Первый снег

Елена Жесткова
  II.

  1.
  Я села на подоконник своего окна и принялась рассматривать плачущее, осеннее небо. Состояние полного безразличия обволакивало душу, но в то же время сменялось синдромом раскаянья. Каждую секунду мне казалось, что вот сейчас я позвоню Нелльке. Рыдать, всхлипывать, убиваться, а потом внезапно успокоиться, вслушиваясь в Неллькино молчание в трубке. Она же в свою очередь будет молчать и слушать мой истерический бред, в который раз работая реанимацией для моей истерзанной души.
  Но сколько ни думай об этом, я всё равно не позвоню ей сегодня. Может, оттого, что иногда надо решать такие проблемы самой, а, может, оттого, что мне просто хочется помолчать. Молчать и слушать барабанье дождя о карниз, слушать собственное дыхание под плачущие напевы Tori Amos, ощущая собственные слёзы на щеках, ощущая свои холодные, мокрые ресницы. 
  2.
  Мы расстались с Сеней. Точнее, я предложила расстаться, а он молчал и слушал тишину моего подъезда. А потом просто ушёл…Теперь я чувствую себя дурой, потому что он любил меня, в самом деле, а я…я плюнула ему в душу. Неллька объясняла мне, что всё так и должно быть; что отношения без любви – не отношения, а плохой комедиантский театр; что он пару раз напьётся и забудет меня. А я в очередной раз, перекручивая в магнитофоне старенький рэп с душещипательным текстом, рыдала над собственным уродством души. Я сделала этому человеку больно, сделала то, чего больше всего на свете боялась сделать…
  Следующее утро ничем не отличалось от предыдущего: серо-багровое небо, слепой дождик и мой бессмысленный взгляд. Вставать с утра не хотелось, ехать в институт – тоже. Я набрала Неллькин номер:
   - Алло! Нелль, ты едешь учиться?
   - Еду, еду. А ты опять прогуливаешь?
   - Не, вернее, не хочу прогуливать, но и до вокзала дойти не могу. Да что там до вокзала, меня с кровати-то встать ломает. Блин… - промямлила я, разглядывая потолок.
   - Ладно, тогда я сейчас за тобой зайду, - она немного подумала, - Я тебя умоляю, свесь хотя бы левую ногу с кровати!
   - Хорошо… - мне вдруг стало всё равно. – Нелль, наверное, я бездушная, лицемерная тварь…
   - Нет, всё как раз-таки наоборот, ты просто человек, который принимает всё сл?шком близко к сердцу, - с этими словами она положила трубку, и в ней раздавались лишь короткие гудки.
  Я принялась вслушиваться в эти гудки, уперев взгляд в потолок. Всё было равномерно серым и невзрачным, словно в тумане. И мысли бродили в этом тумане, теряя и вновь находя свой никуда не ведущий путь.
  Я встала с постели и, уже было хотела пойти позавтракать, как чуть не встала на кота. Он смотрел на меня своими большими глазами, а я смотрела на него.
   - Пусик! Пусенька… - Взяла я на руки кота. – Пусенька…
  Дверной звонок расколол застоявшийся в квартире каматоз. Я открыла дверь, и из подъезда пахнуло осеннее-зимним холодом, от которого меня слегка бросила в дрожь.
   - Ууу, да ты дрожишь! – Влетела Неллька и тут же затараторила:
   - Давай, одевайся быстрее, правда, позавтракать ты не успеешь, иначе опоздаем на электричку. Я тебе на вокзале куплю пирожки с котятами и Coca-Col*у…пойло для идиотов… - внезапно даже для себя самой заключила Неллька.
   - Эээ… - протянула я, не в силах ответить что-нибудь путное на столь высокое умозаключение.
  Неллька перестала тараторить и пристально на меня взглянула. Судя по выражению её лица, а точнее, глядя на то, как оно менялось, вид у меня был жалкий.
   - Чё ты так упёрлась? – Я внезапно начала приходить в себя из состояния заторможенности.
  Она продолжала смотреть, попеременно склоняя голову на бок то влево, то вправо. Я подошла к зеркалу – да, вид у меня был действительно жалкий.
