Из цикла «У РИТУАЛОВ».
Год назад я задумал написать рассказ о ритуалах. Мне казалось забавным поразмыслить над тем, почему, к примеру, многие люди моют руки после уборной, а многие выходят из нее сразу же после урчания смытой воды. Потом эта тема так и осталась раскрытой лишь в моем блокноте под кодовым заголовком «Ритуалы»… Я оставил затею писать о ритуалах из-за бомжа… Бомж глядел прямо перед собой спокойно и безмятежно. Его коричневые от грязи руки неподвижно лежали на коленях. Наверное так могут взирать лишь баснословно богатые люди или тибетские учителя. У всех остальных людей на остановке сквозь налет оптимизма на уверенных лицах проступали запрятанные неврозы и озлобление… а я думал, что хорошо бы стать уткой и шлепать зимой своими оранжевыми лапами по льду замороженной реки.
Алекс Скерцо.
Дом Недостарков.
Первое.
ОСКОЛКИ
1.
Сейчас я живу далеко. В моей квартире, в одной из комнат- в жилище мягких игрушек- висит под стеклом работа оренбургского фотохудожника.
На большой фотографии- стена старого дома и входная дверь с вывеской, чудом сохраненной во времени: «НЭПМАН».
Ничего не изменилось.
Там Время как бы застыло.
2.
После второго развода я вернулась к мужу. Первому. Предыдущему.
Это был счастливый год. Тот год, когда я жила с Иваном и писала диссертацию о ритуалах.
В тот год я еще не уехала из маленького провинциального города, где так много старых запущенных парков.
Каждый день я ходила в большую светлую библиотеку. Среди компьютеров, стеллажей и каталожных ящиков листала монографии.
Приходила в нашу полупустую квартирку. Готовила ужин. Или не готовила, если не было настроения.
Иногда я навещала мужа. Второго. Бывшего.
Санька живет с отцом и нашей маленькой приемной дочкой, Олив.
Олив – младшая сестренка моего друга детства, отбывающего срок в колонии строго режима за хранение, сбыт и перевозку наркотиков в особо крупных размерах. Сидеть Юрке еще два года.
Но дома его никто не ждет, все равно. Да и нет его, дома. Отец повесился – то ли запой затянулся, то ли похмелье. Мать умерла при последних родах. Старшие сестры разъехались бог знает куда. И где они сейчас, никому не известно.
И я не знаю.
Но Олив сразу же поместили в доме ребенка.
Моему второму мужу, Саньке, очень хотелось ребенка. От меня. Но я предложила альтернативу: взять Олив.
У Олив смуглая- смуглая, тона светлого шоколада кожа – от матери- египтянки. Ее же черные жесткие, совсем как у Юрки, волосы. И большие- зеленые !- глаза отца, Георга с земли Баварской. И странное имя, доставшееся Ей бог знает почему, зачем и откуда. Неизвестно, в причудах чьей воспаленной фантазии и/ или алкогольного бреда оно появилось.
Неизвестно было и мне.
Но, так или иначе, я решительно воспротивилась Саньке, возжелавшему сменить экзотическое «Олив» на более привычное ему «Арина» или, на худой конец, «Стася».
«Вырастет- решит сама,»- настояла я.
Так Олив осталась Олив.
Теперь ей два с половиной года. Совсем как было нам с Юркой, когда мы стали играть вместе.
Мой бывший муж живет в центре города. В переулке, за главной улицей, носящей по традиции название «Советская». Его отцу принадлежат «нулевой» и «первый» этажи старого дома- длиннющего, непрезентабельного на вид строения.
Зато внутри, в их квартире, всегда очень тепло и уютно.
В любое время года кондиционер поддерживает постоянную температуру воздуха.
Всюду цветы: два дня- оранжерейные… два дня – полевые; один день – японские икэбаны.
Мощные колонки компьютера и двух музыкальных центров играют хорошую рок-музыку или классику.
Лучшие советские мультики демонстрирует домашний кинотеатр.
В вазах – фрукты и сладости.
В комнате для ребенка- специальный ковер, чтобы падать было не больно. Повсюду – мягкие игрушки, дорогие куклы, детская косметика. Книги для малышей с красочными картинками или книжки - макеты.
Большую часть жилплощади Сергей Валентинович выгодно сдает в аренду. При этом Санька мог бы чувствовать себя добропорядочным рантье в старофранцузском духе. Мог, если бы знал, что это за «фрукты- звери» и с чем их «едят» – рантье…
Но он не знает.
Ничего страшного в этом не вижу.
Зато Санька ласковый, добрый и нежный. Иногда. Очень правильный мальчик. Смотря с какой точки зрения.
При разводе Олив осталась с ним. И это даже хорошо.
Во-первых, он не «перекати-поле» вроде меня. А ребенку, что ни говори, в раннем детстве какое-то постоянство необходимо.
Во-вторых, не в пример мне, он всегда уделял девочке значительно больше внимания.
Да что там говорить- Санька все время проводит с ней.
Отец полностью содержит его. Санька не работает.
Каждое утро он садится писать статью о проблемах утилизации экологически вредных отходов на производствах.
Каждое утро он хочет написать злобный трактат, раскрыв все недостатки современной промышленности на примере частной химчистки, где механиком работает его лучший друг.
