- Здравствуй.
Старик на секунду поднял голову, перестав натачивать и без того блестящую бритву, и жестом предложил Егору сесть рядом.
- Здравствуй, Егор. – Ответил Анатолий. Звуки возобновились. Вжик-вжик.
Двое морщинистых старцев сидели на скамейке в центре города. За этим местом уже много веков никто не ухаживает, деревянные доски покрылись скверными надписями. Краска давно слезла.
- Холодно сегодня. – Начал Егор.
Анатолий молчал. Только натачивал бритву.
- Холодно говорю.
Вжик-вжик.
- Что, Егор, нет никого?
- Пока никого. Скоро весна.… А у тебя как?
- Плоховасто…
- Плоховасто – Медленно повторил Егор.
Небо над ними всегда было скисшим. Да что там, они и небо то редко видели. В основном все облака да облака. Такого мерзкого цвета, знаете? Будто кто-то собрал целый мешок пыли. Высыпал его в кастрюлю, залил сверху густой жижей и долго-долго размешивал. А потом этой массой покрасил облака. До того было мерзкое небо.
Двигаясь одной сплошной массой, он казался вездесущим.
Ветер.
Время от времени ветер показывал своё лицо, вдруг вырываясь из темных закоулков. Так он приносил с собой множество старой макулатуры. Листовки, старые газеты. Прошлое. И пылинки. Невообразимое количество пылинок так и норовило попасть в глаза. Ужасно неприятно. Да.
- Ладно, я пойду.
- Давай. – Тут же отозвался хрипловатый голос.
И только угасающее с каждым шагом вжик-вжик.
Здесь ни с кем толком и поговорить то нельзя. Люди совсем разучились любить. То ли дело раньше.
Вообще старику нравилось предаваться воспоминаниям. От части и потому, что воспоминания это практически все, что было у него ценного. Вот и сейчас по пути домой он вспоминает былое…
Жил Егор в старом районе. На улице Откупающихся. Его дом стоял возле самого океана, и ночью всегда можно было услышать шум прибоя на перебой с криками изголодавшихся чаек. Иногда они неплохо спевались. Иногда.
Он захлопнул двери. Щелк. Сработал замок, и тусклый свет тут же разливается по квартире, придавая хроническому мраку оттенок янтаря. Хозяин бредет на кухню. Обшарпанные стены, потерянное время, старые стулья. Там в углу лежит моток бечевки. Надо выбросить на улицу. Надо выбросить.
Ему вообще уже лень чтобы то ни было делать. Как хорошо было бы сейчас сесть и жевать хлеб, намазанный маслом. Запивать свежей водой, или чаем. Но он смотрит за окно.
Это четвертый этаж. По деревянной раме. И далее сквозь стекло. Стальной шпиль плотно привинчен к стене. Веревка оборачивается вокруг него и спадает вниз, встречая на своём пути водную гладь, что стелется под обрывом. Другой конец здесь. На кухне. Озаренный янтарем.
Этот океан неспокоен. Он всегда пенится. Хотя сегодня не так сильно как хотелось бы.
Улов. Его так давно не было. И голод, наверное, не самое страшное. Самое страшное – чувствовать себя ненужным, ведь так?
Пропущенную через несколько карабинов веревку, Егор привяжет к своей иссохшей ноге. Он расстелет на холодном полу спальный мешок и постарается забыть обо всем. Запахи подсыревших нитей из которых сплетен палас, холод исходящий от чугунной батареи на головой. Реалии так ловко истребляют мысли. Спасет только сон. Только он.
***
Проснулся Егор от боли. Веревка была натянута словно струна на арфе. Нога изнывала, но сердце не признавало этой боли, радуясь свершившемуся. Он спешно отвязал веревку и вновь закрепил её на специальном крюке.
Пол часа старик потратил на то, чтобы вытащить улов и прийти в ужас. На его полу лежал молодой парень с веревкой обвязанной вокруг шеи. На его полу. Вокруг шеи. Он только упал на колени и приложился ухом к сердцу мертвеца.
- От любви. – Прошептал старик не отнимая, уха от трупа. – От любви. Ха-ха! Ха! – Егор так давно не смеялся, что уже забыл, как это надо делать. Это даже на смех не было похоже.
Конторка клерка располагалась неподалеку. Десять? Пятнадцать минут пути? С уловом двадцать? Уже и не вспомнить, как давно это было.
Взвалив на себя влюбленного, Старик отмерял исполинские шаги. За ним оставались мокрые следы на каменных дорожках. С трупа стекала вода, а воздух вокруг пестрил следами от его улыбки. Проходя мимо Толика, он прикрикнул ему:
- Любят. Хей! Все еще любят!
Тот лишь кивнул головой и кажется, обрел немножко надежды. Зависти конечно побольше.
Мимо сухих тополей, мимо ржавых статуй и кованных фонарей. Ближе к конторке клерка. Когда этот карточный домик вновь предстал перед его глазами, Егор испытал то, что мы с вами называем чувство ностальгии. Скрип двери. Зажженная лампочка в коридоре повествует клерка о новоприбывшем. Дубовая стойка, чернильница. Какие-то бумаги.
- Здравствуйте.
Клерк пытался скрыть удивление.
- Привет, Егор, что у тебя?
- Повешение.
- Хм… интересно.- Ох, эти его огромные бородавки, его очки в толстой оправе, сползающие к носу. Эта его лысина… эта его… - Я вас поздравляю. – Он уже с минуту исследовал тело лежащее на специальном столе. И теперь констатировал. - От любви. Погодите минуту.
Клерк привычным движением достал несколько бланков. Быстро-быстро шевелилась маленькая морщинистая ручка. Шёрк-шёрк-шёкр. Готово.
- Прошу вас. Адрес, записка, вознаграждение.
Я прочел.
«Записка»
Из-за любви стоит жить! Стоит работать и созидать. Из-за любви. Так почему бы не умереть от любви? Теперь мне кажется – это единственный способ сохранить её.
«Адрес»
Ул. Загубленных сердец д. 5/8-96
- Все верно.
- Спасибо.
- Всего доброго.
***
Адрес этот Егор отыскал довольно быстро. В комнате из его предметов был лишь турник и четыре стены с перекладиной. Больше ничего не нужно. Но надо сказать, времени ушло порядочно на то, чтобы правильно повесить труп. Пять, может шесть минут. Раньше получалось быстрее. Однако, это тот труд которым хочется заниматься постоянно. Ты чувствуешь себя маленькой пчелкой. Частичкой одного целого.
Словно хрустальная снежинка, записка опустилась к подножию висящего.
Всё, надо уходить. Скоро здесь зацветет реальность. Придут люди. Начнут появляться предметы. Старик задержался всего на минуту, чтобы только проводить висящего парой добрый слов.
- Вы, конечно, можете победить зависть. – Он чуть коснулся рукой тела. - Может быть даже жадность. Или там… одиночество. Но любовь вам не отменить никогда. Любите друг друга! Ибо это наипрекраснейшее чувство, какое только есть. Оно спасает нас везде. На земле, в раю, и даже здесь, в преисподней. – На этот раз улыбка получилась лучше. – Спасет и меня.
Когда-то Егор и сам повесился, а Толик перерезал себе вены. Только ему пока не говорят из-за чего. А ведь это так интересно.