«Любовь и Дамы господина М.»
Саррка
От Автора:
…Чем правдивее стараюсь быть – тем более фантастическими получаются мои «истории»
Поначалу думал – что роману этому будет позволено содержать не только автобиографические картинки, но и те истории, что вполне могли бы случиться…
А оказывается реальность – когда я нахожу сил ее изложить без выкрутасов – стает куда сильнее вымыслов…
Сарра Рабинович происходила из очень хорошей семьи.
Папа, – человек собравший огромную коллекцию книг, многие из которых – я уверен, он прочитал. Ну очень многие, я уверен.
Работал в области общенародного образования и знали все ребята, что он имел большой авторитет,
Хоть в ортодоксальности особой замечен и не был.
Ермолки не носил,
Гоев не срамил,
Со стеной не разговаривал.
Слегка картавил, любил русскую жену, других женщин тоже, любил блины, а также неустанно желал всего самого доброго своей доченьке Сарре.
Сейчас, отсюда глядя -
Опыт соответствующий приобретя,
Скажу что это был очень очень приличный человек, среди тех, к кому он торски принадлежал.
Теперь он умер.
Сердце, много инфарктов. Кажется шесть.
Царствие ему небесное (если бы кто меня в том уполномочил) я бы предоставил.
Мама была русской и это многое объясняет в Саррке:
Все ее «хитрости» были настолько немудрящи, что ложью это назвать было ну просто нельзя.
Хотя тогда, классе в восьмом-девятом, Саррка Рабинович казалась многим дурой и врушей.
Но это – клянусь – совершенно не так!
Правда, об этом узнал я позже.
История наша – наша история с Сарркой –
Двухсерийная.
Школьная – часть первая. Тут большие блины и маленькие сиськи.
Взрослая – часть вторая – где размер сисек ну просто фигня! Чемодан терпения. Свежая батарейка…
Поехали.
***
Врожденная немецкая… как бы это… поделикатнее… осторожность и неполное доверие к представителям Вечной национальности, проецировалось мной на Саррку в полнейшей из мер: ну не нравились мне Рабиновичи, ну опасался я!
Не хотелось мне попасть в эту добропорядочную еврейскую семейку, в которой мне улыбающаяся тёща постоянно подсыпала бы в мацу дусту...
В то время я, следуя новым веяниям и любимому журналу "Физкультура и спорт", а также самостоятельно разработанным «Правилам Железного дровосе… то есть, простите: Человека» начал в полный рост и еще более полный вес качать железо.
Как это точно делается я конечно же не знал. Да что там! Не знаю и до сих пор! А статейки с неслыхано претенциозными названиями типа "Король мускулов","Золотой щит" или "Богатырский эполет"давали только очень поверхностные сведения. Стараясь Приобресть эти атрибуты я тратил довольно много времени и сил.
Настолько много, что противопоставить атакам мадам Рабинович мне было нечего, зрителем она была отменным, а начинающему культуристу необходим человек, который тоже примет кусочки перемещающегося жира за нарастающую мускулатуру.
Она часто, да, часто приходила ко мне - светлая и радостная, но уже через очень короткое время принесенный ею огонек в глазах я давил и тушил «словами».
Мы всегда знаем: те, кто любит нас, - нас недостойны. А женщину - как просто ее обидеть. Как просто найти в ней тысячу изъянов и бед.
У Саррки, кроме происхождения, конечно, было еще довольно много проблем - коротенькие нелепые ножки, исключительно уродливые передние зубы, выдающиеся вперед и образующие между собой гигантское ущелье, через которое непрестанным потоком лился совершенно детский, абсолютно прозрачный и наивный... фантазм. Да, это никогда не было ложью – это всегда была игра. Простая и неопасная для меня.
К ее зубам, впрочем, я очень быстро привык, ножки стал воспринимать скорее как детские и милые, а как смеялась Саррка – так это можно было слушать и слушать.
Ну, а уж если говорить о достоинствах – то они в один мах перечеркивают все возможные «проблемуськи» и потопляют их в волнах невиданного роскошества.
Сара Рабинович обладала прекрасной комнатой полной книг и фотографий в прекрасной четырехкомнатной квартире на 8-м этаже нового дома на проспекте Кирова. О ту пору редко кто отворял двери родительской квартиры для моего внутрь проникновения, так что за эту возможность я ухватывался обеими руками.