И каждое утро он бросает статью далеко не оконченной, на середине первого же предложения.
К дому примыкает большой огороженный двор. Там, даже с моей точки зрения, очень не плохо играть ребенку. Не смотря на резвящихся тут же щенков и котят, которых Санька поястоянно подбирает на улицах.
По образованию он-эколог. И почему бы девочке, когда она подрастет, не играть бы с ним в доктора Айболита, ухаживая за животными, почему бы не разводить огород, не сажать бы деревья.
Наверное, в тайне мой бывший муж лелеет все эти планы. Но сейчас Олив пока еще слишком мала.
И Санька, вместе с приятелем Андрюхой – тем самым, что из химчистки – в свободное от андрюхиных работы и жены время выпивают немыслимое количество пива и еще бог знает каких, приготовленных собственноручно, напитков, типа «Красного дьявола».
Изредка друзья сдают Олив жене Андрюхи, Маринке, весьма претенциозной двадцатилетней девчонке, заносчивому отпрыску суперуспешной питрерской риэлторши и миасского торгаша, сестре безнадежного олигофрена. Но чаще в таких случаях нашу немецкую египтяночку забирает к себе свекровь- моя бывшая – санькина мама.
Я испытываю смутное чувство вины, когда, не предупредив заранее телефонным звонком, поздним вечером подхожу к старому дому.
Во дворе меня громким лаем встречают собаки.
В доме – Сергей Валентинович с привычной полторашкой «Арсенального Традиционного».
Отец моего бывшего, Сергей Валентинович, занимает крупный пост в администрации «Оренбурггазпрома».
Нисколько не преувеличу, сказав: они гребут там деньги лопатами.
То же и Сергей Валентинович. И только его необъяснимым странностям приписать можно то, что он до сих пор не выстроил еще огромный роскошный коттедж в поселке «Ростоши», где живут местные магнаты и воротилы.
Он тоже мог бы жить среди тех, чьи состояния оцени в десяток миллионов долларов – не ошибешься.
Он мог бы – но предпочел всему этому старый дом, перешедший ему в наследство от матери.
Бывшего свекра я уважаю. Кто знает, будь Санька похож на него, быть может, мы жили бы долго? Даже и счастливо?
Или с самим Сергеем Валентиновичем? Кто знает…
Я предпочитаю не думать об этом. Я просто сажусь рядом, принимая его предложение выпить пива.
С Сергеем Валентиновичем мы можем говорить бесконечно долго.
Лишь появление Олив прерывает оживленную нашу беседу.
Она смеется и тянет ко мне ручонки.
На ней хипповые джинсики с бахромой, thyfz маечка, маленький напульсничек на тонком левом запястье. Сразу видно, ребенок, вместе с папой, слушает хард-рок и black-metal/
Я беру ее на руки. Мы играем с ней в спальне. Я готовлю ее ко сну. Придумывая на ходу какую-нибудь историю, я убаюкиваю Олив.
В кухне меня, как всегда, ждет Санька. Как всегда, ожидая меня, он старается хоть чуть-чуть протрезветь. Как всегда, безуспешно.
Зато Санька неплохо готовит. И посему пытается скормить мне ужин собственного приготовления.
А я – после долгого пребывания в библиотеках или после долгого секса, я- конечно же – набрасываюсь на еду без зазрения совести, как изголодавшийся дикий зверек.
Санька перемывает кастрюли и варит кофе.
Горячий кипящий кофе Он наливает молча и осторожно- по дорогим тонким чашечкам. Мы медленно смакуем его – чашка кофе в правой руке, рюмка коньяка – левой. Долька шоколада. И никакого лимона. Лимон – для дилетантов.
А Санька – в деле дегустации – не дилетант. Профи!
Потом он идет провожать меня.
На улице совсем темно, где- нибудь часов двенадцать. Мы не сразу выходим на Советскую – идем по слабо освещенному переулку.
Санька берет меня за руку. Я слушаю, как он болтает какие-то пустяки своим мягким, почти женственным голосом. Слушаю – не слышу. Приглядываю – впитываю необычные, плавные его жесты …и то, как он прикуривает.
В эти моменты я испытываю к нему странную сильную нежность. Мне хочется гладить его как котенка.
Тогда я почти убегаю, решительно отказавшись еще выпить с ним в ближайшем баре.
И каждый раз я думаю, что не приду… что буду приходить в тот дом лишь в часы отсутствия бывшего мужа. И каждый раз тянет меня туда именно поздним вечером, когда Санька обязательно дома.
И я иду. И отчетливо понимаю, что иду на самом деле не к Олив.
… И что бы ни случилось, в этом старом доме ничего не меняется. Здесь Время как бы застыло.
… И я приду. Все так же будет приветлив свекр. Бывший. Все так же услужлив муж. Бывший. Олив, как всегда, веселая, здоровая, крепкая, вновь удивит меня своим быстрым ранним развитием.
На спокойно ровную атмосферу в жизни и доме этой семьи не влияют ничего и никто. Ни погода, ни курс акций «Газпрома»», ни колебания курса доллара к евро.
И я хожу туда. По-прежнему, поздним вечером.