Перед Новым годом Михаил Анфилович обязательно покупал в магазине торт. Предпраздничный поход в магазин уже давно превратился в своеобразный ритуал. К Афанасьевым непременно съезжалось много родственников и утром предпраздничного дня, Елизавета вручала мужу огромный список продуктов, которые нужно купить. Торт в этот список она никогда не вписывала, тут инициатива целиком и полностью принадлежала Михаилу Анфиловичу.
Пройдясь по базару и ближайшим магазинам, Михаил старательно вычеркивал химическим карандашом то, что было уже куплено, умышленно забывая приобрести какую-нибудь мелочь. Возвратившись домой, он картинно хлопал себя по лбу и, сетуя на старость и склероз, снова отправлялся в поход, чтобы купить свой символ праздника - магазинный торт.
Стоя перед заставленной сладостями витриной, он с удовольствием разглядывал кремовые розочки, качал головой и поглаживал бороду. Потом, потирая ладони, ждал, когда продавщица перевяжет бечевкой картонную коробку, брал драгоценную покупку и бережно, держа ее обеими руками перед собой, отправлялся домой.
Старательно отряхнув с полушубка снег, Михаил Анфилович боком протиснулся в дверь и замер под сверлящим взглядом Елизаветы Петровны.
- Сладу с тобой никакого нет, - всплеснула руками Елизавета. – Опять ты эту гадость, маргарином перемазанную принес! Люда! Вера! – позвала она дочерей. - Хоть вы ему скажите! Разве ж я плохой торт сделала? Свой, сметанным кремом перемазанный, а он… Ты ж меня перед зятьями как хозяйку позоришь?! Я и пирожки замесила, и начинку к пирогу сделала. Что, не печь теперь?
- О! Завелась, – пробурчал в ответ Михаил. – Пирожки пирожками, а торт тортом. На-к, Люд, в холодильник поставь.
- Да ладно, мама, не пили его, - смеясь, сказала Вера, помогая отцу раздеться. Купил и купил. Ты ж знала, что все равно купит. Все съедим.
- Где мужья? – осведомился у дочек Михаил Анфилович.
- В маленькой комнате с соседом Гришкой сидят, байки травят. Мы их туда выперли. А то вертятся вокруг праздничного стола – то украшение с салата съедят, то колбасу с тарелки утащат, - ответила Люда.
- Выгнали и до праздника в большой комнате запретили появляться, - подтвердила Вера.
- Я, это, к ним пойду, - решил Михаил.
- Иди, иди, там тебе самое место, - с наигранной злостью напутствовала его жена, - толку от вас, мужиков, никакого. Только под ногами путаетесь.
Анфилыч не возражал. Он, как пловец, плывущий брасом, раздвинул дочерей в стороны и вошел в комнату, где временно пребывало в заключении мужское население.
Когда открылась дверь, мужики похватали стоящие на столе стаканы и бутылку, неуклюже пытаясь их спрятать, но, увидев Михаила, расслабились.
- Что, Михал Анфилыч, и вас в ссылку сослали? – спросил Федор, муж старшей дочки Люды.
Тесть не ответил. Он строго посмотрел на початую бутылку водки, потом подошел к книжному шкафу и вынул оттуда первый том Большой Советской Энциклопедии. После он заглянул в образовавшуюся в плотном строю книг щель, засунул туда руку, добыл граненый стакан и вернулся с ним к столу.
- Анфилыч, а вы, оказывается, подпольщик, - хохотнул сосед Гришка.
- Станешь тут, - хмурясь, сказал глава семьи. – У меня вон банка молодых грецких орехов на спирту стоит… для растирания, - добавил он после паузы. - Из горла растираться неудобно.
Мужики заулыбались.
- О чем разговариваете?
- Да вот, от скуки истории разные травим, про случаи разные необычные,– ответил Степа, муж младшей дочери хозяина квартиры.
- Мистические, - добавил Гришка, наливая соседу в стакан на два пальца водки.
- И кто чего рассказал?
- Степа про мужика повешенного, что у них по переулку бродит, Гришка - брехло, как на Урале снежного человека видел.
- Брехло! – возмутился сосед. – Да я его вот как тебя сейчас… Здоровый, зараза, мохнатый… Есть они! Вон Анфилыч в тайге лес валил, наверняка, видел. А? Анфилыч…
- Правда, - поддержал Гришу Степа, - вы, Михал Анфилыч, столько лет в глухих лесах проработали. Наверняка что-то мистическое видели. Может, расскажете?
Михаил оглядел собравшихся, как бы предлагая, чтоб его поупрашивали. Мужики, соблюдая положенную церемонию, принялись уговаривать.