Будучи по официальному статусу лишь школьным другом Сарры, обо мне, как о блохастой подвальной кошке, которую каждый ребенок однажды приволакивает в дом - ничего не знали родители моих друзей и подруг. Единственное исключение тогда – Сарркин дом.
Тут я был известен, желанен и нужен. Тогда я учился в ДОСААФ. Не просто для того, чтобы содействовать армии и флоту, но для того чтобы постичь азы ремесла, которое должно было меня прокормить, если конечно не придется кормить кого-нибудь еще.
Отец, - однажды застукавший нас, разговаривал со мной как мудрый вождь. Он пообещал активно посодействовать мне, армии и флоту, если конечно я буду проявлять нужное рвение. Поблагодарив его превосходителство я поспешил тогда смыться.
Когда я в своей маленькой комнатушке выполнял комплекс физических упражнений, - любой нормальный человек погиб бы от удушья, но ей, Саре, нравился запах моего пота и она часами бывала рядом. Как-то в один из дней она подарила мне кусочек мыла и мне почему-то показалось, что это намек. А это был не намек, это был кусочек мыла. Малость, милость, славность- впрочем, все, что делала Саррка было милым и славным, это я совершенно точно знаю.
А еще Саррка умела готовить блинчики! Блин, как это было здорово! Блинчики, причем, были фаршированными разной разностью… Я приходил их пожрать хоть и со страхом, но не без удовольствия. После насыщения, Сарра быстро переходила к культурной программе – снимала с себя блузку и позволяла язычничать над своими сосками… Это было, честно говоря тоже не очень здорово, но после блинчиков я был просто обязан на ней… ну хоть немножечко полИЗжать…
Однажды, во время такой «лежки-лизки» , как-то не в жилу совсем, пришел папик. Мы вполне успели одеться, и потому его разговор со мной на тему горестей моей прошлой жизни и возможной помощи в трудоустройстве был не слишком взволнован… Я показал себя как человек здравомыслящий, куда попало не вовремя со своими органами не сующимся, произвел, как я думал, чудесное на него впечатление.
А когда я ушел – еще дверь не хлопнула – он принялся с присущей ему национальной гордостью опрыськивать всеми возможными спрэями свои тапочки которые Сарра мне выделила на время гостевания…
В общем - с того момента я к ней ходить перестал. Может быть папино поведение показалось мне несколько нестабильным, может сексуальные предложения Сарры стали очень уж обязывающими, - не знаю… Но одна встреча все-таки была. Большая, длинная, незабываемая встреча.
Родители Сарры уехали на дачу.
После того как она мне в шестой раз поклялась на торе, что за все эти годы они ни разу не вернулись с дачи неожиданно, - я решился пойти к ней и, по необходимости, трахнуть ее во что-нибудь!
Я должен был в 20.00 стоять на углу, наблюдать за подачей условного сигнала.
Синий, как Вахтанг Кикабидзе, в половине десятого я пошел к ней без сигнала, но оказалось, что она не менее меня огорчена: сигнал то она мне подавала, но не в том окне…
Отыскав папин виски и одурев от двух глотков, уже через два часа я проминал и сквернил своим пухлым торсом супружеское ложе семьи Рабиновичей. Ах, как все-таки не хотелось мне венчаться с нею таким вот ординарным, вероломным способом - но обещанное папой светлое будущее несколько раз заставляло совершить атаку на ее обнаженное тело, с целью дефлорировать своим необрезаным ее непроникновенную.
Сара была из тех, кому вдруг во что бы то ни стало нужно было избавиться от девственности, так, словно этот маленький рудимент непрестанно зудился. Измученный к полуночи бессоницей, я безусловно уже помог бы ей в этом деле, но каждый раз, как только я напрягался для решающего рывка, Саррка принималась совершенно дико орать. И если в половине второго ночи это было бы несколько странно для чутких соседей, то в четвертом часу утра это стало просто неприятным для них.
Можно и нужно было, наверное, прикрыть ей рот рукой и сделать природой порученное мужчине дело… но… Вы пробовали когда-нибудь трахнуть еврейку-девственницу, зажимая ей при этом рот? Когда я все-таки попытался это сделать – на папиной подушке вдруг засветилась кроваво-огненная надпись: «Изнасилование, статья 117 прим.» И тут я спекся.