   - Да, блин, выгляжу и, правда, как бульдог с выплаканными глазами! Ну и что из этого!?
   - Да пошла ты в пень со своим выпендрёжем! Давай, одевайся, а то опоздаем на электричку, - во взгляде Нелльки мелькнуло раздражение.
  Я натянула джинсы, сунула руки в рукава куртки и, сгребая учебники в сумку, параллельно начала обуваться.
   - Интересно, зима со снегом в этой стране наступит? – крикнула я Нелльке из комнаты.
   - Зима? – Произнесла она задумчиво. – А на кой тебе зима со снегом? Без снега даже практичней: не надо так тратиться на зимнюю одежду, обувь, дорожки не надо посыпать песком и солью, может, от этого соль в магазинах станет дешевле, а песочниц во дворах станет больше…Новый Год без снега – как это оригинально! – иронизировала она.
   - Ничё оригинального, - я натянула второй ботинок и выскочила в коридор. – Пошли быстрее, а то не успеем.
  И мы быстрым шагом направились к вокзалу, почти побежали по мокрым и холодным улицам. А по проезжей части проносились машины и в них проносились другие люди, со своими другими жизнями, другими проблемами. Им не было дела до тех, кто шёл по этим улицам. Вдалеке замаячила надпись “Вокзал”. Надпись, выцветшая от дождей, солнца, тумана; расписанная малолетними придурками; разваливающаяся на мелкие куски. Под серым осенним небом этот “Вокзал” выглядел ещё более жалко, чем есть на самом деле. Иногда создаётся такое ощущение, что в этом маленьком городке всё становится серым и понурым, грязным и противным. Не беря билеты в кассе, мы сразу же направились на платформу. Электричка на Нижний всегда приходит к высокой платформе, поэтому до неё приходится идти по подземному переходу. Этот переход осенью напоминает мне затонувший корабль, потому что, под кое-как постеленными досками, стоит грязная вода дождей и канализации. Естественно, всё это многообразие “вкуса и цвета” издаёт соответствующие ароматы, хотя, если взглянуть на лица идущих рядом людей, им как будто всё равно, чем и как здесь пахнет. Но воняет это действительно тошнотворно! Мы вышли на платформу, и я взглянула в сторону, откуда должна была прийти электричка: зонтики, зонтики, зонтики и люди под ними, в большинстве своём студенты.
   - Где же электричка, ёлки-палки? – мне уже надоело мокнуть под дождём.
   - А я-то, откуда знаю, - отмахнулась Неллька. – Я тоже уже задолбалась мокнуть под дождём! Как всегда опаздывает, наверное.
  А люди всё проходили на платформу, всё больше и больше. Мимо меня прошла очень полная женщина, ярко накрашенная и безвкусно одетая; могу сказать определённо, что у неё небольшая семья, такой же полный муж, осенью надевающий тёмную кепку из кожзаменителя, а ещё у неё есть сын, а может дочь, но это не суть важно, потому что вырастает её ребёнок нагловатым, немного нахальным, таким же, как и она сама. Потом прошла молоденькая девушка в коротенькой спортивной куртке, кроссовках и с маленькой сумочкой, в дополнении картины, немного небрежно уложенные меллированные волосы, сверкающий макияж, состоящий в основном из ярких блесков и столь же ярких теней, и близкий к идеалу маникюр – такой вот своеобразный шаблон стильной девушки из современной провинции. Не знаю, может, я, конечно, ошибаюсь насчёт всей провинции, но, по крайней мере, в моём Дусте эти “стильные девушки” именно таковы: все они одинаковы, и даже выражение лиц у них всех, ну, ооочень похоже, прямо-таки на лице написано “Я от жизни ничего не жду”… 
  Я посмотрела на Нелльку – она уже переминалась с ноги на ногу от нетерпения.
   - Ну, где эта долбаная электричка? – Нелльке явно не терпелось сесть возле печки и погреться. 
  А я всё продолжала рассматривать прохожих, представляя их жизнь.
  Подошла зелёная электричка, и с грохотом открылись её двери. Неллька быстро забежала в тамбур, схватив меня, зазевавшуюся, за руку и втащив за собой в вагон.
