Его трясло. Не то, чтобы он боялся самолетов или высоты, просто его напряжение всегда выливалось в дрожь. Максим снял шапку, вошел в самолет и расхохотался. Девушка спереди заботливо спросила, что случилось. В ответ на неосторожный вопрос он отвернулся от лица девушки, закрыл глаза и тихо заплакал. Дрожь не унималась. Неожиданно Максим почувствовал, как по его лицу течет вода. Неужели я плачу?
Он открыл глаза и посмотрел вверх. Из асфальтового неба падала вода, медленно растворялась в нем, а он все не мог понять, куда же делся самолет. Про себя отметил, что небо не по сезону высокое и с неудовольствием опустил его пониже. Почему с неудовольствием? Потому что он не обязан это делать, его работа – убивать.
Максим огляделся. Вокруг было чистое поле неопределенного, как настроение во время Нового года, цвета, но признаков самолета и неприятной девушки он найти не смог. Что ж, и на том спасибо, сказал самому себе Максим, и вышел из скучной картины.
Эх, как же я теперь без шапки? Я ведь уже не я без шапки!
Максим сосредоточенно наблюдал за медведем, рисующим дождь. Вот дурак! Дождь рисуют не так! Так рисуют любовь и нежность, но не дождь! Максиму, правда, не было дела до этого, то есть было, но он уже порядком припоздал, и поспешно нахлобучив на голову первую попавшуюся в руки книгу вошел в зеркало. Зеркало было мягким и теплым, и Максим невольно запел. Начинал всегда с ноты ля, иначе можно не выйти в ночь или лампочку. Ля тянулось медленно, уходило и возвращалось, и, немного раздражая, смеялось. Затем были си, соль, потом, ради интереса, ре, затем фа, потом опять ля, и еще раз ля.
Максим вышел в ночь и его встревожила одна мысль: что за книга на его голове?
Оказалось, «Английский язык для инженеров», учебник. Максим прыснул от смеха и только радовался, что не встретил по дороге в ночь знакомых. Учебник отчетливо обиделся и, в порыве ярости, откусил у Максима левую кисть, и, чтобы не быть съеденным книгой, Максим выпрыгнул из-за столба на одной ноге. Все-таки, «Английский язык» смог оттяпать одну ногу, всю, целиком.
Максиму стало обидно, ведь нога была совсем новой. Но, поразмыслив немного на эту тему, он решил, что, как бы там ни было, в первую очередь необходимо достать где-нибудь себе приличную шапку.
Он пощелкал зубами и неуверенно огляделся. Дело в том, что он еще не научился вызывать Старых. Дрожь опять прошла сквозь его тело, и он почувствовал, что может просто потеряться, если не будет делать свою работу. Подождав немного, он уже собирался уйти к мещанам, но, все-таки, Старые объявились, внеся в жизнь свои краски, смущая редких прохожих и вызывая бурную радость у уличных девок.
Ему было не до длинных фраз и квакающих междометий и он просто сказал: «Обновить и дать работу».
Один из Старых поморщился, главный, вроде бы, но сказал своим языком, чтоб он шел тропой цифр к дому иллюзий. Максима бросило в жар – он просто ненавидел, когда привычные вещи называли так некрасиво и по-умному. Нет чтоб просто сказать – по нитке к мясорубке, держась жил, а они какими-то тошнотворными словами утяжеляют воздух. Но времени на споры и укоры не было, Максим попрыгал на одной ноге к своей цели, избегая черепных карликов и бабочек.
Вы, возможно, подумаете, что он странный, этот Максим. Действительно, кто во всех двух шарахается от бабочек? Но тому есть объяснение, очень, кстати, занимательная история.
Однажды, на какой-то вечеринке самые продвинутые затеяли рисовать себе душу. Ну, сие было давно, и только начинало входить в моду. Под новую весеннюю музыку все выполняли достаточно привычный для сегодня ритуал обмана глаз, ушей, в общем, тела. Много смеялись, что-то кричали(неважно что, сути это не меняет) и танцевали.
