Американский театральный мир очень любит русскую классику. Например, Американский Репертуарный Театр в Бостоне каждый сезон ставит одну пьесу Чехова и приглашает московский Современник (ART – побратим Современника). Маленькие элитные театры около Бродвея в Нью-Йорке ставят Горького и Островского. Студенческий театр в Сан-Франциско поставил «Мастера и Маргариту». Вот что из этого вышло...
Как-то раз мой сан-францисский друг решил ознакомить свою умненькую тринадцатилетнюю дочь с творчеством горячо любимого им Булгакова. Так как дочь родилась в Америке и по-русски читала с трудом, мой друг порылся в библиотеке и нашел очень неплохой перевод «Мастера и Маргариты». Дочь прочитала с удовольствием. Тут как раз и подоспела новость о постановке в студенческом театре.
"Я не пойду!" – категорично отрезала дочь. Друг мой опешил: "Почему?..."
"Too much nudity." («слишком много голого тела» – перевод автора). Мой друг удивился, пожал плечами и пошел один.
Поднялся занавес. Из-за боковой кулисы на четвереньках выскользнул кот Бегемот. Кота исполняла маленькая японка. Одета она была только в набедренную повязку, которая нужна была исключительно для того, чтобы хвост хоть как-то держался. Несмотря на маленький размер груди актрисы, ее (актрисы) поза сразу выдавала пол Бегемота.
"Девочка – ничего, но что дочь не взял – это хорошо. Как только она догадалась?" – подумал мой друг и заодно порадовался тому, что жена тоже не пошла с ним.
А спектакль шел своим чередом. И черед его дошел до сцены, в которой топится Иван. Артист, игравший Ивана, был мужчиной, в чем публика вскоре убедилась воочию. Сперва, Иван взобрался на стол спиной к залу и медленно разделся догола, плавно покачиваясь, наверное, в такт реке. Потом он спрыгнул со стола за голубую тряпку, изображавшую волны, но утонуть с первого раза не смог. Вынырнул он уже лицом к публике, продемонстрировав все свое мужское достоинство, и только после этого спокойно пошел ко дну.
Приятель мой перевел дух. Мысль о предстоящем бале Воланда манила и пугала...
А между тем, Воланд посетил Дом Литераторов. Апофеозом и концом акта была сцена, в которой Бегемот насилует молодую писательницу на столе кафетерия. Этот архиважный эпизод постановки был вынесен в самый центр подмостков и происходил в полной темноте, а свет софитов выхватывал только стол, писательницу и кота. Бегемота исполняла всё та же японская девушка, но на сей раз грудь ей замотали черной тряпкой, чтоб, наверное, кто-нибудь не подумал чего-нибудь не то.
Приятель мой вздохнул и пошел переживать увиденное за кружкой пива. Потягивая густую коричневую жидкость, он наблюдал за двумя нормальными геями и думал – Как же все-таки она догадалась?..
Ноябрь 2004. Бостон