«Почему?» - спрашивал тогда я Саррку.
«Да страшно мне!» отвечала Саррка тогда.
Утром я от Саррки ушел. Очень рано утром, предварительно позвонив Митьке и доложив ему несколько подробностей. Умолчал, однако, о главном. И вот что странно: стоит тебе только захотеть воспользоваться сплетником для того, чтобы повысить свой рейтинг в обществе - как сплетнику словно замок на язык навешивают!
А Саррка, почистив перышки, тут же направилась к подружкам, где в течении нескольких часов рассказывала о моей «мужественности» и своей женственности.
Мне было обидно: получался я откровенным импотентом, по ее рассказам. А доказать обратное, - это же куча труда…
Часть первая заканчивается и начинается часть вторая прямо вот тут:
С тех пор наша дружба, достигнув своего «пика» пошла на убыль, и кроме нескольких неудачных коммерческих проектов ничего нас с Сарркой больше и не связывало…
Я встретил Танюшу Жеглову, втюрившись в нее по самые придатки, Сарра стала шляться по синагогам и подцепила там себе какую-то странную пару, а я, сломав ногу, отправился лечиться в незабвенный город Курган, что не на Одере, а совсем даже на Тоболе.
Прошли годы. Мы попоступили и позаканчивали каждый что хотел и мог, поразъехались, поразлетелись и порасплылись по углам страны и города, я, удачно купив шикарную «сталинскую» квартиру на проспекте Вальцовщиков с удивлением узнал, что Сарра, испытав счастливое замужество, теперь коротает свое женское одиночество с маленькой дочкой Светкой в квартире расположенной буквально в двухстах метрах от меня.
Мы столкнулись к ней к лицу-лицом на входе магазина «Экономный». Она обратила внимание на меня, замухрыжку, потому что я решил – чего вдруг - попридержать дверь для прохода мелкой особи женского пола в рыжей шубке.
«Юрка, ты что ли? Тебя и не узнать!» Сказала мне мелкая дамочка.
«Тю! Саррка! А ты чего здесь делаешь?»
Я, одетый по своему скудному обыкновению в пуховик системы «ну его нахрен какой теплый» со сломанным замком и засаленным, замусоленным до черного воротником произвел на Саррку впечатление человека мастерового и ухватистого – как раз то, чего ей не хватало для окончательно комфортного устройства на новом месте. Линолеум, знаете ли, покласть, трубы, понимаете ли, прочистить.
В общем –Саррка пригласила меня в гости с точным указанием адреса. Я, конечно, пришел, как положено мужчине, в дубленке и с молотком. При помощи дубленки я немножечко исправил первое ее обо мне впечатление, при помощи же молотка прибил ей пару крючочков и поправил дверку, что произвело на Саррку впечатление, какое консервная банка произвела бы на людоедов племени «Мумбо-юмбо».
«О-о-о!»
Сказала Саррка и накормила меня чем-то микроволновым.
А что? Мне у нее понравилось. Гигиенично все так, со вкусом придумано в ней мне показалось. Рождение ребенка очень улучшило ее фигуру, рассказы ее стали еще более страшными, а от того еще более милыми – да и от дома опять же, недалеко.
Занятый в то время поисками себя, застрявшего между чертовски удачной женитьбой и сожалением о бесцельно прожитых годах, я стал наведываться к Саррке часто, каждый раз удивляя ее шедеврами моего рукоделия.
Я курил тогда трубку с душистым табаком, что очень ей нравилось – и как то неожиданно остался у нее очень поздно. Может мне было некуда идти, может быть была очередная микроссора – факт тот, что Саррка, напоив меня душистым чаем, улеглась комфортно в детскую постельку, куда и меня великодушно пригласила.
Все получилось у нас в первый раз быстро и славно – без мощных прелюдий и уж конечно без воплей. Саррка оказалась весьма сладкой дамой, с мягкими привычками. Роскошно поблагодарив меня за доставленное удовольствие, она медленно спустилась с поцелуями и приняла моего героя с большим чувством в рот.
Сарра сосала великолепно – громко причмокивая, что мне жутко нравится. Она умела правильно погладить мои шары, наливающиеся к ней с каждой минутой все большей любовью, и слизывала, выпивала бьющую фонтаном сперму с великолепным аппетитом.
