Мы с Володей идем по центральной аллее городского кладбища - навестить могилы моих и его родителей. Через плечо у Володи деревянная лопата расчищать снег, потому что в боковом проходе будет по колено. Я знаю, что Володя заботится не только о вечной памяти предков, но и о своей собственной: рядом с могилой матери уже вкопана полузаросшая травой чаша еще для одного (будущего) погребения. А сейчас Володе очень хочется прочитать мне эпитафию, которую он решил высечь на своем надгробии.
- Хорошие стихи, - говорю я. - Но длинно. Много места надо, и дорого возьмут.
- Тогда оставить только три последние строчки.
(Смысл их таков: "Остановись, прохожий, и подумай: сегодня - я, а завтра - ты").
Я грустно понимаю, что со времени нашей последней встречи Володя очень постарел, и идти ему трудно. Он сильнее обычного припадает на укороченную ногу, часто останавливается, распрямляет плохо гнущуюся спину, но улыбается. Передать лопату мне не прошу - обидится. Вижу, как хочется ему выглядеть передо мной полным сил и энергии...
Володя - инвалид детства. Голодные военные годы обернулись для него костным туберкулезом и пожизненной хромотой. В детских пансионатах и санаториях, где Володю лечили годами, он пристрастился к чтению и проявил незаурядные способности к точным наукам. Закончил физический факультет и вполне мог претендовать на научную карьеру, но... во-время сообразил, что наука денег не даст, а у Володи были еще и коммерческие способности. Этот дар задолго до перестройки выражался в умении отыскивать оплачиваемую работу, хотя серьезных капиталов он так и не нажил.
Хромоту он старался игнорировать. Сколько я его знаю, никогда в присутствии Володи не произносилось слово инвалид, хотя ботинки ему помогали надевать жены.
Их у Володи было три. На медсестре пансионата Кире он женился в 19 лет, когда думал, что из-за физической неполноценности вряд ли женщины захотят иметь с ним дело. А Кира, вроде, ничего... Ухаживает и даже как будто любит. Предложение было встречено благосклонно.
Однако союз оказался непрочным. Кира своего нигде не упускала - ни по части замужества в обездоленной мужским полом послевоенной стране, ни в общественной жизни... Уважала сугубо материальные ценности и рано осозна-ла, что добиться чего-то в жизни можно только путем членства в КПСС. Последнее не помешало ей пристраститься к спиртному, благо при ее службе недостатка в этом можно было не испытывать. Меня это поражало, и поначалу я даже не верила. Как это - член партии и пьет? Может, Володя привирает? По-чему же не сдать ее на лечение?
- В том-то и дело, - разъяснял он, - что партийная ячейка ее покрывает, они ни за что не хотят признать, что в их рядах такое творится...
А Володя был интеллигентом, поклонником искусства, человеком крайне мягким, добрым и в какой-то степени отчаянным. Свою доброту он распространял на окружающих. Думал: раз он такой, то все остальные тоже, и часто не ошибался. Помню потрясающий случай, когда мы втроем (Володя и две подруги, я и его будущая вторая жена Тоня) поехали на лыжах в загородный дом в гости к охотнику за зайцами. Надо было ехать на электричке, а потом идти через лес и замерзшую речку на полуостров. Заплутали в лесу, а когда вышли на лед, долго не могли сориентироваться. Тут оказалось, что Володя здесь впервые, а ищем мы этот дом по описанию некоего охотника. Якобы они познакомились в городе и человек, которого Володя узнал лишь по имени, пригласил, но сопутствующие дамы, похоже, не имелись в виду...
Мы с Тоней запаниковали. Хотели повернуть назад, но уже смеркается, электрички до утра не будет, да и дорогу к станции ночью не найти! Наконец, вдали засветились огни утонувшего в снегу зимовья. Охотник встретил нас с распростертыми объятьями, на утроенное число гостей он и внимания не обра-тил. Он, похоже, всех так встречал, потому что дом был полон гостей преиму-щественно мужского пола, все уже пили и готовили охотничье снаряжение. Нам предложили располагаться на полу. Уснули под чье-то бормотанье, что, мол, на полуострове всего-то один заяц...
Проснулись от того, что все завозились. Приподнялись - за замороженным окном чуть посерело. "Ну, - решили мы, - сейчас пойдет пальба!" Но зайцу, похоже, повезло. Проснувшиеся мужики отнюдь не натягивали валенки и унты - они разливали не допитое с вечера спиртное. Состоялась в тот день охота или нет, не знаю, так как мы "смотались" очень быстро, тепло поблагодарив хозяи-на за приют. Он ничему не удивился.
