На углу стоял человек и тихо курил трубку, а я смотрела на мандариновые корочки, плавающие в лужах и так смешно похрустывающие, когда на них наступаешь. Изо рта у меня шел пар от холода, как странно, лужи еще не успели замерзнуть, а человек продолжал курить трубку и не понятно было, то ли у него изо рта идет пар, то ли дым. Под ботинком хрустнула мандариновая кожура и человек лениво обернулся: у него была борода и усы, черные, сросшиеся воедино, но не запущенные, борода была ухожена, не очень длинной, всего сантиметр, не больше. Большие круглые очки в черной оправе не увеличивали глаза, они оставались естественными серыми, холодными и безразличными, но живыми…по истине живыми. На голове синяя вязанная облегающая шапочка. Он опять выдохнул то ли дым, то ли пар и что-то приятно запел. Я еще пару минут потоптала оранжевые лепестки кожуры, после чего перевела взгляд на темные силуэты словно не живых деревьев, которые чернью ветвились на белом, как лист бумаги небе. Человек не уходил, он продолжал пыхтеть трубкой, перешагнул, случайно наступил на мандариновую корочку, она жалобно хрустнула, но он не обратил внимания, а продолжал что-то напевать, периодически выдыхая дым трубки. Я прислушалась и слова показались мне до боли знакомыми. Человек замолчал и печально посмотрел мне в глаза, спрашивая: «Ну, помнишь?». С крыши сорвалась огромная сосулька и шумно утонула в луже, подняв высокую волну, которая затопив мои ботинки отхлынула. Все мандариновые корочки унесло и я стояла на чистом асфальте с въевшимися в него пятнами бензина. Человек безразлично пускал дымовые колечки, стоя от меня в нескольких метрах. Он посмотрел на меня, я кивнула, имея введу, что вспомнила песню на что он приветливо улыбнулся и стал петь, но уже не то. Я подошла к луже и взяла мандариновую кожуру, которая проплывала ближе всех, начала крутить ее в пальцах. Человек достал из-за уха карандаш и начеркал что-то на снегу, стряхнул остатки снега с грифельного кончика и снова спрятал за ухо. Я погладила свой полосатый шарф и спрятала руки в карманы. Было холодно. Человек повертел в посиневших от мороза руках трубку. Из бумажного неба медленно поплыли снежинки. Одна упала человеку на ладонь, но не таяла – руки были холодные. Он долго рассматривал ее восхитительную точность, ее идеальную красоту, потом незаметно сдунул, вновь отправив ее в полет и спрятал руки в карманы. Он сжал зубами трубку и выпускал дым-пар. Нет, ему не было холодно, он стоял абсолютно спокойно, напевая мелодию без слов. Я начала губами проговаривать текст, т.к. знала эту песню, да и просто, что бы было веселее. Вскоре замолчала, смотря на плетение черных веток деревьев. Мандариновая корочка размякла от тепла моих рук. Человек печально посмотрел на свои ладони, уже слегка согретые, в которых не тает даже снег. Я пожала плечами, когда он расстроено показал свой холод. «Это всего лишь материальное тепло». – Взглядом ответила. Он улыбнулся, спрятал руку в карман и достал часы, посмотрев, в серых глазах выразилась досада. Человек слегка наклонился в знак прощания и молча удалился. Я подошла к тому месту, где он что-то написал карандашом. На снегу серели слова: «Болезнь называлась Одиночество».