Мне было очень, правда, очень хорошо с ней всегда, но в ту первую ночь мы напрочь разломали детскую кровать, спеша попробовать и наверстать все, чего лишило нас тогда детское наивное опасение.
Отдохнув и снова воспрянув, я ласково и нежно предложил Сарре анальное наслаждение. Она, к радости, оказалась совершенно не против, хотя и с ней случилось то же, что случалось почти всегда: мой член был заклеймен ею как «чудовищно огромный, он меня всю порвал!», я был вынужден поспешно кончить и отправиться в душ…
Поздно ночью – а чаще рано утром – я уходил от Саррки, успевая купить на короткой дороге домой коробочку сока и пару шоколадок, заготовив для жены нехитрую историю про некое дружественное мне общежитие зубопротезного техникума, где я и был, если она спросит. Большую помощь оказывали мне инструменты, которые я громко искал и отъявленно брал с собой. Нежный ум моей жены не допускал мысли, что все эти сверла мне будут нужны для общения с бабой.
Вторая, третья, следующие многие встречи наши были скорее феерверком, чем укладкой паркета. Саррке по-прежнему нравился запах моего пота (не-ве-ро-ят-но!) и частенько я чувствовал спиной, что меня вот-вот возьмут за яйца, стянут штаны и я почувствую сначала сладкие глубины Сарркиного влагалища, лежа прямо на шурупах, - а потом восхитительную теплоту ее горлышка. Она любила это дело, может быть даже больше чем обычный секс. Я мог предложить ей в рот в любую минуту – в ванной, на кухне – везде- и всегда с глубинным животным стоном «О-о» Саррка вытаскивала моего моментально деревянеющего – железнеющего друга из штанов, сначала весь целиком запихивала себе глубоко в горло, где делала, сглатывая, восхитительный массаж для головки, а потом облизывала, покусывала, посасывала громко чмокая, глядя мне прямо в глаза, сосала его, покручивая яйца, сосала долго, не обращая внимания на открытые двери и даже окна без штор, сосала, доводя меня до полного восторга, умело оттягивая момент, когда я, закатив глазки в небо, изольюсь мощным потоком «белого дессерта», который Саррка хватала губами, слизывала со стола и со своих собственных щек, направляя пролившиеся капельки умелым пальчиком снова в рот.
Казалось бы – что можно тут придумать: один рот, один член… Но Сарркиной фантазии не было границ. Однажды, когда я уже совсем почти ушел – открыл входную дверь, она вдруг подошла ко мне со словами «Ну дай, дай мне его, ну пожалуйста!» опустилась прямо тут, на пороге, на колени и прильнула к своему любимому лакомству. Сначала мне захотелось побыстрее это закончить, но когда я заметил, что дверь соседней квартиры чуть приоткрылась, все происходящее приобрело для меня вдруг новый эротический смысл и вкус! Я знал, что за этой дверью живет некий одинокий лысый дядечка, который с равными промежутками в девять дней дарит Саррке какой-нибудь жухлый недорогой букетик, потом краснеет и сразу уходит. «Хоть бы трахнул когда!» пожаловалась мне однажды Саррка.
Врать не буду, лица соседа я не видел, но спинным мозгом чувствовал: тута!
Я распахнул пальто и чуть-чуть повернулся боком, чтобы не загораживать ему обзор. Для большего эффекта я схватил Саррку за уши и стал ее буквально натягивать на член, пользуясь чудесным свойством ее горлышка запускать в себя без проблем несколько сантиметров. Я вошел в раж – это было чертовски возбуждающе - трахать Саррку в горло на глазах ее соседей! Я повернул Саррку так, что она оказалась обращенной затылком ко мне, и ее горло теперь представляло мне практически неограниченный доступ. «Я падаю» – успела проговорить Саррка с грехом и хреном пополам. «Держись за мои яйца» - выдал я Саррке рацпредложение, но скоро понял, что погорячился. В таком ее положении держаться действительно было совершенно больше не за что. Саррка, конечно, дама миниатюрная во всех отношениях, кроме горла, к тому же она некоторым образом занимала сидячее положение, но все равно, несколько десятков килограммов тогда на моих яйцах действительно повисло и мужества потребовали от меня много и сразу: «А, бляны какие!» проскрипел я, мысленно прикидывая моральные потери от удлиннения вдвое моей мошонки… Но зато как я был вознагражден, видя, как мой член устраивает в Сарркином горле настоящий кадык: туда-сюда, кадык-не кадык… Я боялся, что она задохнется, но в тот момент и Саррка, и я и Сарркин сосед вполне обходились без воздуха…
Кончил я бурно – откуда только столько – залив Сарркино лицо совершенно. Осторожно заправив опустошенные оттянутые до пола яйца обратно в штаны, я помог Саррке собрать с лица пальчиком и отправить в рот драгоценные сладкие капли.