   - Ты засыпаешь уже, что ли? – спросила она меня, усаживая рядом с собой.
   - Есть немного, - устало ответила я.
  Мне не хотелось заканчивать своё странное развлечение. Я смотрела в глубь вагона и пыталась рассмотреть лицо рыжеволосого парня. “Опять рыжий!” – подумалось мне, и в сердце что-то заныло. Я вдруг передумала рассматривать эту толпу и упёрлась взглядом в грязное вагонное окно. Капли дождя извивались по стеклу, словно змеи, некоторые из них превращались в пунктиры, равномерно делясь на коротенькие деления. Неллька положила голову мне на плечо и закрыла глаза. Мне почему-то спать не хотелось совсем. Я вновь бросила взгляд в сторону того парня и отвернулась. Есть в нём что-то, не пойму, правда, ещё что.
  За окном шёл дождь, опять тот самый серый дождь, который окрашивает весь мир в равномерный нейтральный цвет. Даже мысли становятся нейтральными, что уж говорить о людях. А мы всё ехали и ехали, не ощущая уюта в этом маленьком вагоне. Я всегда любила ездить в поездах и электричках, пусть даже они грязные, тесные и душные, но ничто не заменит мне стука колёс. Люди вокруг говорили, смеялись, Неллька спала на моём плече, а я слушала стук колёс, и на душе становилось спокойно. Казалось, что всё, что меня терзало и мучило, просто растворилось в сегодняшнем утреннем тумане, в музыке колёс.
  Электричка начала подходить к Нижнему. Замелькали недостроенные дома, с одной стороны и невысокие здания из красного кирпича – с другой, мальчишки, небрежно одетые в дутые куртки, девочка в яркой кофте с бантиком в косе.
  Я толкнула Нелльку в бок – она зажмурилась, тяжело вздохнула, зевнула и, наконец, открыла глаза.
   - Что, уже приехали? – промямлила она ещё немного сонная. – А я так хорошо спала, - проговорила Неллька с сожалением. – Блин, как же задолбала эта учёба! Щас бы спала дома, не надо было бы ни куда переться! – Она страдальчески вздохнула. - Что ж, пойдём к выходу? А то потом не выйдем – вытолкнут… Меня не прельщает, столь быстрый выход на перрон.
  Я кивнула ей в ответ, и мы направились в тамбур. Я с трудом открыла дверь и прошла первая, за мной – Неллька.
   - Курить хочу, - выдала Неллька, в упор, глядя на меня. – Пойдём-ка покурим-ка, покурим-ка пойдём-ка! 
   - Я бросила, ты чё, забыла уже, что ли? – Я взглянула на потолок и сделала серьёзный вид. – И ещё хотела сказать тебе, что…дети будут зёленые! – Улыбнулась я.
   - Перекрашу! – С задором ответила она мне. - Вот всегда так, после того, как посплю, всегда хочу курить, - она пошарила рукой в сумке. – Блин, такой маленький рюкзачок, а в нём всё равно ничего не найдёшь! Что за фигню всё-таки делают на наших рынках, я поражаюсь…Такое ощущение, что у них руки другим концом вставлены! Ну, не дано этим несчастным людям шить, а они не только продолжают этим заниматься, но ещё и продают свои… - она взглянула на этикетку и издевательским тоном продекламировала, - …“Изделия высшего качества”! - Неллька покрутила головой и, приметив молодого человека прямо за собой, довольно улыбнулась. 
   - Молодой человек, - обратилась она к нему, - сигаретки не будет?
  Только сейчас я заметила того самого рыжего в самом углу тамбура. Он сунул руку в один из карманов своих широченных джинсов и ловко извлёк оттуда пачку сигарет, протянув её Нелльке:
   -  Пожалуйста…
   - Спасибо вам огромное, - Неллька вытащила сигарету и закурила, - счастье есть, оно не может не есть! – она расплывалась в довольной улыбке – точно такая же, как у Чеширского кота из “Алисы в Стране чудес”.
  Стоя в тамбуре, я не упустила момента рассмотреть этого “рыжего” поближе: высокий, ярко-рыжий, даже огненный, широкие чёрные джинсы, спортивная красная куртка, красный “bag”, задумчивые глаза…Есть в нём что-то.
