Пришёл летней раницей сосед Пантелеймон к соседу Якову, а тот и в ус не дует. И не спит уже старый пасечник, делом занят: скворечник чинит, вбивает в него гвозди. На Якове очки, фланелевые штаны и фиолетовая телогрейка. Пантелеймон одет по-летнему – на нём трусы и тюбетейка, а также стёганый однобортный пиджак.
-- Тот смотрю токмо это! – говорит нерешительный Пантелеймон.
-- Обойдись-ка! – отвечает Яков.
-- Я не просто так, а разве выпить. – продолжает Пантелеймон, оглаживая лопатистую бороду.
-- Отойди-ка из прохода, капитан теплохода, мне солнца не видать! – бурчит Яков. – Сходил бы лучше на пристань, посмотрел бы – вёслы не украли ль.
Пантелеймон молчит. Одутловатое его лицо опухло, на нём печать безмыслия. Заподозрив дурное, Яков прекращает дело. Швырнув скоречником в Пантелеймона, он сигает в загодя отвёрстое окно.
Пантелеймон же хватает первое под рукою дубовое бревно и спешит за Яковом. (Но тот, поди, успел удрать.) Пантелеймон с бревном гоняется за ним вокруг избы. А Якова нетути, он уже на пристани, вёслы чинит.
Пантелеймон, с непривычки уставший, замедляется. Остановившись, он отирает пот. Затем оборачивается и говорит нам:
-- Всякое дело полезно!
.