Как я воспитывал своего брата.
Впервые к вопросам воспитания детей я прикоснулся давно. Тогда мне было всего четыре года, жил я счастливой жизнью: все было мое, - и конфеты, и игрушки, и любовь родителей, и даже велосипед.
В ту зиму морозы стояли лютые, и такие жуткие, что пруд, располагавшийся неподалеку от дома, промерз до дна, и, сквозь, прозрачный как стекло, лед были видны застывшие стайки карасей. И редкая птица рисковала выглядывать на улицу, разве уж голод совсем прижмет, тогда выскочит из теплого укрытия, клюнет заранее высмотренный в сугробе мерзлый кусок безвкусного хлеба, и скорей назад, в теплое гнездо. А в птичьем желудке крошка перекатывается, как льдинка, - даже сытости не чувствуется.
Природа, казалось, пророчествовала, – что-то должно произойти неведомое, великое и страшное, может быть, - землетрясение или всемирный потоп, или другое стихийное бедствие, а может даже родится очередной гений, из тех, которые, как известно, рождаются самое большее раз в сто лет.
Но об этом я не догадывался, меня интересовал другой более важный вопрос, сегодня отец уехал за матерью в больницу и пообещал мне сюрприз. Какой, – не сказал, и теперь я гадал, что он привезет, - шоколадку или конфет. А может даже игрушечный пистолет! От этих мыслей у меня начинало быстро биться маленькое сердечко, и я нетерпеливо блуждал по темной комнате.
Однако, ни конфет, ни шоколаду, ни даже пистолета отец не привез. Когда он зашел домой в руках у него был только огромный голубой сверток. Я недоумевал – что же это может быть? Но пока надежды не терял….
Мать взяла из рук отца сверток, осторожно положила его на кровать и стала разворачивать.
Сто одежек и все без застежек, - что это? Ошибаетесь, это не капуста. Увидев, что было в синем свертке, я радостно взвизгнул: - Ура! Кукла!
И тут же получил по загривку! Это было возмутительно, - до сих пор никто не осмеливался трогать меня. Я надул губы, и приготовился зареветь. Мать сердито шикнула, - тихо, ты, сумасшедший.
После этого реветь я поостерегся. А отец, загадочно улыбаясь, тихо говорил.
- Это не кукла, это твой братик – Сережа.
Но я уже и сам видел, что это не кукла, – «оно» зашевелилось и открыло глаза. Он был красный, как раскрашенный в боевые цвета индеец, и сердитый. Увидев меня, мой новоявленный братец широко, будто намереваясь меня проглотить, открыл рот и издал пронзительный душераздирающий вопль. Я такого еще никогда в жизни не слышал, - это было что-то среднее между ревом разъяренного слона и сиреной магистрального локомотива. Однажды я слышал вопль такого паровоза, из-за чего потом долго боялся приближаться к железнодорожным путям. Но это было еще страшнее.
Я вздрогнул и зажал уши ладонями. Я почувствовал, что мой братец мне решительно не нравится.
Несколько дней я настороженно изучал своего братца. Выводы мои были неутешительны – это был явный конкурент. Все внимание мамы было отдано ему. Поэтому при первом удобном случае я попросил отца, чтобы он этот сюрприз отнес обратно туда, откуда взял. Зачем он нам, - убеждал я, - когда есть – я, гораздо более умный и красивый.
Ни отец, ни мать моего предложения не приняли, наверно я недостаточно убедительно разъяснил достоинства этого дела. Так что пришлось смириться с его присутствием в нашем доме.
Я довольно долго еще не подходил к нему близко и делал вид, что он меня совсем не интересует, но потихоньку наблюдал за ним.
В начале, он только и делал, что лежал и сосал кашу из небольшого пузырька. Пузырька вскоре ему стало не хватать и ему дали обычную полулитровую бутылку. Я в душе возмущался, - как он был ненасытен! Стоило только бутылке опустеть, как он отшвыривал ее в сторону и не успевал еще утихнуть ее грохот, как издавал вопль. Его вопль стал знаменитым среди моих друзей, – я приводил их специально послушать его. Эффект был замечательный, тот, кто уже раньше слышал его и был подготовлен, - вздрагивал и бледнел, остальные же просто валились с ног в панике.
Я видел, как мой братец быстро вырастал в серьезного противника. Ко мне его враждебность росла, теперь стоило мне приблизиться к нему, как он сердито округлял глаза и орал благим матом. Естественно тут же прибегала мать, и мне приходилось отвечать на давно уже ставший знакомым вопрос – изверг, ты что делаешь с ребенком? И я всегда недоумевал, – почему на этот вопрос должен был отвечать я, а не он?
Я долго ждал, когда все-таки родители образумятся сами, но, наконец, понял, что дальше смотреть на это безобразие сквозь пальцы нельзя, опасно. И я решил заняться его воспитанием сам. Если люди умудряются приручать опасных хищников, то почему нельзя приручить его? Риск, как я считал, был не очень большой, - зубов у него почти не было, и он не мог сильно укусить меня.
Уверенность, что я справлюсь с этим делом, была велика. Правда, я никак не мог сообразить – с чего начать, чем руководствоваться. Читать я еще не умел, поэтому использовать методическую литературу по воспитанию детей, разумеется, не мог. Я мог, конечно, научиться читать, но это было бы слишком не скоро, а за дело нужно было браться немедленно, - я с тревогой наблюдал, как с каждым днем у него появлялись новые острые зубы.
