10 января. Новогодние праздники кончились. Надо работать. Не хочется. Приходил шеф. Мешки под глазами, по два ведра каждый. Заставлял работать. Не заставил. Сам сел с «Понедельником» в ванную, где мы моем аппаратуру. Отдыхает.
14 января. Приходили военные. Просили на них работать. Понятное дело, отказался. У них же дисциплина, водку пить только с разрешения прапора. Спрашивали ещё, служил ли я в армии… Нет, не служил…
15 января. Пришла повестка из военкомата. Вот на что они намекали! Ну-ну! Кто же меня такого в армию-то возьмёт?
17 января. Сходил в военкомат. С врачами перебирали статьи по которым я негоден. Перебрали всё, что можно. Я подошёл по каждой. Даже: «Преждевременное старение» и «Беременность» подошли. В мои-то сорок с пузиком я как раз за такого схожу. Шиш они теперь меня заберут!
24 января. Приходили военные ещё раз. Предлагали на них работать на более выгодных для меня условиях. Я отказался, всё равно они не такие выгодные, как хотелось бы. Поинтересовались не английский ли я шпион.
27 января. Всей лабораторией поминали Пушкина. Пришли фээсбешники и позвали к себе на приватную беседу. Убедились, что с моим-то знанием английского с вербовщиком я бы ни за что не договорился. Так я перестал быть английским шпионом. А жаль. Кликуха (оперативный псевдоним, то есть) была классная: Джеймс Бонд. Никакой фантазии у военных.
29 января. Агентом я быть перестал, зато теперь на мой адрес приходят предложения о работе от разных разведок мира. Даже не знаю, как поступить. Предложения заманчивые. И вилла в Монте-Карло (там оказывается ещё виллы есть), и машина с шофёром, и работа по всему миру… Надо хоть поглядеть в фильмах что за работа…
31 января. Поглядел. Видимо, я испорченный человек. Поглядел пару фильмов про своего оперативного тёзку. Ничего оригинального. Злодей у них какой-то лопух в физике. С его-то установкой не то, что остров – мир можно уничтожить, а он разменивается. Я даже рассчитал установку с такой мощностью. Наверное, надо становится злодеем.
4 февраля. Приходил шеф. Злой. Просил что-то ему посчитать. Для его дочки, она в школе учится. Ну я ей нашёл площадь прямоугольника через криволинейный интеграл…
5 февраля. Приходил шеф. Злой. Сказал, что теперь учительница меня хочет видеть, так как сама не может понять как девочка всё это решила (сама училка такое только в институте проходила).
12 февраля. Приходил директор. С «Ролексом» и «Зиппо». Откуда у него деньги? Да все знают откуда. Предлагал какую-то халтурку… Согласился…
13 февраля. Зря. Зря я согласился. На собственном горбу протащил сорок мешков картошки. У него подвал, видите ли затопило. А хорошо наш директор живёт. Всё эти проклятые деньги.
23 февраля. Отмечали всей лабой наш праздник. Из нас никто в армии, правда, не служил. Но это уже мелочи. Точно такие же, когда мы отмечали день шахтёра.
8 марта. Отмечали День Защитника Отечества по старому стилю. Ну не с кем нам отмечать Женский день! Не с кем! Геворкян лидаром на небе написал: «С 8 марта, бабы!». Потом начали переправлять надпись. Правили до тех пор, пока американский истребитель не снёс нам пузом телевизионную антенну. Сел он на проспекте. Пилот, хороший мужик. Русский оказался… Нет, истребитель американский, а пилот из эмигрантов. Вот такие парадоксы.
11 марта. Приходил директор. Обещал поднять зарплату, если мы хоть что-то сделаем. Нет, что-то мы сделаем, только он не уточнил что. Решили запустить нуль-траспортировку, куда бы её направить?
14 марта. Приходил директор. Сказал, что если мы, гады, не вернём ему картошку обратно в подвал, он нас всех уволит. Интересно, у кого он теперь будет отнимать премии?
17 марта. Приходили особисты. Просили устройство для нуль-транспортировки им подарить. Мы обещали подумать.
23 марта. Мы подумали, отдали, со всей документацией, особенно после того как жене Геворкяна обещали показать фотографии всех его пассий с досье и указанием времени: где и когда. Для такой женщины как она – это страшное оружие. Я же был относительно чист, да и показывать особенно некому было. Моисеичу пригрозили отправить в Израиль. Он отказался, больно, говорит, и того не стоит.