  Электричка подъехала к платформе, и двери нашего вагона распахнулись. Мы с Неллькой быстро выпрыгнули на платформу и побежали к подземному переходу. Неллька взяла меня за руку, чтоб мы не растерялись в этой толпе, и я, словно маленький ребёнок, тянулась за ней, ища глазами среди этой массы людей того парня. Но он, видимо, пошёл в другую сторону – я не могла его найти. Мы спустились в переход и направились к выходу в город, точнее, Неллька направилась, а я вяло плелась за ней. Вдоль стен тянулись бесконечные прилавки, прилавочки, что-то блестело, пестрило, играло – всё это смешивалось в один шумный комок, ударяющий с новой силой мне по вискам. Вдруг разболелась голова ноющей болью, в горле запершило; Неллька что-то мне пыталась объяснить, но я её совсем не слышала – в голове стоял ужасный шум. И без того тусклый свет в переходе внезапно показался мне ещё более тусклым, хотелось где-нибудь лечь и уснуть.
  В двадцати шагах от нас загорелась надпись “Выход в город”, и мы свернули на грязную от осенней слякоти лестницу. Потом была маршрутка, серое небо, переезд по мосту, свинцовая Волга и нудные лекции в институте. Я еле выдержала лекцию по этому мудрёному предмету… философия. Интересно, наш препод сам-то понимает, о чём вталдыкивает нам на протяжении полутора часа? По-моему, не понимает. Ему, как мне кажется, всё равно: поймём мы, не поймём эту лекцию, лишь бы отвязаться. Пофигист… Мне почему-то всегда с учителями везло: в школе они, особенно об учениках не думали, кроме, тех, которые участвовали в олимпиадах, а среди этих “счастливчиков” я была не так уж и часто. В лучшем случае любимые учителя отделывались дежурной фразой: “Поняли? Если нет, почитайте учебник”. А учебники наши, написанные по советским шаблонным стандартам, чаще обычного, а если уж быть до конца честной, почти всегда не отличались особенной ёмкостью и обширностью знаний. А, может, я ошибаюсь…На протяжении всей лекции я вяло рассматривала аудиторию, ощущая, как чувство тяжести в голове возрастало.
  Я стрельнула у Нелльки сигарету и вышла во двор института покурить. Я, вообще-то, не курю, но сейчас порция никотина мне не помешала бы – всё болело, и хотелось расслабиться. Но, выйдя во двор института и покрутив сигарету в руке, я передумала и, смяв её, выбросила в ближайшую лужу. Рядом со мной стояли парни и девчонки, они разговаривали, шутили, смеялись. Каждая буква, произнесённая ими, отдавалась в голове эхом и ударяла в виски ударной волной звуков. Я отошла от этой компании и встала поодаль, наблюдая за движением на ближайшей улице. Под ногами хрустел мокрый песок, противно скрипел, словно заменяя снег.  Но снега ещё не было, хотя на улице уже была середина ноября. Я посмотрела направо от себя и к своему удивлению заметила того самого “рыжего”. Он стоял рядом со мной и рассматривал меня с ног до головы.
   - Привет… - Выдавила я из себя, стараясь казаться как можно равнодушнее. Меня прямо-таки трясло всю изнутри от этого странного, загадочного взгляда и огненной копны волос. Казалось, я возненавижу рыжих парней только за то, что у них у всех странный взгляд и за то, что они…они просто рыжие!   
   - Привет… - Ответил он мне также равнодушно.
  Вот и обменялись любезностями! Я взглянула на двери института и направилась на остановку.
   - Постой! – Кто-то окликнул меня сзади.
  “Рыжий” подошёл ко мне:
   - Ты в город?
   - Угу, - кивнула я.
   - Можно мне с тобой?
   - Поехали, - пожала я плечами.
  О, неужели я ему понравилась? И опять рыжий! Их прям, как магнитом ко мне тянет…Мёдом я, вроде не намазана, ничего интересного на мне не написано, только татуировка на шее, да и то, она совсем маленькая и незаметная…Чего их ко мне тянет? Может, я флюиды, какие источаю?