Я мог бы почерпнуть знания из радиопередачи «Взрослым о детях», но вот беда – эта передача навевала на меня неудержимый сон: всего после десятка слов я уже крепко спал. Опыт телевизионной передачи «Ребятам о зверятах» тоже не подходил, - там имели дело со смирным диким зверьем.
И тогда я решил выработать свой метод воспитания и опробовать его на практике. Заверяю – тогда о диссертациях и об ученых званиях я и не помышлял.
Но, интуитивно, я дело начал с выработки у братца положительных эмоций на мое появление рядом с ним. План был очень прост: вы знаете – все дети любят конфеты, это я и решил использовать.
Улучив момент, когда мать вышла из дома, я решительно подошел к нему. Он, как обычно, при моем приближении открыл рот, чтобы просигналить о своем недовольстве, и я немедленно воспользовался этим, сунув в открытый рот заранее приготовленную конфету. Он удивленно взглянул на меня и сморщил лоб, пытаясь сообразить, чтобы это значило. Задумчиво пожевал конфету, а потом неуверенно тихо затянул: – а-а-а!
Я был в восторге, – это хороший признак, - он поддавался дрессировке… то есть, извиняюсь, – воспитанию.
Мои надежды оправдывались, спустя всего несколько сеансов он уже только беззвучно разевал рот при моем появлении, был настроен весьма дружелюбно, и совсем не хотел орать.
Наконец, я решил проверить, как закрепились привитые ему навыки, и как он среагирует, если я подойду к нему без конфеты.
Я проделал опыт по установлению с ним контакта, как обычно с конфетой, и сказал, - Сережа, а теперь я выйду, а потом снова подойду к тебе, но без конфеты, и смотри, чтобы не орал, а то вообще больше никогда ничего не дам.
Он согласно закивал головой.
- Молодец, - поощрил я его, - ты понятливый ребенок.
Я вышел за дверь, выждал некоторое время и вернулся назад. Он стоял в кроватке и трудолюбиво водил обеими ладошками по стене. Увидев меня, он расплылся в широкой добродушнейшей улыбке, и протянул ко мне руки.
- Ура! – радостно воскликнул я. – Итак, первый этап в воспитании ребенка закончен. Он приручен!
На радостях я обнял его. Он смеялся и гладил меня по лицу. Я был растроган.
Внезапно, сквозь обильные слезы радости я почувствовал какой-то посторонний запах. Да и гладил меня он не просто так, а казалось аккуратно мазал мое лицо чем-то липким и неприятным.
Я провел ладонью по лицу и озадаченно посмотрел на оставшийся на ней желтоватый цвет, потом машинально лизнул его. И я мгновенно понял, - что это. И радость моя исчезла быстрее сверхзвукового самолета, и я почувствовал, как весь мой организм возмутился проделанным опытом, и к горлу подступила неудержимая тошнота. И мне захотелось вывернуться наизнанку и тщательно промыться под краном.
До туалета добежать я не успел…
Ах, муки творчества! Если бы вы знали, что испытывает изобретатель, открывший в своем любимом детище, совершенно неожиданные неприятные свойства. Сколько он испытывает разочарования. Но, с каждой неудачей он набирается все больше опыта и действует все более осторожно, но и это не спасает его от неудач.
Произошедший со мной неприятный случай несколько охладил мой пыл к практике в воспитании детей, и я почти месяц не подходил к нему близко. Но чрезмерное любопытство и короткая память побудили меня продолжить свои опыты.
Теперь я решил научить его быть добрым, щедрым, делиться со мной. Это я считал обязательным качеством для младшего брата.
Я дал объекту исследования две совершенно одинаковых конфеты и попросил его одну из них вернуть мне. Получив конфеты, он, решительно, не задумавшись ни на секунду, отрицательно покачал головой и спрятал конфеты за спину.
Я попытался убедить его.
- Сереженька, ты ведь добрый, а все добрые делятся со своими братиками. Дай одну конфетку.
Сереженька, может, где-то далеко в душе и хотел быть добрым, но конфету отдавать не собирался.
Я строго пригрозил ему: - Сережка, если не дашь мне сейчас же одну конфету, то отберу обе!
Сережка быстро засунул конфеты в рот (фантики он так и не развернул!) и энергично зашевелил челюстями.
Я возмутился.
- Ах вот ты какой? Я скормил тебе целый килограмм конфет, а ты пожалел всего одну. Бессовестный жадина!
Сережка изумленно, но внимательно выслушал меня, потом нагнулся и я увидел, как над моей головой блеснула бутылка с кашей.
Меня спасло только то, что сил у него еще было мало, а бутылка была почти пустой. И оправдывает меня только то, что тогда я был слишком молод, и имел мало жизненного опыта, и совершенно не предполагал, что даже кролики не любят критики. (Если не верите, можете проделать опыт: возьмите самого смирного кролика и, глядя ему прямо в глаза, критикуйте его. Например, заявите, что он похож на осла или что-то в этом роде. Только предупреждаю, – держите его крепче, он обязательно вас попытается укусить и вырваться. И знайте меру – не выдержав критики кролик может сдохнуть).
Когда я пришел в себя, я решил воспитание ребенка прекратить, оно становилось слишком опасным.
С тех пор прошло много лет. Мой брат вырос. А я продолжаю заниматься вопросами научного подхода к воспитанию детей. Правда, практикой я заниматься не рискую, я считаю, что я прирожденный теоретик. В общем, все было бы хорошо, если бы недавно жена не преподнесла мне неприятный сюрприз: она недавно сказала, что у нас скоро будет ребенок. Теперь вся моя жизнь наполнена тревожным ожиданием. Ведь синоптики опять обещают суровую зиму.