Максим же в это время только достиг планки нового слоя и мало что понимал. Из какой-то точки он достал гитару и ударил стоящего рядом мещанина. Мещанина звали Шиль. Сейчас, может, это имя звучит и не очень громко, но тогда достаточно было только произнести его, чтобы ввести в транс слабых, а все знающие старались держаться от этого Шиля подальше. И, к тому же, ударить гитарой мещанина опасно не только потому, что лишишься имени или тела, это пустяки, а еще и потому, что за это закрывают пути.
Шиль посмотрел на Максима и открыл было рот для проклятья, как между ними двумя из пола выросла девушка Шиля – Люда. Она дала пощечину Шилю и сказала, что не отдаст и кусочка души ему(Шилю), если он навредит Максиму. Потом она повернулась к Максиму и дала пощечину ему – меньше биться гитарой надо. Максим смущенно поглядывал по сторонам, отыскивал удобное место для выхода. Он нашел место в ящике шкафа и ушел. С тех пор Шиль не трогал его, а потом этот мещанин ушел на нижний слой – слишком уж простой он был, вот его и выбрали – и Максим не вспоминал о нем. Зато Люду он помнил очень хорошо. Потому-то он и шарахался от бабочек.
Сейчас Максим прыгал на своей ноге и все боялся опоздать. Ведь все ждут от него плавучести и скорости, ведь все укрепили мнение на плоскостях, что скоро его ждет следующий слой, или языком Старых, неизведанная грань. Фи! Ну и язык.
А он – что он? Он опаздывает, да еще без шапки.
Максим все прыгал и прыгал на одной ноге, при этом страшно матерился, потому что нога ужасно чесалась, а возможности почесать ее не было – оставшейся рукой нужно было держаться за верх. Наконец, он пришел к мясорубке. В легкой эйфории, которая всегда находила на него в такие моменты, он прыгнул внутрь, смеясь и плача… от счастья, наверное.
Прошло несколько витков, и вот Максим был в шапке, с новой рукой, ногой и даже в носках. Он быстро разбежался по ближнему потолку, и, выводя в воздухе знаки Старых, открыл люк.
Он пробежал мимо четырехруких сволочей, которые норовили ударить его, оторвать ему руки, ноги, голову и другое, схватил в руку подобие меча и, захлебываясь в здешнем воздухе, резал и резал гадов. Скоро от них не осталось ничего, кроме земли. Оторвавшись от созерцания своей работы, он улыбнулся девушке с шапкой-соплей и вышел из троллейбуса, сердясь на самого себя, что ехал не на маршрутке.
Стараясь здороваться с друзьями и знакомыми, он подходил все ближе к новой королеве. Подошедши к ней, он показал язык и спросил: «Хороша погодка, а?». Королева стушевалась, видно, никак не ожидала столь скорой перемены в отношениях между ними. Скоро она оправилась и дотронулась рукой до его голого уха. Теперь застеснялся даже Максим, это было просто шокирующее для него. Он не был готов к такому, и, нырнув в глаза первой встречной, избавился от ее общества.
Максим огляделся. Он был в лодке, посреди реки. Лодка была без весел и текла по течению, так медленно, что казалось, и не перемещалась вовсе. Максим вздохнул – знакомая ситуация. На этот раз он решил помочь. Сначала он достал из кармана лодки шприц и выкинул его в реку. Затем, медленно раскачивая лодку, он добился того, что вода вокруг начала шипеть и плеваться. Сейчас, сейчас… Есть! Из воды вынырнуло весло, Максим бережно подхватил его и положил на дно лодки. Все.
Он прыгнул в воду, не испытывая ни облегчения, ни сочувствия, ни радости. Эта вода была просто вода, а не чай или арбуз. Скоро он выплыл из этой речушки болотного цвета и сосредоточился на последних событиях. Что же он пропустил? Что он пропустил? А!
Максим пропустил веники! Он совершенно забыл про них, как забывают о ночи кактусы, и это было очень опасно. Хорошо хоть теперь вспомнил.
Он почистил зубы и скривился от боли – болела кисть и нога. «Бедняга!» поддерживала Максима его тень, «держись!» приговаривала она, и скоро боль ушла. Поистине, глуп тот, кто отказывается от своей тени!