  И мы пошли вместе на остановку, а потом вместе ехали в маршрутке, болтая о всяком чепухе. Мы оказались похожи во многом: в музыке, предпочтениях, интересах, образе жизни. А ещё у него приятное имя – Вася.    
  Наша маршрутка вновь пересекала мост. Мы уставились на воду, такую холодную и мрачную, хотя, как можно рассуждать о воде с помощью таких определений?
   - Когда смотрю на осеннее-зимнюю Волгу, всегда вспоминаю Москву в такую пору, - начал он.  – Ты была когда-нибудь в Москве?
   - Пару раз, и то это было осенью, поэтому мне там не сильно понравилось.
   - Неужели время года так влияет на твоё восприятие о местности?
   - А ты сам подумай. Вот представь: ты приезжий, приехал в наш Дзержинск, хотя какого фига тебе в этом захолустье понадобилось? – Я даже задумалась. – Впрочем, это не суть важно, - я поспешно обрубила эту мысль. – Ну, так вот, когда он тебе больше понравится – когда всё в нём цветёт и пахнет, ну, или хотя бы пытается цвести и пахнуть, или уже когда любимая мэрия превратила все тополя в лысые трехметровые пеньки, а заботливые дворники убрали подальше мётлы, недавно бывшие городскими кустами?
   Он немного удивился и даже смущённо улыбнулся.
   - Ну, тоже мне сравнила Москву, – он сказал это как-то особенно, слегка приподняв подбородок, - и наш Дзержинск… - Он опустил подбородок, и интонация стала издевательская, иначе не скажешь.
   - Нет, просто, куда ни плюнь – там везде идёт стройка! А от строительства много мусора. Такое ощущение, что город пару лет лежал в руинах и теперь его заново отстраивают. И ещё в Москве мало деревьев, всё-таки, как никак мегаполис, Железные джунгли…А я люблю, чтоб в городе было много зелени… 
   - По поводу деревьев, не скажи…Хотя, оставим эту тему – на вкус и цвет фломастеры разные.
  Я улыбнулась, и мы вновь принялись разглядывать осенние пейзажи Нижнего через забрызганное окно маршрутки.
  3.
  Вокзал как всегда оказался переполненным. Люди сновали туда-сюда, всюду был шум и гам. Яркие, даже пёстрые вывески Макдоналдса чётко выделялись на фоне грязно-серого неба.
  Мы спустились вниз за билетами, в душные и многолюдные помещения. Всюду блестели витрины, пахло пирожками и кетчупом. Электронные табло выдавали рекламу, объявления, расписание поездов.
  Маленькие билетики, турникеты, подземный переход. У меня кружилась голова; боль стреляла в виски, в мыслях гулял туман. Вася о чём-то мне рассказывал – я глупо улыбалась, отвечала невпопад. Холодный ветер пробирал до костей…Мне хотелось горячего молока и сдобной булочки с вишнёвой начинкой, точно такой, какие печёт моя мама. А ещё мне хотелось мгновенно попасть, словно по мановению волшебной палочки, в свою комнату, под тёплый старенький коричневый плед, тот самый плед, которым я всегда накрываю свой вечно не сложенный диван.
  Подъехала электричка. Рабочий день ещё не закончился, поэтому народу в вагон набилось немного. Мы сели друг напротив друга, каждый у окна. Я посмотрела в окно, поёжилась от холода и…внезапно для себя самой чихнула!
   - Будь здорова! – Отозвался Вася. – Расти большой и толстой, следующей осенью съедим! 
   - Вот, никакого сочувствия к больному человеку, - пробурчала я, в шутку надувшись. – Нет бы, ты мне чё-нибудь хорошее пожелал! А тут…
  Вася вновь улыбнулся. Добрая у него улыбка, обаятельная такая, короче, нравится мне очень.
   - А, вообще, болеть иногда бывает полезно, - поразмыслил он.
   - Давай не будем детский сад разводить. Болеть полезно было, когда я училась в школе, это попросту называлось легальной халявой. А сейчас даже легАльная халява нигде не проходит – себе дороже! Попробуй нашему преподу по английскому ответь на вопрос, почему вас не было на прошлой лекции, “Я болела”. Это, как говорится, если тебе своё здоровье не жалко…или горишь желанием заболеть вторично…
   - Ну, - протянул Вася, - возможно, ты и права. Но заметь, не одной учёбой жизнь ограничивается…
  Тоже мне тема для разговора! Потом поговорим о погоде, о том, какие метеорологи козлы, и ещё о сотни точно таких же пустяках!
