Мир создан для журналистов. Чтобы не происходило даже в самых отдаленных уголках, всегда найдется пища для их ненасытных глаз-камер, ушей-камер, ртов-камер. Трагедия, боль, радость чья-то – для них – сенсация, информационный повод. Для них? Точнее, для нас.
Журналисты – неудавшиеся писатели. Журналистский талант рождается на стыке двух ощущений – способности оценить прекрасное и неспособности его создать. Этот нехитрый тезис и подтверждает мое редакционное удостоверение, с которого прямо в глаза смотрит лысеющий староватый «молодой» человек – оптимист, не думающий о том, что все зубы лечены, а утешающий себя титановыми штифтами, трансплантантами и фотополимерами. Хорошо, что цыгане смотрят зубы только у лошадей. Попади я на невольничий рынок, меня бы уже никто не купил.
Итак, я принадлежу к растерявшемуся цеху, который привык в обмен на квартиры-машины славить одну великую партию, а в эпоху перехода от тотального контроля к тотальному безразличию стал обслуживать деньги, сплетни и катастрофы. Профессиональная привычка смотреть на мир глазами стороннего наблюдателя очень помогает психике. А как иначе, когда оператор снимает крупным планом останки тех, кто ничего дурного не ведая, пришел в фитнес-клуб, крыша которого не вынесла интенсивного потоотделения и сложилась. Крупный план, камера, эфир и текст за кадром: «Не ходите, граждане, в спортзал – здоровее будете».
Мне очень нравится теория происхождения человека от каких-то инопланетян, залетевших на Землю. Простите за каламбур, но если действительно наша первооснова – случайно разбрызганная космическая сперма, то какая-то инопланетянка таки залетела. А что: прилетели, свежий воздух, травка, солнышко светит, птички поют, долгое космическое воздержание… Трахнулись на радостях – и вот они мы. Хорошая теория, получше, чем представлять, что то же самое делали две грязные немытые волосатые обезьяны, одна из которых была самкой, а вторая – моим прапращуром, и вашим, между прочим тоже. К сожалению, я больше склонен доверять дарвинизму. Во-первых, сам люблю самок, правда, мытых и не волосатых, а, во-вторых, оценивая сегодняшнее состояние своего вида, незаслуженно присвоившего определение sapiens, не хочется верить, что космический разум мог создать бесцельно эволюционирующее человеческое дерьмо. Было бы здорово думать, что все произошли от обезьян, а я один – от инопланетян, но для думающих так уже давно открыты специальные лечебные учреждения.
- Вы курите?
- Курю.
- Не найдется сигареты?
- Найдется. С удовольствием.
Самка. Типичная. Очки, острый нос (не носик!), мужские движения. Такая в постели все делает быстро, как по уставу: «Нале-во! Ать-два!», и поворачиваешься. И вещи аккуратно сложены у кровати стопочкой. Теннис. Лошади. «Фольксваген-гольф». И стрижка характерная. А где стрижка – там интрижка. Это я придумал! Классик, сам себя цитирую.
- Спасибо. Не знаете, скоро начнут?
- Неизвестно. Нужно же еще придумать, что народу врать.
- Вы – циник.
- Увы, нет. Я – реалист.
- И как Вы оцениваете это, - она запнулась, подбирая слово, сделала глубокую затяжку, - эту катастрофу?
- Честно?
- Конечно, мы же свои, - незнакомка кивнула на мою аккредитационную карточку. Так как?
- Как раззвездяйство. Или в проект не смотрели, или цемент на площадке украли.
- А зачем мы об этом пишем?
- Странный вопрос. А зачем мы кушаем? Кушать то что-то нужно. Плюс маленький шанс, что другие гоблины прочтут и поймут, что все может упасть на голову не каким-то абстрактным людям, а их собственным драгоценным отпрыскам. Вдруг, внимательней станут. В древности жил такой царь – Хаммурапи, так его закон гласил, что если архитектор построил дом, а дом развалился и убил сына хозяина, то хозяин имел право убить сына архитектора. А Клодт, чтобы пресечь клевету досужих столичных сплетников, в момент открытия стоял на своей арке.
- Похоже, Ваш Хаммурапи нашим не указ.
- Нашим все не указ. Меня воротит от слова «менталитет». Даже слово «жопа» звучит красивей.
Она рассмеялась, но как-то невесело. Только ямочки на щеках не подчинились текущему скорбному моменту и обаятельно засияли, противореча минорному выражению глаз.
- Здорово. И не грубо.
- Спасибо. Может, плюнем на все, и выпьем кофейку где-нибудь, неизвестно же, когда начнут.
- Где-нибудь где?
- Например, у меня дома.
Она задумалась и в этот момент стала еще симпатичней. Я стал мысленно ее гипнотизировать:
- Ну, соглашайся же, ты же хочешь продлить знакомство с обаятельным и образованным журналистом. Со-гла-шай-ся. Нафиг тебе эта безрадостная пресс-конференция? Соглашайся!!!
- Нет, я не могу, - ответили «ямочки», озвучив раздумья. У меня только испытательный срок окончился, а материал нужен сегодня.
- Посмотрим по телеку, будет прямая трансляция. А статью я помогу сделать. В таких случаях всегда говорят одно и тоже. Где Вы припарковали машину?
- У меня нет машины.
Да, старею, промазал. Значит, нет ни тенниса, ни лошадей и лифчик на непонятной застежке.
Лифчика, к счастью, не было. Через пару часов я сидел за компьютером, глотая холодный кофе, и барабанил по клавишам:
- Президент выразил соболезнование семьям погибших и распорядился выделить материальную помощь из средств федерального бюджета.
Я почувствовал прикосновение губ у затылка. Две маленькие грудки прижались к спине.
- Спасибо.
Я продолжал выстукивать дятлообразную дробь, не поворачивая головы, вымещая на безмолвной клавиатуре всю ярость за бессмысленно отданные кем-то жизни, за отсутствие чувства защищенности в собственной стране, за свою беспомощность и смирение. И за то, что никогда не смогу ничего дать этой девочке. И за слабость, что об этом сожалею.
- Спасибо за кофе! – Рассердилась, и снова ямочки загримасничали на щеках. Ты даже не спросил, как меня зовут.
- Давай без имен. Считай, что я просто побывал на безымянной высоте.
- Да, ты действительно был на высоте. И все-таки, почему без имен?
- Потому что я даже не спросил, придешь ли ты еще.
- А ты как думаешь?
- Не знаю.
- Емко. Зато честно.
Нахмурилась, надула губы, обиделась. Надела очки. Если верить, что глаза – зеркало души, то надела душезащитные фильтры. Молча взяла пульт от телевизора и нажала на клавишу.
Диктор смотрел с экрана ничего не выражающим целлулоидным взглядом и заученно бубнил:
- В своем обращении Президент выразил глубокие соболезнования семьям погиб…
Щелкнула пультом, выключила.
А она придет. Если опять что-нибудь случится. Надо же куда-то идти, когда остаешься один на один с Одиночеством.