- Мистику, говорите, - с деланной неохотой начал старейший член компании, - ну, давайте выпьем, чтоб мысль лучше текла…
Манипулятор погрузил в кузов последний ствол и машина, обдав вальщиков струей выхлопных газов, медленно поползла по расчищенной трактором колее к дороге.
Бригадир, Иван Филиппыч Строганов окинул взглядом аккуратно прорезающую тайгу просеку.
- Что, Филиппыч, любуешься? – задал вопрос один из лесорубов, неугомонный и шабутной Сашка Ковельников. – Красиво у нас получается.
Бригадир не ответил. Он глубоко вдыхал морозный воздух и выпускал из огромных волосатых ноздрей клубы пара, удовлетворенно разглядывая ряды пней, являющихся результатом его добросовестной работы.
- Вы вот, гордитесь, - не унимался Сашка, - план перевыполнили, до срока делянку сдали. А чем тут гордиться? Вы хоть знаете, что деревья кислород вырабатывают. Мы таким вот ударным трудом поработаем еще лет десять и задохнемся все, к чертовой матери.
Мужики загоготали, а Иван Филиппыч перевел свой тяжелый взгляд с пеньков на Сашку и неодобрительно крякнул.
- Шабаш. Пошли к вагончику. Переезжаем.
- Филиппыч, а Филиппыч, - затараторили в один голос мужики, - а как же праздник, праздник-то, по поводу выполнения и перевыполнения.
- Будет вам праздник, - добродушно ответил Иван Филиппыч, который к распиванию алкоголя относился исключительно строго, выдавая спирт пайками – по 200 грамм в день на человека, - варите картошку, открывайте консервы, сегодня тройная норма.
Объявлению бригадира несказанно обрадовались. Ивана Филиппыча - огромнейшего мужчину, обладающего здоровенными, величиной со средний арбуз, кулаками, боялись и старались ему не перечить. Сенька рябой рассказывал, что в прошлом году, размечая делянку, они с Филиппычем наскочили на медведя. Мише что-то не понравилось, и он попер на бригадира, которому ничего не оставалось, как влепить наглеющему зверю по уху. Хозяин тайги рухнул и минут пять не поднимался. Сам Филиппыч об этом случае умалчивает, но Сенька божится, что было! Мало того, говорит, что сердобольный бригадир с флягой к роднику бегал – мишку водой отливал.
Что правда, без надобности Иван Филиппыч кулаками не махал. Человек был справедливый и медлительный, за что коллективом уважался. Потому и выбрали бригадиром. На руководящих должностях торопиться нечего. Спешка только при ловле блох помогает. Начальник должен быть рассудительным и обстоятельным. Мужики это понимали. Вот, например, непоседу Сашку любили, но всерьез не принимали.
- Эх, мужики, - не унимался охочий до бестолковых разговоров Ковельников, - а чем мы работаем? Это что ли пила? – похлопал он по взваленному на плечо орудию производства. Я когда в районе работал, к нам канадские дровосеки по обмену опытом приезжали. Так их бензопилы в два раза легче, никелированные, блестят, что у моей Нюрки глаза.
- На что тебе легче, - удивился один из мужиков, - ты че, немощный?
- А блестящие, - стал подначивать второй, - вроде парень, а не сорока.
- Что с вами говорить, - притворно обиделся Саша, - темнота, деревенщина. Ладно, бензопила, ты вот Вась на свой топор посмотри. Топорище кривое, корявое. Один из тех канадцев с собой топор в чехле возил. Лезвие широкое, ручка полированная, ухватистая. Хоть весь день руби – не устанешь. Потому-то их дети в школе учат, что топор – инструмент для обработки дерева. А у нас учительница, Марина Сергеевна, на мой вопрос, что, мол, такое топор, спросила, не дурак ли я. Хохочете? Нет в вас любознательности. Каждая вещь научное определение имеет, и мне его знать хотелось. На то оно и дается, образование. Из вас энциклопедию хоть кто-то читал? То-то. Так вот в энциклопедии написано, что топор – приспособление для рубки дерева. Приспособление. Слышали? У них инструмент, от того и удобный, а у тебя Вась, приспособление, оттого и корявое. Этак и мясорубку приспособить можно. Взять деревце потоньше и лупить, пока не сломается.
- Дерево или мясорубка? – поинтересовался Сенька.
- Дерево, - ответил Вася. – Наша мясорубка не сломается. Не то, что канадские.
Дружный хохот сотряс воздух, заставив медленно падающие снежинки вращаться быстрее.
