ПРОЛОГ
Работа ночным сторожем очень способствует литературному творчеству. Тишина, скука, желание убить время.
– Сколько бы еще написал Пушкин, если бы не растрачивал себя на балах и дуэлях, а мирно трудился ночным камер-вахтером, – подумал Штукин и стал набирать на экране компьютера:
“В небольшом городке Смолтоне было столько закусочных, центров по урегулированию веса и похоронных домов, что казалось люди там рождаются только для того, чтобы нагулять как можно больше жира, а перед смерьтю весь его сбросить, дабы уйти в лучший мир красивыми и стройными. Но это было не так. В Смолтоне люди приобретали и теряли киллограмы ничуть не чаще, чем в остальных городах. Жизнь в Смолтоне была такой же, как и в остальной Канаде: сытой и скучной.”
Штукин посмотрел на экран компьютера, поморщился и стер написанное.
– Нет, так уже писали, - решил Шктукин. - Опять классики, собаки, опередили. Видно рано мне еще писать мемуары. Хотя скукотища здесь такая, что хоть второй том “Анны Карениной” сочиняй. Как внук Вронского эмигрировал в Америку и на отрицательном примере своего деда перевоспитал Клинтона в примерного семьянина.
Как быстро пролетело время! Отшумели пьяные семидесятые, со скоростью урагана промчались похмельные восьмедисятые, и вот уже к концу подходят грязные девяностые.
– Так проходит слава мира, дайте мне еще кефира, – сказал он вслух. – И вот бывший советский миллионер уже ночной сторож жироплавительного клуба в этой заокеанской дыре.
Он зевнул, с неохотой встал из мягкого кресла и пошел проверять опостылевшие датчики пожарной сингализации, останавливаясь возле каждого и расписываясь в журнале проверки “Николас Бендер”.
Глава первая
ЗИГЗАГ УДАЧИ
В Смолтоне была пятница.
Джек Стэнтон, техник компании по производству салфеток для ресторанов быстрого и медленного питания, скучал на рабочем месте.
– Интересно, почему в ресторанах медленного питания салфетки заканчиваются гораздо быстрее, чем в их быстрых собратьях? – думал он, от скуки листая последний отчет отдела маркетинга. – Может после посещения центров по выплавке жира так хочется есть, что и салфетка кажется семгой?
Свою жизнь в Смолтоне Джэк воспринимал как незаслуженную кару судьбы. В свои тридцать лет он наглядно являл все три признака абсолютно здорового человека: здоровый сон, прекрасный аппетит и полное отвращение ко всякой работе. И, как каждый homo sapiens, он был полностью доволен своим умом и полностью недоволен свой зарплатой.
Компания Джека занимала вторй этаж двухэтажного здания на центральной улице Смолтона. В связи с отсутствием яркого революционного прошлого канадские города средней руки не балуют особым разнообразием названий центральных улиц. Воображения муниципальных властей хватает только на “Главную улицу”, либо “Королевскую улицу”. Муниципальные власти Смолтона имели гораздо более развитое воображение. Поэтому главную магистраль города украшала табличка “Главная королевская улица”.
Первый этаж здания занимало отделение транснационального гиганта “Милости просим”, возглавляемого местным мультилиллионером украинского происхождения Панасом Безенчуком. Внук не только развил и приумножил наследие своего знаменитого деда, но и довел этот cервис до умопомрачительных высот. Теперь в любом уголке Северной Америке уже при рождении ребенка предустмотрительные родители могли сразу же выбрать и оплатить для своего чада место последнего пристанища по красочному каталогу “Лучше нету того свету”, который вручался им вместе с ребенком прямо в роддоме.
Рабочие дни Джэка текли однообразно. Большую часть времени он сидел за столом и, безразлично уставившись в окно, жевал кончик шариковой ручки. При этом он усиленно имитировал, что глубоко погружен в мысли о рационализаторским предожениии по улучшению методики испытаний последней модели салфетки из нержавеющей стали.
Жизнь за окном тоже была скучной и однообразной. Отсутсвовало даже популярное развлечение молодых мужчин “ой, какая кошечка прошла!” В Смолтоне все женщины, независимо от возраста, делились на две группы: те, которые уже прошли через центры по урегулированию веса, и те, которым это было бы совсем не вредно сделать в ближайшее время. Последних было квалифицированное большинство. Причем обе категории не спешили обновлять свой гардероб. С весны до осени он состоял из мешковатых шорт, безразмерных маек и плоских тапочек на резиновом ходу. Смолтонские красавицы носили этот удобный наряд веде – в магазинах и ресторанах, дома и на работе. Последнее, к радости начальников, совершенно сняло проблему сексуальных домогательств на рабочем месте.
Смена времен года не вносила особого разнообразия в смолтонский парад мод. Как мужчины, так и женщины носили безразмерные и бесполые шорты и майки до первых заморозков. Когда землю укрывал первый наивный снег, женщины натягивали на себя мрачной раскраски рейтузы и балахонистые свитера, у которых плечи начинались на локтях. Самые экстравагантные модницы щеголяли в удлиненных пальто и кокетливых шляпках, что очень удачно сочеталось со спортивными кроссовками на ногах.
