Всем ангелам нашим посвящается...
* * *
С самого утра по телевизору крутили рождественские сказки… Сначала показали про Скруджа Мак-Дака, потом что-то из Даниэлы Стилл, а теперь вот Зойка, скрутившись в кресле под тяжёлым шотландским пледом, внимательно следила за приключениями высокого, красивого, грустного человека, у которого вдруг всё стало плохо-плохо… Ей всегда нравились такие фильмы – с предсказуемыми хэппи-эндами. То, что и этот фильм закончится ко всеобщей радости, не было никаких сомнений. Все киношные герои знали – завтра Рождество. Знали, предвкушали и надеялись. Зойка им завидовала…
Герой фильма бежал по заснеженной улице вперёд к исполнению желаний – с боем часов все его невзгоды закончатся, как по мановению волшебной палочки. Он прошёл через горе и испытания, перепрыгнул через все подножки, подставляемые ему чертовкой-судьбой, он остался верен себе, своим идеалам, своей тоскующей жене и любящим детям. Теперь он со всех ног мчался получать награду…
Сегодня было двадцать пятое декабря – католическое рождество. Через шесть дней куранты прозвонят двенадцать раз в ознаменование Нового года, а ещё через неделю снова придёт Рождество. Православное. Все эти три праздника Зойка встретит совершенно одна…
Некто толкнулся внутри, будто бабочка взмахнула крыльями, - и затих. Ему тоже было грустно.
- Маленький мой, - еле слышно прошептала Зойка, - говорят, что ты ещё ангел, так помоги же мне…
* * *
Никита не пришёл. Он не пришёл неделю назад, он не пришёл вчера, не придёт и сегодня. Наверное, он не придёт и завтра… И не подарит ей давно купленный двухтомник сказок братьев Гримм. И не обнимет, не прижмёт к груди…
Они поссорились так глупо… Зойка кричала что-то гадкое, он хмурился и играл желваками, Зойка кричала ещё громче, он сжимал губы и ерошил вихор, Зойка вопила, а он…, он вдруг встал, стукнул кулаком по столу и ушёл. Она боялась думать, что навсегда…
Теперь вот Зойка пыталась вспомнить, о чём же она тогда орала так громко и истово. Конечно! Она кричала о безобразном поведении Светки Кочневой, которая взяла и явилась на работу в мине-юбке, длиной, вернее сказать - шириной, как любимый Зойкин ремень, инкрустированный разноцветными камушками. И к тому же на Зойке было декольте до пупа. Специально, чтобы пролезть в доверие к Пал Петровичу и обойти Зойку на кривой. И ладно ведь, если было бы, чем гордится и чего показывать! Так ведь нет, совсем нет – два комариных укуса, а туда же! Вот, если она - Зойка - придёт в таком же наряде, тогда уж Пал Петрович точно обратит внимание и повысит…
Именно на этих словах Никита и ушёл…
- Вот ведь дура! Стоеросовая идиотка. Ну, вот какое, какое декольте?! Какая мини-юбка?! Почему?! Зачем?!
Зойка вдруг засмущалась собственной патетики и почувствовала, как загорелось лицо. Встала, одёрнула по привычке полы старого байкового халата и, шаркая огромными ушастыми тапками-зайками, пошла на кухню. Стол она накрыла часа два тому назад. На всякий случай на двоих. Тарелочка с мясками и колбасками, вторая с рыбками, три мисочки с салатами, блюдо зелени. В духовке лежит и ожидает своей участи утка, набитая яблоками с черносливом и обложенная половинками картофелин… Вино ждёт своего часа в холодильнике…
«Изабеллу» Зойка искала долго. Она предпочитала именно такую – производства клуба «Дионис». Ещё она хотела купить «Лидию», но не повезло. Ей попадались только какие-то неправильные версии, а размениваться на подделки не хотелось. Никита этого не любил и приучил не любить и её тоже.
Бутылка сразу покрылась маленькими капельками влаги. Надо бы его погреть - красное пить холодным моветон, но не теперь, не теперь...