  Я опять подумала о горячем молоке, и мне захотелось поскорее домой. Домой из этого холодного вагона под тёплый плед, домой от этого странного парня с пустой болтовнёй к привычным домашним разговорам, к мурлыканью кота, к шуму стояка в коридоре.
  Вот так вяло продолжался наш разговор ни о чём; также вяло, как ехала наша электричка. Такое ощущение, что надо просто говорить что-то, неважно чт?, главное, говорить, для какого-то неведомого мне приличия. Так мы и ехали, ведя светский разговор о “милых пустяках”. Вася мне, в общем-то, очень понравился, но, когда я заболеваю, меня начинает раздражать всё – начиная с отрывающийся пуговицы на куртке и заканчивая цветом лавочек в электричке.
  Начало смеркаться, уже почти зима всё-таки, день значительно короче ночи. Сквозь оконное стекло электрички я увидела платформу своего “Вокзала”, мокрую и сверкающую от света фонарей и капель дождя, отражающих этот свет. Одинокие фигуры поднимались на платформу, спускались на остановку, прятались под навес от холодных капель дождя. Почему люди не любят дождь? Ведь, это слёзы умиления, которые небо случайно роняет на нас…А вот, если задуматься, что такое, в самом деле, первый снег? “Ну… – протянет обыватель, - Что такое, что такое? Вот снег первый раз выпал!” Хм, в таком случае, это уже клинический образец. В детстве сестра рассказывала мне сказку о прекрасной стране, где жили малюсенькие человечки. Жили они счастливо, т.к. не знали, что такое людские пороки, непогода, несчастья, одним словом, сказка, что с неё возьмёшь? Светлая у них была жизнь, от того и мечты этих забавных человечков были светлыми, радужными…И собирались эти мечты за долгие весну, лето и осень в одно огромное искристое облако, которое выпадало первым снегом, самым чистым снегом за всю зиму. А, собственно, почему выпадало? Выпадает и до сих пор. Может, многие скажут: “Как ни стыдно? В таком возрасте – и розовые слюни, щенячья нежность к каким-то вымышленным человечкам, искристые облака…Тьфу, даже слушать противно!” А почему бы и не поверить в эту милую сказку? Что в этом такого? Иногда, глядя на всё это безобразие уродливых внутренних миров, хочется поверить во что-то светлое, доброе, ласковое…   
    Мы вышли на мокрую платформу и, так же, как и те одинокие фигуры направились на остановку. Я слышала шипенье шин по проезжей части, приглушённые звуки собственных шагов, шуршанье Васиной куртки справа от себя.
   - Слушай-ка, - нарушил молчание Вася – А ты, случайно, на выборах не работала?
   - Случайно работала, - Почти буркнула я. – А чё?
   - Просто, слышал из разговоров Ливня о девушке, похожей на тебя.
   - Ливень? Это, который, Паша?
   - Ну, да…
   - Этот чел мой бригадир…был… Хотя и сейчас тоже. – Я постоянно останавливалась на половине фразы и хотела что-то добавить, но получалась какая-то ахинея. – И что же ты слышал о девушке, похожей на меня?...Или обо мне? – Словно сама себе задала последний вопрос…
   - Ливень рассказывал, с каким энтузиазмом ты раздавала какие-то листовки прошлой зимой около Сити-центра.
   - Ааа… - усмехнулась я. – Да уж, да уж, было ве-се-ло…Пашка заставил меня напялить костюм какого-то мутированного медведя, который в последствии оказался котом, сунул в руки пачку с листовками в количестве 800 штук и заставил их раздавать! Во, видок у меня был! – Я рассмеялась. – Хотя, видок – это ещё ладно, это ещё полбеды. Самое главное, что эти сволочи, которые прохожие, не хотели брать листовки. Хотя, их тоже можно понять: представляю, как ко мне подходит мультяшный, потрёпанный нелёгкой жизнью, молью и пылью медведь, с волочащимся по снегу хвостом, и с улыбкой от уха до уха протягивает листовку! – Я вдруг поняла весь идиотизм ситуации, в которой я нахожусь сейчас, и даже той, которая была прошлой зимой, и мне стало жутко весело от этого.