1 апреля. Всех с утра разыгрываем. Шефа прислонили к стене и потом весь день подтрунивали. Он не верил. Думал, что мы не такие буквальные. Директора ограбили. Даже знаем кто, даже знаем кто им отдал машинку, даже знаем почему. Потому что машинка настроена исключительно на директорский дом.
2 апреля. Шеф на нас обиделся, заставил отмывать. Обещал работой нагрузить. Пусть грузит…
3 апреля. Шеф оказался буквальным. Весь день таскали какие-то чугунные чушки. Спина болит. Сам же шеф с «Понедельником» сидел в ванной. Ему хорошо. А эту ванную мы тоже таскали.
8 апреля. Тепло. Крыша у нас в лабе протекает. Решили высушить её излучением. Сушили до тех пор, пока бетон не закапал.
10 апреля. Приходили особисты. Просили излучатель, чтобы бетон капал. Отдали. Геворкян умолял лучше всех.
11 апреля. Приходили транспортники, умоляли, чтобы мы нашу машинку по нуль-транспортировке никому не давали. А то он разорятся. Они уже разоряются. А как вы думаете мы на работу добираемся?
1 мая. Отметили. Слабо что-то помню.
9 мая. Приходил директор. Рассказывал как он Берлин брал. Как Гитлеру сам пистолет подавал. Героический был бы человек, если бы не пил. Мы же видели его паспорт, кому он лапшу на уши вешает?
11 мая. Приходили биофизики. Предлагали работу. Клетки мыть. Отказался. У них там какие-то мыши странные, если клетка для них три на четыре на семь.
30 июня. Надоело! Уйду в отпуск. К тому же итак у нас никого не осталось. Все на дачах. Шеф и тот с секатором приходит на работу.
1 сентября. Пришёл с летнего отпуска. Работать не хочется. Отвык уже. На работу опоздал. Шеф жутко ругался, обещал скосить ещё зарплату. Чего там скосить-то? Сам еле в кармане нахожу стремящуюся к бесконечномалой величине зарплату.
3 сентября. Работать не хочется третий день. В коей-то веки пришёл раньше шефа. Он сам пришёл с большими мешками. У него вчера вроде праздник какой был. Завидую.
12 сентября. Приходили немцы, на плохом английском с большим арабским акцентом предлагали за солидную плату построить для них водородную бомбу, чтобы «в праведном ядерном огне погибли все иноверцы-американцы». Тоже немцы были с мешками. Говорили, что у них вчера какой-то юбилей был. Завидую.
13 сентября. В обед пришёл какой-то субчик. Сказал, что из соседней лаборатории, выяснял про вчерашних немцев. Но после третьей рюмки попёрла из него правда. Оказался фээсбешником. А немцев этих ищет Интерпол. Мне они тоже показались странными. Потому что Геворкян наш с матерью-эфиопкой был посветлее их. Хороший мужик. Приходил директор, увидел особиста, тут же убежал – у него было богатое прошлое. Потом особист показал мне на него досье. Чего там только не было. Завидую.
26 сентября. Унылая пора, очей очарование. Бабье лето. На улице тепло, а мы в лаборатории сидим. Пришёл шеф, звал на пикник. Пошёл. Там был наш директор. Сказал, что подписал меня на грант. Хорошо, что предупредил. Даже заявку на грант показывал. Там уже моя подпись стоит. Ещё она стоит на заявлении, что все деньги на теоретическую работу я добровольно передаю в фонд Института имени Его Величества Директора. Сомневаюсь я, что дадут. Спонсор странный. Немцы. «Allah Ackbar, GmbH» называется с адресом в самом немецком городе Кабулбурге.
12 октября. Работать по-прежнему не хочется. Надо было, пока тепло, сказать шефу, что пошёл решать сопряженные трансцендентальные интегро-дифференциальные уравнения, а самому отправится на реку… Чего тянуть, так и скажу!
17 октября. Сказать-сказал, но шеф сказал, что лучше подождать. Вот и жду.
19 ноября. Я-то всё ещё жду. А на реке уже лёд. Нечего там делать… Пойти бы куда-то, да денег нет.
21 ноября. Давали зарплату. Теперь на карточках. Времена голодные, зарплата теперь по карточкам. Думал, как в такой маленькой пластиковой хреновине помещается вся моя зарплата.