Из магазина выходили люди, но Максим никого не узнавал. Один из них остановился и стал нахально изучать Максима, останавливал других людей, тыкая пальцем в его сторону и громко кричал: «это Максим, вы его видите? Это Максим, вы его помните?!»
Максим не выдержал и чихнул.
Вокруг была просторная комната, выражаясь точнее, зал. По его периметру стояли разные люди, но Максиму некогда было смотреть кто тут кто, его задача сейчас – держать флаг, иначе о вениках придется забыть.
Он все держал флаг и держал, пока вдруг с ужасом не заметил, что рядом с ним стоит какой-то наглец с флагом противной стороны. Это было чересчур. Он вырвал флаг из рук нахала и побежал из зала, потому что знал: догонит – даст щелбан.
Быстро ориентируясь в обстановке, он вставил чужой флаг в цветочную клумбу, и, взяв под мышку свой флаг, он побежал вверх по лестнице, затем свернул в левый коридор, открыл вторую дверь справа и вошел в маленькую комнату с кроватью. На кровати лежала какая-то одежда, и Максим быстро переоделся в нее. Теперь можно было со спокойной душой поломать об колено флаг и выпрыгнуть в окно, за вениками.
Веники, конечно, он получил, но вместе с ними он получил и новый заказ, серьезней всех предыдущих – убить мещанина. Да не просто убить, а так, чтоб это видели важные мещане из западного крыла, и чтобы непременно это видел кто-нибудь из Старых. Это была трудная задача, но для него самым неприятным, страшным, тревожным было то, что там может оказаться и Люда, и новая королева. Очень, очень скользко.
Максим вышел из аэропорта и свистнул, ноту ля, конечно. Опять все тот же человек, из магазина, был тут и, завидев Максима, упал на колени и стал, сквозь стон, кричать: «Это Максим! МАК-СИМ! Смотрите! Максим, вы видите? МААААККСИИМММММ!»
Максим подбежал к человеку и ударил его локтем в коленку, чтобы тот заткнулся, но вместо этого человек заверещал: «Саша, Витя! Ну, хоть вы его видите!?» В ответ Саша, стоявший рядом, только посмеялся, а Витя сказал: «Так, так, звычайно. Успокойся уже, поезд скоро».
В сознании Максима промелькнуло сомнение – что-то здесь не так. Но размышлять было некогда, и он сел в маршрутку.
Внутри ее он постарался собраться и разложить все по полочкам, как он иногда любил.
Итак, ему предстояло:
А – пригласить на встречу нужного мещанина, и, скорее всего, в день недели, и, скорее всего, куда-то.
Б – сказать этому мещанину, что будет весело, или будет грустно, или что-то вроде этого, но только чтобы пришло побольше важных мещан, желательно западных.
Т – найти повод или причину для того, чтобы запретить приходить на встречу девушек, которые были бы знакомы мещанам и высшим сферам, то есть не дать быть Люде и королеве.
Ж – достать оружие, но лучше просто яд.
Ъ, и это самое важное – остаться неизвестным, при этом не теряя шапки.
Когда убийца так ясно себе представил план, он успокоился и наконец ответил водителю, что не может заплатить ему, поскольку у него нет денег. Кроме того, он не знает, в какую маршрутку он сел, добавил он, и, недолго думая, открыл дверь и выпрыгнул, покатился по дороге и упал в открытый люк.
Опять четырехрукие набросились на Максима, уже державшего наготове меч, он быстро парировал удары и резал, резал, резал…
Ох, как же я устал. Тяжело.
Вздохнув, Максим присел в кресло-качалку и задумался. Время до убийства еще было, поэтому можно было еще поразмыслить. Что-то не давало покоя Максиму, как какая-то пружинка в супе или розетка в банке. Трижды повторив: «Отыми, но не тронь, это прорость, прорость, прорость», он застыл в оцепенении. До него дошло.
Вот что, вот! Тот человек из магазина, который потом был рядом с аэропортом… Впрочем, нет, не этот человек, а его приятель. Аскольд, кажется? Нет, Витя. Так вот, он сказал: «Поезд скоро». Но ведь это был аэропорт. Я понял, понял!