Холодными смолтоновскими зимами все натягивали джинсы и короткие куртчонки, едва закрыающие пупок. Если этой части тела еще относительно повезло, то ушам было совсем худо. Трудно сказать, чем они провинились, но в течение пяти долгих, морозных и ветренных зимних месяцев убежища них не было никакого. Совсем. Никогда. Поскольку надеть шапку в Смолтоне считалось позором даже большим, чем признать, что ты не одобряешь гомосексуализм.
Зимой, наблюдая за проходящими за окном прохожими, Джэк даже научился определять температуру на улице. Если уши прохожего были слегка розовыми, значит ртутный столбик застыл где-то возле нуля. Ярко-алые уши показывали минус десять. Темно-красные говорили о минус двадцати. А если Джэк замечал, что кто-то из стойкого смолтоновского населения рискнул напялить легкую бейсблольную кепку и его уши излучали количество красного света, вполне достаточного для открытия в городе квартала “красных фонарей”, значит на улице все минус тридцать.
Как и везде, люди в Смолтоне жили разные. Но всех их объединяла одна страсть. Мужчины и женщины, молодые и старые, семейные и холостые, высокие и коротышки, толстые и тонкие, блондины, брюнеты и даже лысые играли в лотерею.
Лотерейные билеты в городе продавались везде: от родильных домов до погребальных контор. Наряду с обычными билетами продавалось немыслимое количество лотерейных билетов с цветными картинками вместо номеров: с игрушками и конфетками для малышей, с собаками и кошками для любителей домашних животных, с современными и ретро машинами для автолюбителей. Были специальные билеты для бизнесменов и домохозяек, полицеских и пожарных, спортсменов и инвалидов, индейцев и лиц арабской национальности, и даже специальные карточки “только для взорслых.” Последние правда продавались в непрозрачных упаковках и не ближе одной мили от всех церквей, школ и здания горсовета.
Джэк не был исключением. Он начал играть в лотерею еще в детском саду, каждую неделю покупал одну карточку и заполнял ее заветными номерами, которые никогда не менял.
Эта пятница началась как обычно. Соседская собака начала лаять и разбудила его в шесть утра (сколько раз он клялся, что когда-нибудь пристрелит ее, а заодно и соседа), машина опять не заводилась (сколько раз он говорил себе, что нужно было покупать японскую) и во время завтрака он так сильно тряс несговорчивую бутылку с кетчупом, что капнул на скатерть. Последняя немедленно отправилась в корзину для грязного белья под комментарии его жены Жаклин, что она очень бы удивилась, если с таким неудачником, как ее недоумок-муженек, не приключился бы какой-нибудь казус.
Когда Джек все-таки завел своего железного друга и добрался до работы, секретарша президента компании Джуди сказала, что президент компании уже как пять минут ждет его в своем кабинете на совещание. И улыбнулась. Ласково и гадливо.
В салфеточной компании у всех начальников были свои клички. Начальника лаборатории сотрудники в глаза называли босс, а за глаза – “Барбосс”, начальника отдела – “Большой Барбосс”, а президента – “Большой Беспощадный Барбосс” или Б-52. Обычно любая встреча с этим тяжелым бомбардировщиком не сулила ничего хорошего, а если ты еще при этом опаздываешь...
Джэк и Джуди терпеть не могли друг друга и находились в постоянном состоянии холодной войны. Возможно поэтому при встрече они улыбались друг другу с удвоенной силой.
Все началось несколько лет назад, когда Джэк пришел работать в компанию. Раньше он считал, что двери в кабинетах существуют для того, чтобы вносить в рабочую атмосферу тишину и успокоение. Но, по доброй североамериканской традиции, в салфеточной компании двери во все кабинеты всегда держались открытыми настежь.
С точки зрения дисциплины труда это, конечно, было правильно. Легко можно контролировть, что в рабочее время никто не спит. А если и заснет, то нарушителя легко можно вычислить по доносящемуся из кабинета храпу. Единственным небольшим недостатком было то, что оживленные рабочие дискуссии в кабинетах менеджеров, громовые голоса снабженцев из динамиков селекторной связи, постоянные звонки телефонов на столах секретарш и прочий рутиный офисный шум свободно лился сквозь гостепреимно открытые двери и создавали такую убийственую какофонию, что в конце рабочего дня бедные инженеры и техники совершенно обалдевали и с трудом могли отличить кальку от синьки.
Стол Джуди стоял прямо напротив кабинета Джека. По своей секретарской природе она не могла жить без телефона. Если телефон не звонил больше, чем тридцать секунд, Джуди начинала ерзать на стуле и звонила кому-нибудь сама. Поскольку Джек не мог закрыть дверь, то ему приходилось выслушивать все: от полного списка закупаемых для фирмы канцелярских принадлежностей до рыданий по поводу размолвки с очередным кавалером. Причем и то, и другое проходило на шекспировском эмоциональном накале, с восторженными криками Great! Perfetct! Fantastic! после каждой закупленной кнопки, и отчаянными причитаниями Oh, God! Jesus Christ! Son of a Bitch! при личных разборках, так что концу дня этот радиоспектакль доводил Джэка до белого каления.