«Ну, мы пожалуй пойдем как-нибудь…» – сказал я Саррке имея в виду меня, левое яйцо и правое яйцо. «Да, пожалуй вам пора!» – поддержала мою игру Саррка. Ах, жаль не видел я даже мельком лица соседа в дверную щель – но представить себе могу живо.
«В общем, гавкнулись мои цветочки теперь» – резюмировала Саррка, услышав хлопок его двери. «****ой накрылись!»
«Постараюсь компенсировать слесарством и спермой!» - попытался я было ее успокоить, но эффект был обратный. «Пойдем, поиграем с игрушками!» – сказала мне Саррка и снова опять тяжело задышала.
Эксперименты с ее женскими вибраторами в моем, не смотря ни на что еще мужском заду были бы сегодня излишне и я ретировался:
«Пора мне, извини», - сказал и поцеловал ее в губы, полноценно ощутив вкус собственной спермы. В общем, неплохо.
«У тебя зашибательский хрен» - Сказала мне Саррка на прощание. - «Такой толстенький, такой кругленький, ащщ!»
Да уж…
Когда повисли люстры и приехала мебель,- настало время укладки линолеума. Это дело требует много сил, прилагаемых причем исключительно в положении «рак» или «карачки». Не знаю как это бывает в других домах, но в Сарркином это было так: я стою на карачках с молотком в руках, гвоздями во рту и розовым вибратором в заднице, а на члене моем, глубоко всосав, буквально висит Саррка. Честно говоря, при таких раскладах я в линолеумщики пошел…
Со своими «игрушками» Саррка творила чудеса, в том числе и со мной. Если для нее не было краше забавы чем загонять в себя до пятнадцати шариков на веревочке, а потом медленно выталкивать их усилиями своего влагалища, то нарушение ею моей прописной задней девственности было наверняка чистой импровизацией.
Положив меня однажды смятым от непосильной работы концом вниз, Саррка стала растирать мне спину и ноги каким-то очень приятно пахнущим маслом… Я забалдел по-взрослому, особенно когда дело дошло до моей мошонки, крупное содержание которой Саррка обрабатывала с особой заботой. Приятное теплое тепло растекалось по всему пространству моего могучего торса и я расслабился. Я, пацаны, растекся…
Маленькие пальчики проникали всюду и было мне так хорошо быть у этих пальчиков в плену. Мой анус конечно тоже не остался в стороне – мягко, нежно, постепенно проникала в него Саррка своими обнаглевшими окончательно пальчиками, а когда Саррка тяжело задышала и я понял, что дело нечисто - было уже поздно.
Длинный, розовый, с маленьким загнутым острым кончиком вибратор уже торчал во мне наполовину. Я было возразил, но вскоре после нажатия кнопки, возражения исчезли. Видимо Саррка знала какой-то секрет – маленький кончик ее игрушки достал во мне какую-то очень чувствительную точку – и у меня встал, как у бешенного!
Восхищенная результатом, Саррка тут же опрокинулась на спину, и я буквально набросился на нее и стал трахать. Потрясающее ощущение: торчащая в моем заду резиновая палка как будто бы дополняла длинну моего члена и создавала иллюзию удвоенной его длины! Видимо Саррка чувствовала тоже что-то необычно приятное, потому что чуть было не откусила мой сосок. В последнюю минуту – а она очень здорово могла эту минуту чувствовать – Саррка выскользнула из-под меня, схватила ртом мое уже пульсирующее бревнышко, жестко ухватила меня за яйца – как я это люблю чтобы было, когда кончаю, а другой рукой стала двигать во мне свою игрушку. Муха – цокотуха, что со мной было, дорогие мои товарищи по партии! Я дергался и извивался как при мощнейшем оргазме и почти целую минуту не мог ни кончить, ни остановиться: «Сильней, сильней!» орал я как орел, и если бы Саррка меня послушалась тогда – быть мне теперь, братья, с рваной жопой.