   - Вот-вот, - от каждого моего слова Вася расплывался в улыбке. – Ливень примерно также описывал твой внешний вид!
   - Собака сутулая! – выругалась я в шутку. – Пашка ещё и прикалывается теперь! Представляю, как он тебе описывал сам процесс убеждения, что жизнь без агитационной листовки – глупое существование!
   - В ход пошла тяжёлая артиллерия – лозунги!
  Я казалась весёлой, даже в какой-то степени счастливой, но, в самом деле, с каждой минутой мне становилось всё хуже и хуже: голова, словно наливалась чугуном, виски сдавливала боль, в горле першило, в общем, все стандартные признаки простуды, к довершению картины, настроение портилось со скоростью таянья куска льда, положенного на раскалённую плиту.
  Так, беспечно болтая и вспоминая забавные случаи, мы шли на остановку. Уже стемнело, но звёзд на небе не было видно – его заволокло сине-серо-багровыми тучами. Странный цвет – сине-серо-багровый, и определение у него странное…
   - Тебе на какую? – Спросил меня Вася, кивая в сторону проезжающих маршруток.
   - 202-ая…
   - А мне – на 24-ую… - Он как будто расстроился, или мне просто показалось.
  И мы молча стояли на остановке, рассматривая свет фонарей, блеск асфальта, неоновые огни вывесок. Вася закурил, и сигаретный дым белой струёй проплывал мимо моего лица. Мне вдруг показалось, что я в одном из фильмов Вонга Кар-Вая, не хватало только вида с “вольной” камеры, дождя и циферблатов на стенах.
  Подъехала 24-ая маршрутка. Вася улыбнулся мне своей обаятельной улыбкой:
   - До встречи! 
   - Пока… - Еле выдавила я из себя.
  Он сел у окна, показал мне знак Victoria и…уехал. Вот так я осталась одна стоять на остановке, обдуваемой со всех сторон холодными ветрами. Видимо, ему было со мной неинтересно. Если это было бы наоборот, он спросил хотя бы номер моего мобильника. Хотя, разве всё это так важно?
  Подъезжали разные маршрутки: 25-ая, 94-ая, 1-ая, но только не 202-ая. Мне становилось то скучно, то грустно, то приступы безумного счастья накатывали временами. Я замерзла, устала, простудилась, и уже триста раз могла дойти пешком до дома, но почему-то упорно продолжала ждать. В сумке затрезвонил мобильник, оповещая меня о приходе sms-ки. “Я тебе ещё позвоню” – значилось в этом коротком сообщении с неизвестного номера. Смотрю ниже – подпись “Вася” и улыбающаяся рожица. Номер моего мобильника, желание общаться и дальше, весёлые рожицы…что-то мне всё это напоминает…Хотя, что ни говори, а прыятно! Стало как-то радостнее на душе, радостнее оттого, что я оказалась не права. Есть в нём что-то…
  202-ая маршрутка так и пришла, я отчаялась её дождаться и пошла домой пешком.
  Я шла мимо банка, мимо компьютерного клуба, мимо десятков домов, мимо тысяч других жизней…И на душе было спокойно, как никогда. Высокий парень обогнал меня и повернул за угол, от него остался лишь сигаретный дым…словно он испарился…У входа в круглосуточный магазин толпились люди, “тёплый”, мягкий, свет падал на автостоянку при магазине…неоновые огни вывесок… “Любовное настроение”….
  Я пришла домой и тут же поставила на плиту молоко – я люблю горячее молоко. Мама что-то спрашивала, прикладывала руку мне ко лбу, чему-то громко удивлялась, но всё это прошло мимо, словно короткометражный, смазанный фильм. Я включила магнитофон и по комнате поплыли сладкие мотивы Enya; накрылась своим коричневым пледом и пила горячее молоко с той самой сдобной булочкой и вишнёвой начинкой.
   В эту ночь выпал первый снег…
  Мила.