Зойка, кряхтя и поругиваясь на своё очевидное неумение и неловкость, стала вкручивать штопор вглубь винной пробки. Ужасно мешались какие-то странные рычаги и неизвестно для чего приделанная круглая штучка. Обида заполонила грудь, прожгла изнутри глаза горячим и болезненным, выдавив несколько слезинок на зачем-то припудренные щёки. Зойка отмахнулась и от слёз, и от обиды, подумала немного и решила выпить что-нибудь другое.
В баре обнаружилась давно позабытая бутылка клюковки, и Зойка вдруг обрадовалась, что наконец-то сможет напиться и забыть. Она вытащила большой хрустальный фужер и задвинула вглубь свою маленькую детскую винную рюмочку. Она уже, было, прицелилась, как вдруг кто-то снова толкнул её изнутри, явно протестуя и возмущаясь.
- Я только чуточку-чуточку, честное слово, - сразу спохватилась Зойка и налила в рюмашку совсем чуточку - несколько капель любимого напитка.
Клюковка согрела её почти сразу, медленно и тягуче скатившись в пустой желудок – с самого утра Зойка ничего не могла есть. И почти сразу - вдруг - захотелось сделать что-то отчаянное, бесшабашное, смелое… Решение пришло само собой.
Через двадцать минут во двор вышла маленькая фигурка, прошлась по малышовой площадке и остановилась около качелей. Они поскрипывали и, кажется, звали… Звик-звик, шик-шик, уи-и-изззз-уи-и-иззз… Зойка подтянула повыше пушистые варежки, и втиснулась между железными прутьями.
Выше, выше, выше, - засвистел в ушах ветер, обжигая щёки, забираясь в горло, перехватывая дыхание, холодя и замораживая слёзы… Выше, выше, выше… Сквозь снег, летящий в глаза, тяжело ложившийся на ресницы. Хорошо-то как! Хорошо!!! И снег этот, пушистый и мягкий, и поблескивающие бриллиантовой россыпью сугробы, и мороз, как в сказке - щиплющий за нос маленькую, всеми покинутую девочку… Зойка качалась и качалась, сгибая и разгибая ноги, наклоняясь то вперёд, то назад, и еле сдерживала восторженный крик…
Устала, замерла, прислонилась меховой шапкой к железному пруту, закрыла глаза… В голове мягко кружилось в такт порывам холодного воздуха и скрипу заледеневших качелей, хотелось разжать руки, откинуться назад и лететь вверх, вверх, вверх…
- Зоя! Зоя! Зоя! - послышалось ей вдруг, и она подумала, что вот оно счастье – её зовут, она нужна, она уже летит, она уже торопится…
Она снова принялась раскачиваться всё быстрее и быстрее.
- Зойка, да остановись же ты!…
Она открыла глаза и увидела большую, тёмную фигуру, двигающуюся прямо к ней.
- Зойка, это ведь ты? Зойка, ты чего меня так пугаешь? Я тут хожу уже с полчаса, совсем замёрз, а ты тут на качелях. С ума, что ли сошла? Холодно ведь! Нельзя тебе! Вот ведь дурочка! Как маленькая, ей богу!
- Никит?…
- Никита, Никита, а кто же ещё?!! Слазь, давай!
- Никита… Это ты? Это правда, ты?
-
Он приблизился вплотную и Зойка зажмурилась от страха – а вдруг это не он, а вдруг это кто-то чужой и опасный.
Мужчина остановил качели, поднял её и, стащив на землю, прижал к себе. Зойка встала на носочки, зарылась носом в его шарф, вдохнула поглубже знакомый, родной запах и прошептала так тихонечко, чтобы её услышал совсем ещё маленький ангел, чьё сердечко сейчас радостно и быстро билось совсем рядом с её собственным: «Спасибо тебе, малыш, спасибо».
Всё остальное было не важно сейчас. Все разговоры, объяснения, извинения, примирение - всё это потом, обязательно будет, но потом, потом, потом...