Евгению Пительману посвящается.
***
“Я уехал. Не знаю, что сказать. Это не значит, что нечего. Последние дни мне было очень плохо…Ты это знаешь… Я позвоню…Я ценю твое отношение ко мне. И это ты тоже знаешь…”
***
Утро… Медленно, по-кошачьи Она крадется на кухню. На столе – недопитая бутылка Бехеровки, обветренные огурцы, крохи горького шоколада и апельсины… Обязательно апельсины! Пепельница наполнена окурками и в утреннем полумраке задернутой шторы напоминает пирамиду Хеопса. Восемь утра. Окно открыто настежь и сквозь москитную сетку просачиваются бодрые возгласы торговок маленького караван-базарчика неподалеку, ритмичное шуршание метлы возле подъезда и стук каблуков – торопливо-женских, размашисто-мужских и любопытно-детских. “Оболонь проснулась!” – руки раскрываются навстречу восходящему солнцу, тело приятно похрустывает, отгоняя прочь сонную истому и…ой! -нечаянно зацепила локтем лепесток деревянного, болтающегося почти над полом плафона длинной кухонной люстры. Потирая ушибленное место, поискала глазами кофе. Знойный запах летнего дня, вперемешку с ароматом кофейных зерен наполняет сначала легкие, потом, нанизывая на нить памяти бусины из событий вечера, выстраивает более-менее логичный ряд мыслей. Сначала, кажется, был телефонный звонок, потом капли дождя разбивались о лобовое стекло его машины, ряды супермаркета с пестрящими коробками шоколада и поворот ключа в двери – гордое “Моя берлога…” Тело обдает приятный легкий ветерок, вырвавшийся из заточения листвы клёна под окном. Жара…
Его рука так смешно свисает с дивана… Улыбнувшись, Она старается не скрипеть входной дверью.
***
В подвальчике было людно. Вечер пятницы. Барная стойка неутомимо принимала на себя сотни бокалов пива и локти многочисленных посетителей. Живая музыка плюс разрывающийся телефон у входа плюс чей-то пъяный смех плюс бабочки эмоций в табачных облаках.
- Ну, говори…
- ?…
- Не молчи, ты играешь на контрастах. То болтаешь без умолку, то молчишь, хлопая ресницами… Ну что у нас опять плохого?
- Ты чем-то расстроен?
- Да ничем я не расстроен!…Сидишь тут… Что, больше делать нечего?
- …Я… я же тебя ждала. Ты говорил, что вечером увидимся, а ты здесь чаще бываешь, чем на улице… я думала…
- Думала она! Да ни о чем ты не думала! Сидишь, куришь одну за одной, клубничная маргарита-все-дела…татуировка на заднице…ходят все, смотрят…сходила бы лучше в театр какой нибудь…Вот поколение пошло – взрослеют рано, ошибок тучу начелают, а потом сидят по кабакам, умные такие… Вот мы не такими были…
- Ты размышляешь, как древний старик…
- Так оно и есть! Это ты у нас молодая, успешная и красивая. А мой поезд уже ушел. Водки, что-ли выпить?
- Ты за рулём?
- Какая разница?!
***
- Привет… не разбудила?
- Нет… Я в казино.
- Ты приедешь?
- Позже… может быть… Всё, давай,…
***
Дней пять нескончаемого кошмара. Воспаленные глаза сверлят телефон. Тишина. Всё тело ноет от тревожной усталости и детской обиды. Ну зачем он так? Ведь всё могло быть иначе. По-другому… Воображение со скоростью света рисует теплые, искрящиеся любовью картины выдуманного счастья. Всякий раз, когда прозрачные пальцы держат сигарету, в сердце вонзается острие безжалостной, трезвой Мысли по имени «Тебя предали». Слезы. Кровавые. Откуда-то из осколков памяти медленно поднимается с колен уставшая Мысль по имени «Ты любишь». Больно же…
Слайды воспоминаний. Она по кусочкам собрала тот вечер, когда они втроём с Жекой сидели в подвальчике. Жека что-то оживленно рассказывал, как всегда заикаясь от волнения, а Она ловила под столиком Его теплую ладонь, заглядывала в глаза, пытаясь прочесть в них ответ на «Любишь?» Черные глаза молчали, с интересом разглядывая Жекин бокал вина. Когда Он отошел к барной стойке, чтобы взять себе еще Бехеровки, Она осторожно спросила у Жеки, перебив его нескончаемый, приправленый матерщиной веселый рассказ:
- Жек, что с ним? Он какой-то странный в последнее время…Молчит… Я чувствую, что он что-то недоговаривает…
- Д-д-а он ж-жже уезжает осенью… Т-ты рразве н-не знаешь? – Жека сделал удивленные глаза и одним махом осушил бокал. – Он к м-маме, в Амме-р-рику поедет, т-три года уже сс-собирается. А тт-ут с эттой…как её… им-ммиграционной визой повезло… Что ему здесь д-делать? Уммный, н-не пропадёт…
В зале звучал блюз.
***
- Хочешь, я рожу тебе ребенка? – кольцо табачного дыма поднялось под потолок, превращаясь в причудливых форм облачко. За окном шумел август.
- Давай спать…
***
- Когда ты перестанешь летать в облаках? – сердитый голос начальника рекламного отдела глухим ударом лизнул спину. На столе нарисовалась гора бумаг. Надо писать эти дурацкие письма, а Она еще даже не начинала. Отложив кранадаш, Она взглянула на часы – слава Богу скоро обеденный перерыв, можно будет уйти часика на два… Работать совсем не хотелось. Он уезжает. Осталось так мало времени…
***
Очередной понедельник закончился. Забежала вечером в подвальчик со стопроцентной уверенностью, что Он будет там. Он же не уедет, не попрощавшись…
Не пришел. Занят, наверное… Допив чай, медленно поплелась домой. Расстелила постель, выкурила глубокими затяжками сигарету на кухне, закрыла окно – холодает, осень же…
Утро началось как всегда с весёлой затейливой мелодии будильника. Протянула руку, отключила звонок и вдруг…На экране мобильного – конвертик. Сообщение.
Всё поплыло.
***
“Я уехал. Не знаю, что сказать. Это не значит, что нечего. Последние дни мне было очень плохо…Ты это знаешь… Я позвоню…Я ценю твое отношение ко мне. И это ты тоже знаешь…”