на самом деле человек – киборг, с живыми пластиковыми глазами, или наркоман под забором, чья жизнь давно уже не жизнь. ''Кто ты?'' – очень простой вопрос. Ответ на него куда сложнее. А в тайне все мы боимся, что однажды машина спросит нас: ''Кто я?''. Я до сих пор не знаю, что ответить, если вдруг…
''Белый халат'' широко улыбается, показывая белоснежные зубы.
- Желаете ознакомиться с результатами последней проверки?
- К черту, - устало отвечаю я, - Она в порядке.
''Белый'' пожимает плечами – ему приказано следовать моим указаниям, и он следует. Да, киборг может разорвать меня на части, но это мои проблемы. В конце концов, каждый имеет право на самоубийство.
Я закрываю глаза и часто-часто вдыхаю и выдыхаю воздух. Забыть, забыть все. Сейчас мне предстоит поединок с машиной, которая может быть вовсе даже и не машина.
Я шагаю к двери, спохватываюсь – чуть не забыл – достаю из кейса сосновую плашку, с три раза стучу по ней. ''Белые халаты'' улыбаются. Что ж, пусть. Все мы немного суеверные сумасшедшие.
Она ждет меня в боксе. Я не первый посетитель здесь, но, наверное, последний. Она молчит. Они всегда молчат – что может сказать подопытная свинка профессору? Заговариваю я.
– Привет. Меня зовут Бобо Хейленгер, - имя выбрано с таким расчетом, что она нигде больше его не встретит, и избежит лишней путаницы в своих мозгах из платиновой проволоки, - А ты кто?
Она молчит, но в глазах появляется надежда. Мне становится страшно. Я всегда боюсь первых слов, боюсь кусков пластика так похожих на живые глаза.
– Я двойник Коджи Росин, - все верно. Она только двойник. Для нее было бы слишком большим шоком встретить саму себя.
– Ты хочешь погулять?
Она лишь киборг, только лишь киборг. Но почему она так неуверенно протягивает мне руку? Почему ее глаза такие большие и доверчивые? Почему она такая живая?
Ночь. Свет фонарей. Если поднапрячь воображение, то можно представить, что это действительно парк, а не его имитация. Я держу ее под руку, и пытаюсь понять – кажется ли мне, или ее действительно волнует мое прикосновение. Надо говорить, но слова застревают в горле. Такого со мной еще не было.
– Что это там? – ее голос полон детской заинтересованности.
Я слежу за ее взглядом.
– Звезды. Это звезды.
– Звезды, - словно эхо повторяет она, - Звезды. Они красивые…
Меня начинает трясти. Киборг, говорящий, что звезды красивые. Что она ответит, если я ее спрошу ''Кто ты?'' Я не спрашиваю. Она уже ответила.
Мы подходим к скамейке, на которой было бы так хорошо сидеть влюбленным в любом другом парке. Но мы не влюбленные.
О чем можно говорить с киборгом? О чем можно говорить с живой девушкой? Об одном и том же. Но какая тогда между ними разница? Никакой?
Она сидит рядом. Сидит и вдыхает полной грудью прохладный ночной воздух. Она наслаждается звездами. И моим обществом она тоже наслаждается. Но она же киборг! Киборг!
Псевдо-Коджи склоняет голову мне на плечо, и я обнимаю ее за плечи. Мне кажется, что я сошел с ума, что я тяжело болен, но рука все так же обнимает ее. Она же киборг. Разве? Под пальцами теплая, живая плоть. Да, она – киборг, но я сжимаю в объятиях настоящую, живую девушку.
Я не знал сколько времени прошло, но я успокоился. Удивительно, но мне уже давно не было так хорошо. Голова Коджи все так же лежит у меня на плече, моя рука все так же обвивает ее плечи.
– Коджи, спой мне.
Коджи Росин певица. Она будет петь в ''Атланте'' для своего отца, и еще сотни гостей. Только тогда она будет уже другой, чуть изменившейся. Она будет мило болтать с гостями, чмокать отца в щеку, пить шампанское, петь. А когда придет время…
– Спой мне что-нибудь.
Пока это время еще не пришло.
– Что я должна спеть?
Я не знаю, что ей ответить. Кто она? Девушка? Киборг? Что ей сказать?
Я сильнее прижимаю ее к себе.
– Спой то, что тебе хочется.
Ее учили всем известным песням – гости, наверняка, попросят исполнить что-нибудь кроме песен самой Коджи. Что она выберет, девушка-киборг? Коджи запела.
Я задрожал, дыхание сорвалось. Я знал эту песню. Я уже когда-то слышал ее. Она пела. Что должно было перемкнуть в ее мозгах, что бы она выбрала именно эту песню? Щемящую, безнадежную, рвущую. Что так раздирало электрическую душу киборга?
Коджи пела. Я слушал.
Меня всего колотило, словно от холода. Она все понимала, все знала. Она была живой. Живее всех тех кукол, которые тысячами заполняют улицы.
Я вскочил со скамейки и бросился прочь. По щекам текли слезы. Сколько можно? За что мне все это?
Я слепо бежал по дорожке, рыдания душили меня. Потом я долго стоял, прислонившись лбом к дереву, и часто-часто дышал. Губы тряслись.
На контрольном центре я увидел ее снова. В последний раз. Она опять была в боксе, опять смотрела на меня сквозь одностороннее стекло. И пела. Я невольно читал по губам последние строчки, и мои собственные губы шепотом подпевали ей, сливаясь в унисон с этим безмолвным криком.
Я прижал ладони к стеклу и прошептал:
– Коджи…
Сзади подошел ''белый халат''.
– С вами все в порядке?
– Да… Да, конечно, - как и тогда я с трудом отвернулся от
окна, - Она пройдет. Не будет никакого подозрения. Реакции практически человеческие.
– Спасибо за проверку, - ''белый'' отвернулся и нажал какую-то кнопку, - Хорошо, ребята, готовьте ее. Проверка дала ''добро''.
Я опять повернулся к окну. Коджи была все еще там. Я прижался лбом к стеклу, закрыл глаза.
– Коджи… Коджи… Ты все-таки настоящая…
Когда я открыл глаза ее уже не было.