– Ах ты, артистка-нимфоманка недоделанная, – думал Джэк, понуро бредя в кабинет к Большому Беспощадному Барбоссу. – Она специально потратила эти пять минут на бессмысленные утренние “хау-а-ю-мать-твою”, а только потом сказала, что совещание уже началось. Как и моя драгоценная женушка, она считает, что я самый большой неудачник на всем пространстве между двумя полюсами. Ну ничего, она у меня допросится. В один прекрасный день я подложу кнопку под ее похотливую задницу. Самую большую и острую, какую смогу найти в этой дыре.
Когда Джэк вошел в кабинет президента, тот постучал пальцем по часам и начал разговор с простого вопроса:
– Вы что, выпускник госшколы или просто дурак?
Несколько лет назад власти провинции выбрали Смолтон для эксперимента по тестированию знаний учащихся старших классов государственых школ на соответствие стандартам ЮНИСЕФ. Результаты тестирования превзошли все ожидания. В тесте с выбором из нескольких возможных вариантов семеро из десяти школьников выбрали ответы, утверждающие что: ЮНИСЕФ – это заразная венерическая болезнь; площадь круга единичного радиса зависит от того, какая версия Windows установлена на вашем компьютере; во время второй мировой войны Канада, США и Германия сражались против коммунистической России и государство Израиль было основано две тысячи лет назад Исусом Христом.
После того, как результаты тестирования были опубликованы в местной прессе, разразился крупный скандал, практически все родители перевели своих недорослей-Митрофанушек в частные школы и “выпускник госшколы” стало в Смолтоне таким ругательным словом, что Джэк сразу выбрал второй вариант.
После вводного вопроса Б-52 показал Джэку кипу рекламаций на последнюю разработку фирмы – чудо-салфетки из нержавеющей стали. Нужно сказать, что перед тем, как выбросить их на рынок, фирма провела агрессивную и дорогостоящую рекламную кампанию. Все канадские газеты пестрели объявлениями: “Экономьте! Экономьте! Экономьте! Впервые в вашем доме салфетки разработанные по космической технологии НАСА. Покупаете один раз – используете всю жизнь!”
Действительно, новые высокотехнологичные салфетки обладали редкой прочностью и долговечностью. Небольшим недостатком было то, что в конденционированных домах и ресторанах они охлаждались настолько, что приставали к губам навечно и теперь компания была завалена многомиллионными исками от бедолаг-клиентов, поскольку им пришлось прибегать к помощи чудо-хирургов, чтобы отделить себя от чудо-салфеток.
Как всегда, все боссы, и большие, и маленькие, сразу умыли руки и получалось, что все клинья сходились на технике Джэке. Действительно, в конце концов кто испытывал эти долбанные салфетки?
Когда Джэк вернулся к себе в кабинет, у него было такое неприятное чувство, как-будто его целый час заставляли сосать собственную салфетку из нержавеющей стали. Он медленно сел за стол и посмотрел на сегодняшнюю газету. Пятница. Время проверять результаты тиража. Он делал это каждую неделю в течение стольких многих лет, что относился к этому, как к рутинной, надоевшей работе. Все одно, что испытывать опостылившие салфетки. Оплеванный испытатель неспеша раскрыл газету, нашел нужную страницу... и комната закружилась перед его глазами.
Когда синие и зеленые круги рассосались, Джэк опять впился глазами в газету. Никакой ошибки! Он знал свои заветные номера, как Отче наш. Все шесть номеров совпадали. И выигрыш на этой неделе десять миллионов долларов! Десять миллионов!
Джэк откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
– Господи! – думал он. – Свершилось! Я – новый человек. Я начинаю новую жизнь. Теперь я могу относиться ко всей этой шушере также, как они относятся ко мне. И так, с кого начинаем? Конечно, с моей любимой секретутки!
Джэк пнул ногой ненавистный макет салфетки, стоящий в углу кабинета, и уверенно двинулся в сторону Джуди. Увидев его, она тут же натянула на лицо улыбку и включила двойной накал.
Джэк тоже сиял, как нержавеющая салфетка. Он чувствовал необыкновенынй подъем сил и прилив вдохновения. Казалось земля вращалась только для него одного.
– Джуди, солнышко, – небрежно сказал Джэк, хлопнув секретаршу по аппетитному заду. – Сделай мне одолжение, передай Большому Бестолковому Барбоссу, что я ухожу и вернусь лет эдак через пятьдесят. Боюсь, мне придется провести их в ближайшем клозете. От его тупой физиономии у меня все брюхо наизнку вывоворачивает.
У Джуди отвисла челюсть и медленно сползла с лица улыбка.
– Ой, – притворно-испуганно вскрикнул Джэк. – А я думал ты ее снимаешь только на ночь вместе с колготками. Тебе никто не говорил, что без улыбки ты выглядешь гораздо моложе? Меньше морщин. Хотя в компании и так все знают, что тебе уже два раза по двадцать пять. А может по тридцать? Кто вас, крашенных стерв, разберет...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