Он стал бегать по комнате и бить стены руками, смеясь и плача. Как же я мог сразу не догадаться! Ведь все ясно! Теперь просто ясно! Меня подставили, Старшие, подлецы. Нет, ни в коем случае нельзя убивать мещанина, ни в коем случае. Нужно убить королеву!
Но весь план отменять не надо, отменить нужно только пункт Т. Пускай там будут и Люда, и королева, и пускай Люда увидит, как умрет королева. Конечно, она не увидит, что убил ее я, но потом Люда не сможет не заметить, что я рад этому, и тогда! Тогда!
А что тогда?..
Подумаю потом, нужно спешить.
Максим взял кресло-качалку и слепил из нее лошадь.
Лошадь неслась по сельской дорожке, мимо озера, мимо березовой рощицы, вперед, к телеграфному столбу. Почему не по мобильному – да потому, что Максим боялся заходить в любые магазины, а магазины, где продают стартовые пакеты – боялся тем более, послать же королеву он не мог – не позволяли приличия, впрочем, теперь он точно никуда ее не пошлет.
Передав дрозду-телеграфисту всё, как надо, Максим закурил. Струйка дыма мерно крутилась, изображая в воздухе Люду и ее последнее тело, Максим любовался этим и не мог оторваться. Наконец, дрозд-телеграфист повесился, и Максим улыбнулся – дело за малым.
Достав где-то соли, убийца отправился к месту. Почему соли? Потому что он боялся собак, а собаки не любят кошек. Кошки охотятся за мышками и крысами. Ежики же, в отличие от убеждений многих, едят не яблоки, которые валятся на них в лесу, а разных насекомых – жучков, паучков, змей… Или не змей? В общем, именно поэтому он и взял соль.
Незаметно для всех Максим намазал солью блюдо и ноги королевы, и она, страшно клацая зубами, забилась в предсмертных судорогах и, собственно, умерла.
Старый не подал виду, но Максим теперь знал – нельзя доверять никому, тебя всегда обманывают и используют в своих целях, козлы! А почему собственно, козлы? Козлы тут совсем не причем, как и бараны, ежики, груши, евреи… Надо будет разобраться во всем этом, но только позже. Сейчас нужно сваливать.
Нырнув под плинтус, он задержал дыхание и через какие-то мгновения был на площади, среди множества прохожих, чахлых деревьев и домов. Ужасно чесались ладонь и пятка, хотелось есть и убивать. Завидев на одном из деревьев белку, Максим деловито подошел к дереву, погладил его немного, дважды обошел его, приговаривая при этом: «Карий ноготь верил тьме, слушай, кушай, ты - пельмень!»
Неожиданно и для дерева, и для белки, он резким движением головы и челюстей откусил кусок дерева. Пока дерево и белка не оправились от шока, Максим повторил укусы несколько раз, пока дерево не свалилось на дорогу. Тогда он подбежал к белке и оторвал у нее левую лапку. Ура, теперь он не будет голоден по крайней мере до следующего приступа голода! Положив лапку в карман, Максим отправился прочь от тельца белки, доживающей свои последние секунды.
На перекрестке трамваев его ждала Люда. Нет, на самом деле она его не ждала, у нее были свои дела, но Максиму было приятней думать так. Он улыбнулся ей и хотел было станцевать, но неожиданно понял – он не сможет этого сделать. Не потому, что не умел, нет, просто Люда особенная, не такая, как другие.
Максим уже думал, что Люда не заметила его, но она улыбнулась в ответ. О, счастье!
Люда все улыбалась и улыбалась, пока, наконец, не сказала: «Ты – Максим».
Максим с еканьем в груди, едва унимая дрожь, сказал ей: «Ты – Люда».
Тогда они обнялись и заплакали. Была осень, и сентиментальная любовь была в моде.
Они стояли так очень долго, пока Люда не взяла Максима за голое ухо, а Максим не поцеловал ей кончик мизинца левой руки, и они ушли в разные стороны.
Максим огляделся по сторонам, посмотрел на себя, затем внутрь себя и радостно вздохнул – он перешел на новый слой.