В то время Володя все чаще поглядывал на умную, тонкую, ироничную учительницу Тоню, и они казались очень подходящей парой. Он не просто умеет подзаработать, но и дома мастер-умелец на все руки. Внутреннее ощущение физической неполноценности заставляло его двигаться по жизни с усиленной активностью, осваивать новые профессии. С Кирой он уже в разводе... Там, в первой семье, дочка, время от времени он их навещает и, помимо алиментов, помогает материально, но это может считаться даже похвальным. Возраст у обоих... как говорится, пора. К тому же скоро оказалось, что Тоня ждет ребенка.
К моему удивлению, от приглашения в ЗАГС Тоня отказалась:
- Он уже бросил одну жену, может бросить и вторую. Зачем эти бумажки? Жить хорошо можно и так. А если что - разойтись проще.
Тоня была очень самостоятельным человеком и большой умницей - неда-ром выросла без матери-отца (оба репрессированы в советских лагерях), и всегда приходилось полагаться только на себя!
Двадцать с лишним лет их союз был удивительно прочным. Понимание в семье, выезды в Крым, походы с палатками, любительские киносъемки, дача на берегу красивой реки... Выросли две прекрасные высоко образованные дочки - Маша и Даша. И тут начали сбываться Тонины предсказания молодости.
Володя стал заглядываться на "молодушек". Он всегда был человеком общительным, и женщины это ценили. Увлечения были не невинными и со-провождались пьянками, а зелье Володя готовил дома из плодов своего огоро-да. Тоня с Машей-Дашей терпели-терпели, увещевая, а потом содержимое ба-дей отправлялось в унитаз. Такое отношение к собственному "труду" приводило Володю в бешенство, и он искал утешения в очередных объятиях. Однажды, не планово приехав на дачу, Тоня не просто застала там не венчанного супру-га с дамой. Защищаясь, он... обратился к матери своих детей по имени-отчеству, подчеркнув таким образом, что она для него, вобщем-то, никто. Тоня не осталась в долгу.
Шикарную городскую квартиру делить не стали: все было оставлено Тоне и дочерям. Володя стал слоняться по женщинам. Наконец, ему повезло: одино-кая сотрудница мэрии с квартирой отметила лучшие черты стареющего физика и стала новым поводырем по жизни. Иногда по ночам Володя названивал Тоне и объявлял о желании вернуться в семью... наутро это желание пропадало. Иронии и холодного сочувствия в Тониных ответах было больше, чем желания возобновить развалившийся союз.
Тогда распадались многие союзы, в том числе и "созданный волей наро-дов единый могучий Советский Союз". В начале девяностых, получив нищен-скую пенсию и стесняясь жить на средства супруги, Володя старался подрабо-тать. Как-то выполнил сложную работу по электронике для фабрики по заготов-ке куриных кормов. Предложили натуроплату: значительную партию коробок со свежеморожеными курицами. Откажешься - не дадут ничего. Володя взял.
Что делать нищему пенсионеру с таким количеством мороженых куриц?
- Я встал, - рассказывал мне Володя, - недалеко от своего дома у решетки детского садика. Дешево продавал, бабушки так радовались! Вокруг полно многоэтажек, так бойко дело пошло... Торговал два дня, а на третий около ме-ня развернулся "Мерседес". Вышли двое молодых-крепких, хорошо одетых, один как пнул по коробкам! Все мои курицы по талой грязи разлетелись, и я весь в грязи с головы до ног. "Кто, - говорят, - такой? Почему на нашей терри-тории?" Я молчу. Руки опустил и смотрю. "Где выручка?" А на мне Машкин пе-редничек был, с двумя кармашками. Киваю: "Там". - "Выворачивай". Исполняю. Выпала крупная купюра - забрали, а на мелкоту даже не посмотрели: "Чтобы мы тебя больше тут не видели. Во второй раз так дешево не отделаешься".
- И что ты? - спрашиваю Володю.
- Да ничего. Утерся, а как они уехали, куриц собрал. На другой день все доторговал, там уже немного оставалось...
Сейчас у Володи новое увлечение. Из отработанных плат электроники со-бирает картины, радует ими друзей и знакомых. Называет это "электроник-арт" - жаль, искусствоведы не интересуются.
...Вот так и живет обыкновенный постсоветский инвалид-пенсионер Воло-дя. Ни на что не жалуется. На митинги не ходит, в партиях не состоит, любит анекдоты и сокрушается, что нынче мало новых по-настоящему смешных. А если и позвонит, подвыпивши, в свое прошлое... Кто об этом узнает, кроме тех, кому это давно не интересно?