Тебе.
Все это пишу я для тебя одного, одному тебе. Никому больше. Знаешь ли ты то, что происходит в душе моей? Нет, не в сердце – в душе. Ведь людское сердце подчас бывает столь жестоко!.. знаешь, милый, чем больше думаю о тебе, тем лучше понимаю – все так, как и должно было быть. Мне не в чем упрекать ни тебя, ни себя. Мы оба этого хотим.
Знаешь, милый, я пишу здесь все то, что не могу сказать в глаза, не могу потому, что боюсь, боюсь, как и всегда это было, увидеть в ответ на мои слова улыбку насмешливую или же хоть сколько-нибудь сощуренные глаза, потому что понимаю – мои слова смешны и никому не нужны. Я пишу тебе все это, хоть и знаю – этого ты не прочтешь никогда. И все же, возможно, когда-нибудь тебе в руки попадут эти строки, ты уйдешь от жены в другую комнату, нальешь себе в бокал коньяка, сядешь где-нибудь поудобней и… и начнешь читать то, что я пишу тебе сейчас, скрепя сердце. Я не знаю, каким ты станешь, каким ты будешь мужем, каким отцом, но я знаю тебя сейчас и чувствую – рядом с тобой будет счастлива любая.
Что ж, я все же напишу то, что должна, а потом,… потом я выброшу или сожгу это письмо, потому что все это уже не важно. Знаешь, любимый, мне так хорошо с тобой! Не знаю даже как описать все свои чувства. Твои губы… о, твои губы!.. как я счастлива, когда они меня целуют, когда просто касаются щеки или шеи. В эти моменты я готова поверить, что рай находиться на земле – здесь, рядом с тобой. …Когда меня касаются твои руки, я понимаю, что я защищена, что мне не угрожает уже ничто и никто, и я знаю – стоит тебе только захотеть, ты обнимешь меня, и тогда я навсегда останусь с тобой. …Когда я смотрю в твои глаза, мне кажется, что я тону в них, что лежу в степи, на лугу, среди зеленой травы, которую, как волны, гонит ветер, она кланяется ему, будто хочет сказать: «Я твоя!». Знаешь, милый, когда мы поздно ночью говорим по телефону, я закрываю глаза и представляю, что ты рядом: одна твоя рука обнимает меня, нежно прижимая к себе, а вторая – ласково гладит по щеке, перебирает мои волосы, касается носика, и вот я уже чувствую ее на своем плече. Мне так хорошо с тобой, любимый!
Время идет. Проходят минута за минутой, а ты все не звонишь. Телефон молчит, а я смотрю на него и думаю: где ты, что с тобой? Мне тревожно, но сердцем чую – все хорошо. Да и что может с тобой случится? Моя любовь тебя оберегает. Любовь… до чего же странное это слово! Как много смысла заложено в нем! Ребенок свои чувства к матери называет любовью, дети в детском саду о ней говорят, школьницы испытывают ее к старшеклассникам, о ней говорят друзья, в ней признаются уже взрослые люди и подростки, чью грудь распирает это чувство. И все же, сколько ни думай, любовь не описать. Каждый раз она другая, каждый раз сидишь и думаешь – Господи, и что же она, в конце концов, такое? А потом понимаешь – нет ответа на этот вопрос, и становиться немножко грустно – так хотелось любимому человеку описать, что же ты Чувствуешь На Самом Деле!
А время все идет. На часах уже все больше и больше, а телефон все так же упрямо молчит. Я проверяю провода – вдруг где кабель задет, но нет, все в порядке, и мне становиться еще тоскливей – где же ты, в конце концов!
Моя любовь… опять вспомнила я свою же мысль. Какая она моя любовь? Я никогда не задумывалась об этом. Я думала только о том, что она такое, но никогда себе не задавала подобного вопроса. Надо бы задуматься, но так ли это легко?!
Моя любовь к тебе…. К тебе – тому, кого я знаю всего ничего, но к которому я привязалась так сильно, с кем хочу все время быть рядом. Ты говоришь, что я заполняю твои мысли, но о том, что ты заполняешь мои я боюсь признаться даже самой себе. Странно, не правда ли. Знаешь, ты все так же не звонишь. Может, стоит выключить телефон? Но тогда он так и будет, насупившись, стоять на столе, угрюмо молча. Да, молча. Потому что ты не позвонишь.
Не знаю, может я тебя обидела? Может случайно, не хотя, бросила какое-то словцо и оно запало тебе в душу, погасило пламя и разбередило бурю злости? Прости тогда меня за это, ведь у меня сейчас в голове непонятно что. Знаю-знаю, что ты скажешь, что подумаешь обо мне. Но, пойми, этот хаос вызвал ты, такой ласковый, нежный и внимательный, кроткий и добрый, что когда я нахожусь рядом с тобой, я хочу раствориться в тебе полностью, вся.
Не думай обо мне ничего плохого, прошу. Я знаю, все это так странно, так необычно. Для нас. Для нас обоих. Но, знаешь, я не отступлюсь от этого, потому что… потому что счастья не может быть много, его надо брать, когда оно дается.
А сейчас я напишу то, из-за чего у меня болит сердце и душа рвется из груди. Мне больно от того, милый, что все это должно закончиться, а я так сильно этого не хочу! И все же… я должна, обязана сказать тебе правду, любимый. Как я ни пытаюсь уговорить себя, но у меня нет сил уйти от тебя сейчас и закончить все наши мученья, пока еще можно. Но, по-моему, поздно уже даже сейчас. Поэтому я и пишу тебе. Пишу потому, что хочу попросить, попросить о том, о чем еще никогда и никого не просила: позволь мне быть с тобой хоть это время, позволь мне почувствовать себя твоей хоть какое-то время, потому что я знаю – ты тоже можешь сделать меня счастливой!
Я смотрела на своего друга и не знала, что сказать. Он был несчастен, грустен и смотрел куда-то вдаль. В его правой руке было распечатанное письмо. Сам того не замечая, он мял его краешек. Несколько минут мы стояли так молча. Потом он повернулся ко мне, постарался улыбнуться, подошел к перилам моста, разорвал письмо и бросил его вниз. Маленькие, аккуратно разорванные обрывки письма подхватил ветер и унес за собой куда-то вдаль.
- Где она? – спросила я у друга, осторожно взяв его под руку.
- Уехала, - ответил он, и мы медленно пошли прочь.
Валерия Зинковец.
30.11.04.