22 ноября. С этим вопросом приходил к техникам. Он что-то мне попытался объяснить, но, как только перешёл на двоичный код с индикацией глазами, я его перестал понимать. Ещё предложил сделать, чтобы счёт был директорский, а карточка моя. Сделал.
23 ноября. Гад! Почему он pin-код не сказала директорский? Поймали меня у банкомата. Повязали. Поломали мне запястья. Как я работать буду? Как в кваку играть?
24 ноября. Пришёл с перевязанными руками к шефу, он сказал, что работать можно и с переломанными руками. Предложил набить ему гипсом орехов на обед… Морду бы ему набить этим же гипсом. Я отказался. Я гордый.
25 ноября. Когда колол вторую чашку орехов, в руке что-то хрустнуло. Пойду к доктору…
26 ноября. Доктор написал-таки больничный. Отдохну дома.
27 ноября. Сижу дома. Смотрю телевизор… Скучаю по компьютеру. Нет, мой, конечно, тормозит жутко, но в кваку играть можно. Не могу отделаться от мысли, что телевизор по определению тормозить не может! Он же аналоговый… кажется…
4 декабря. Вернулся на работу. Они без меня сделали аттосекундный лазер. Теперь сидят думают, как эти сверхкороткие импульсы мерить или хотя бы регистрировать. А пока наделали микроминиатюрных лазеров. Мне таких насыпали несколько на ладошку, ещё показали блок питания к ним. Интересно, как к такой маленькой хреновине подключить кабель питания с палец толщиной от такого шкафа? Несколько лазеров попало в нос, чихнул. Всё у них от этого расстроилось. Погнали в три шеи, обещали ещё руки доломать, коли буду так недельную работу сбивать.
11 декабря. Приходил директор, Христом Богом молил, чтобы я написал пару статей, чтобы была хоть какая-то видимость, что Институт работает. Христом Богом, хм… А ещё он показывал удостоверение ветерана «Общества Атеистов». Бога нет, но молить им можно… Я не удивляюсь, особенно, после того как он со значком «Общества трезвенников» выдул ведро водки без закуски и перерывов на передых.
12 декабря. Отдыхаю дома. А ведь ещё вчера наметил себе такую программу. На лыжах, генеральную уборку сделать, окна помыть… Выпил с утра водки и всё пошло уже в другом свете… Ни на каких лыжах, никакой уборки, никаких окон…
13 декабря. Работать после праздника не хочется… А я и не работаю. Но статьи писать надо. Начал. Создал новый документ, притянул параметры к авторским требованиям… решил передохнуть. Прорезался в кваку до ночи, охрана пинками выгоняла.
14 декабря. Сидели с мужиками, думали какой сегодня праздник. Перебрали все дни рождения, поминки. Нашли. Восстание Декабристов. Помянули всех и Бестужева, и Трубецкого, и Менделеева, за то, что водку придумал… Приходили химики, они тоже отмечали Восстание, сказали, что водку придумал не Менделеев. Но мы помянули и того, кто придумал.
15 декабря. Приходил шеф, сказал, чтобы собрались. Мы-то собрались, но работать не стали. Приходил какой-то препод, завкафедры. Предлагал почитать лекции студентам. За деньги.
19 декабря. Пошли, почитали. После того как Геворкян начал рассказывать про лабораторию и про свои амурные дела, парочка студентов захотела у нас поработать, пошли за нами. Нет, мы плутали. Нужны они нам? Даже в троллейбусы заскакивали в закрытые двери. Привязались, как автогеном.
20 декабря. Мы были неправы. Шеф, как увидел студентов, сказал, что это точно то, что ему нужно. За студентов, оказывается, Университет доплачивает. «Плата за страх», так сказать. Только эти деньги всё равно директор захапает. Студентов поручили нам с Василичем. Мы над ними глумимся. Дедовщину устроили. За пивом бегают они классно. Ноги-то молодые.
23 декабря. Грядёт Новый Год. Готовимся. Зажгли аргоновый лазер, построили оптическую систему, чтобы излучение ёлочкой было. На зеркала повесили шарики и конфеты. От наших двадцати ватт конфеты расплавились и обуглились. Ну, ничего, с пивом потянет.
24 декабря. Искали повод, пришлось пить без него.
25 декабря. Повод есть, но нам как-то неудобно. Вроде бы и Католическое Рождество, а никак не получается. Моисеич – иудей, Геворкян – православный, Василич – хиппи пожизненно, директор – вроде как атеист, немцы (они всё же вернулись) – мусульмане. Было очень неудобно, но после второй рюмки совесть отключилась, и уже не задумывались над поиском смысла и повода.