Подготовка к празднику радовала всех, кроме тракториста. Ему до прибытия на новое место спирт не полагался. Он уныло бродил вокруг деревянного, обитого жестью вагончика на полозьях, служившего вальщикам домом, и мечтал о вечере.
“Вот сядем”, - думал тракторист Кутепов, - “выпьем по сто грамм, огурчиком соленым закусим, картошечкой с тушенкой. Поговорим по душам, песен споем”.
- Эй, - высунулась из вагончика лохматая голова Сашки Ковельникова, - Кутепов! Замечтался? Не спи - замерзнешь. Цепляй вагончик и в путь. Мы внутри посидим. Накатим, чтоб дорога короче казалась.
- Вы про меня не забудьте. Знаем ваших, пока довезу, ни пожрать, ни выпить не останется.
- Так ты быстрей вези, старайся!
Кутепов вздохнул и полез в трактор.
- Чтоб дорога короче казалась, - бормотал он себе под нос. – Как же. Так наулюлюкаются, что половина вообще дороги помнить не будет. Еще повываливаются с пьяну.
Он вылез из кабины, и повесил шумящим вальщикам на двери амбарный замок, чтоб никого по пути не потерять.
- Береженого бог бережет, не береженого конвой стережет, - повторил он услышанную в фильме “Джентельмены удачи” фразу и надавил на газ.
Примерзший вагончик заскрипел, но остался на месте. Тракторист надавил еще, потом еще. Трактор заревел, поднатужился. Стронулись. В малом окошке, что с торца появилась морда бригадира. Видно радуется, что поехали.
- Пусть гуляют, - решил Кутепов, - мне не жалко. Я свое вечером наверстаю. Доехать бы быстрее, путь не близкий, пятнадцать километров, - подумал он и прибавил скорость.
Когда прибыли на место снег совсем прекратился. В надвигающихся сумерках поляна и деревья вокруг нее казались укутанными фиолетовой ватой и были такими красивыми, что тракторист невольно залюбовался.
Потянувшись, он обошел вагончик, чтоб снять замок и только тут понял, что внутри стоит совсем не типичная для компании из восьми пьяных мужиков тишина.
Дверь медленно открылась, выпустив наружу облако пара и качающуюся из стороны в сторону громаду бригадира, который с заметным усилием переступил порог и сел на него, недобро глядя на оробевшего, почувствовавшего неладное Кутепова.
Спустя еще несколько секунд, в проеме двери показалась красная рожа сжимающего топор Васьки, и послышались голоса, хрипло его подбадривающие.
- Держи его Вася, держи падлу. Ща мы поможем. Отдышимся малость…
Тракторист попятился к лесу.
Вслед за Васей выбрался снаряженный ножкой от табурета Сашка и они, сначала медленно, еле-еле переставляя ноги, потом все быстрее, с каждым шагом набирая скорость, потрусили к продолжающему отступать Кутепову.
- Мужики, вы че? Вы че, мужики? Э! Вы че, сдурели?!!
Когда бригада, вооруженная всевозможными подручными средствами скрылась в лесу, Иван Филиппович поднялся, молча оторвал от дверного косяка доску и медленно побрел в темноту, туда, где пронзительно, с подвывом орал тракторист.
Кутепов пришел в себя в вагончике и сквозь щелочки запухших глаз посмотрел на мужиков.
- За что били-то? – с трудом спросил он.
- Ты зачем вагончик запер? – вопросом на вопрос ответил бригадир.
- Для вашего блага, чтоб не потерять никого. Били, спрашиваю, зачем.
- Пола нет, - ответил Филиппыч.
Он нагнулся, зачерпнул под ногами снег, скатал снежок и отдал Кутепову.
- На вот, приложи. Полозья сильно примерзли. Ты когда дернул, короб с днища сорвало. Двери заперты… Пришлось бегом. Это тебе не хрен собачий, по снегу пятнадцать километров. Гнал-то так зачем?
- Выпить хотелось, - признался тракторист, - боялся, вы все выжрете.
Мороз крепчал. Растущие вокруг поляны деревья заглядывали в оконца стоящего посреди поляны вагончика и неодобрительно качали кронами, подрагивая от непривычного для глухой тайги хохота.
- Ой, Михал Анфилыч, порадовали - держась за живот руками, с трудом выговорил Федор.
- Хорошо вы погуляли! Спору нет! – согласился Гришка. – Только, что ж тут необычного? Ни тебе приведений, ни снежного человека. Где мистика?
- Как это, ничего необычного, - обиделся Анфилыч, - восемь человек всем, чем не попадя, били и ни одного ребра сломанного. Мистика, - закончил он и развел руками.