Часы на его руке

               

Ночь. Сижу у окна. Тихо, так тихо, что… да, даже слышно, как падают снежинки. Так тихо, что слышен шелест гонимых ветром облаков. Слышно, как падает свет показавшейся на миг луны и как звёзды, поняв, что теперь их видно с земли, прекратили играть в пятнашки. Так тихо, что я слышу его сны, и как его лба касается Вечность.
Тикают его часы, он так устал, что не снял их с руки. Вначале я не замечала их, теперь их тиканье заглушает всё. Всё, и полёт снежинок, и шелест… Тиканье заглушает поступь Вечности. Неужели так прожорливо Время, что может поглотить Вечность. Оно поглощает нас день за днём, смакует маленькими кусочками. Зачем ему это надо, почему ему не нравятся цветы и деревья, моря и горы. Оно потом не оставит ни Луны, ни Солнца. Оно неумолимо и беспощадно, но лучше бы оно было жестоко – сразу прекратило бы всё. Зачем нам страдания и горе, зачем нам счастье и любовь, чтобы доставить удовольствие этому Времени?
Говорят, что можно стать вечными, говорят, что можно вознестись и над блаженством и над страданием. Наверное, но это ерунда. Стрелки его часов уже убежали вперёд, поглотив те слова, и страдание и блаженство, и не страдание, и не блаженство. Они умчались вперёд, но мы пока остались. Наверное, это самое важное, я не знаю, что может быть больше и лучше, чем быть с ним рядом. И это так хорошо, что становится совершенно неважно, когда в последний раз мы услышим бег часов на его руке.