26 декабря. Отмечали лабораторией Новый Год. Шефу завязали глаза и отправили играть в прятки в подвал, чтобы праздник не портил. А вообще праздник прошёл хорошо, женщин не хватало. Геворкян ушёл как самый ловелас на промысел их, да так и не вернулся. Студенты особенно пригодились, сначала было куда вешать лишнюю одежду, потом отвозили домой на личных машинах. Удивительно, как из таких богатых студентов с машинами получаемся мы с аналоговыми телевизорами и субрублёвой зарплатой?
28 декабря. Приходил директор. Спрашивал, где статьи. Показал ему, что я уже сделал (поля-то хоть расставил). Кричал. Обещал уволить. Пусть увольняет, его дело. Только эти статьи ему всё равно никто не напишет. Когда он это понял, тут же поменял своё отношение ко мне. Обещал зарплату поднять. Всё равно обманет, гад. Надо писать, а то ещё расформируют институт и водку пить негде будет. Кто-то в подвале бродит, кричит: «Опаньки! Попался!» и ещё скребётся. Что это такое?
30 декабря. Зря мы шефа тогда не нашли, приходила его жена, подозревающая его в неверности, собака с милицией подозревающие его в мелком хулиганстве, налоговая (сразу понятно в чём) и особист (в чём он только его не подозревал). Перерыли весь подвал. Не нашли. Геворкян тут же начал высказывать предположения: от выхода в подпространство до расщепления на субкварки. Теоретик хренов, сначала с щёк стёр бы помаду трёх цветов. Это он на промысле был. Вернуться не мог, как навалились, так и повалили, говорит. Эгоист. Особист спрашивал про немцев, оставил наказ, чтобы бомб для них никаких не собирали, пусть хоть и бабки платят наличные. Видели мы их бабки. Баксы с коноплёй на месте президента. У кого какой лидер, тот того и рисует на баксах. Директор наш на своих баксах рисует ещё одни баксы. Рекурсия какая-то.
31 декабря. Приходил директор. Попросил задержаться на работе часов до двенадцати, хоть и укороченный день. Сказал, что в честь праздника выдал всем премию и тут же положил в свой карман. Сволочь, а ещё на Новом Годе элегию нам читал, элегик хренов. Решили отомстить. Математик наш залез в этот его карман и перевёл содержимое в другой. Теперь вот ищем куда. Компьютер, кстати, тоже был директорский. Так что пусть ищут, кто ломал их сервер под Новый Год. Найдут. Собираемся вечером искать шефа. Страшновато становится. Шестой день идёт.
19:00. Шефа нашли. Он оказался на крыше, с завязанными глазами. Оказывается, вылез в шахту лифта и начал добираться. На ощупь поймал Геворкяна и принялся его гладить по бороде со словами: «Киса! Васенька!» Тронулся умом, старик. Принял армянина нашего эфиопской национальности за рыжего кота Ваську. Глаза ему развязали, позвали пить.
23:00. Сидим, ожидаем. Говорят, что под Новый Год нужно пока бьют часы, нужно написать все свои желания, потом сжечь и выпить пепел с шапмузой. Так и сделаю.
1 января. 00:05. Я так и сделал. Пока Геворкян и Василич роняли наш стандарт времени и топтали его ногами (решили встретить по-итальянски), принтер наш печатал желания. Но на середине «чтоб у директора руки отсохли» загорелся и спички уже не понадобились. Выпил я эту гадость, выплёвывая расплавленную пластмассу. Буду надеется, исполнятся. Стандарт времени не жалко – всё равно он нас так достал своими прыжками в первой цифре, что заслужил к себе такого отношения. Хорошо ещё директор обещал новый купить. Нет, это он выполнит. Мы это на плёнку записали (как раз после его хоровых вздохов с вахтёршей). У нас особист знакомый есть. А принтер? Попросим студентов, пусть из дома принесут, если больше не хотят, чтобы их охрана приветствовала ударом по почкам, после нашего: «Да мы вообще их в первый раз видим!» А вообще, чего там гадать? Сяду в машину времени, поеду в конец этого года, посмотрю как там всё сбылось. Всё равно она уже у нас год как пылится в подвале… Работает ли… Пойду проверю, каково там светлое будущее…