Но обошлось. Сперма хлестанула как пена из советского сифона, и я завалился совершенно без сил на Саррку довольную видом мощной немощи с палкой в сраке.
Да, это талант. Это в магазине не купишь…
Покупать приходилось во множестве продукты, содержащие белок – любовь Саррки требовала от меня некоторых функций дойной коровы. Продуцирование спермы не должно было останавливатся ни на секунду. Я жрал как конь сгущенку, намазывая на сыр – я знал – мою сперму ждут жаждущие Сарркины внутренности…
Она конечно знала чудодейственные свойства этого нектара при приеме внутрь. Расцвела и похорошела Саррочка неслыхано! Каждый встречный говорил ей об этом. А когда она утром уходила в детский сад играть на фортепиано песенки про зайчиков – она улыбалась, я знаю, она улыбалась, вспоминая наши ночи – как улыбался и я – без повода, без видимой причины. Улыбался везде, улыбался стоя, если не мог сидеть, улыбался лежа, если мои выжатые яйца тянули меня к полу – я был настоящий серьезный мужик в те волшебные дни наших встреч…
Вот говорят, вот жалеют: так было хорошо, но пришлось расстаться… Простите, а вы что, действительно допускаете, что счастье может длиться до-о-о-о-го или, извините –вечно? И если не сами по себе ваши глупости – то внешние обстоятельства обязательно внедрятся в него и разрушат его…
Так случилось и с нами. Я – закрутился, потом на что-то обиделся, потом обиделась Саррке и ей прикрутил пару крючочков кто-то другой, потом к ней кажется чуть было не вернулся муж… В общем, когда я снова попал в ее дом, я был уже в нем большим и посторонним гостем.
Саррка поступила правильно – цветущее свое состояние решив продлить как можно дольше, она быстренько подыскала себе какого-то мента (после меня ниже видимо только менты) – и была, по ее собственным рассказам, вполне с ним счастлива. А только какое это может быть счастье – двадцать четыре часа семь дней в неделю с одним и тем же хреном…
А как мы микроволновку в окошко вывалили я что же, не расскажу? Ну нет, конечно же расскажу!
Была у Саррки микроволновка и стояла она по первости на подоконнике. Лето тогда было душное жаркое и окна не закрывались. А окна у Саррки выходили не куда-нибудь а прямо таки на театральную площадь – самую, так сказать тютельку нашего «старого центра». Гулятельное такое свидательное с цветочками местечко… По мелкости своей, чтобы пошуровать в микроволновке, Саррке приходилось вставать на коленки на тумбочку и перегибаться через батарею. Может быть кому-то эта поза показалась бы нелепой, но мне она однажды показалась весьма соблазнительной…
И вот картина: наполовину высунувшись из окна, навалившись животом на микроволновку, торчит из окошка Саррка, а сзади к ней, задрав халат, при помощи своего баклажанчика подключен я, милый. Подключен причем не как батарейка, а как генератор весьма переменного тока: плюс-минус, вперед-назад, ащь-ащщь!
Вид ожидающих свидания, в десяти метрах от моего конца слоняющихся по площади прыщавых юнцов со вчерашними букетами в руках подействовал на меня окрыляюще! Движения становились все более мощными, что не могло не возыметь действия. Саррка сначала тихонько стонала, как могла сдерживалась, но представить себе трахолку с Сарркой без ее чудесных воплей, вынающих душу – это дело просто невозможное… И на что же я подлый девушку обрек? Не кричать она не могла, но и кричать было невозможно – и что же сделала моя хитроумная евреечка? Она стала кричать: «Зося! Зося! КЫ-с кы-ы-ыс – кыс!» Мир не видывал таких страстных, таких ритмически размеренных призывов кошки, ка это делала тогда Саррочка… Люди сочувствовали Сарркиной потере всем сердцем и через несколько минут к нашему окошку стали подтаскивать блохастых котяр, по подворотням рыскали юноши, призывая «Зося! Зося! Кыс-кыс-кыс!» Я, отделенный от зрителей шторами ржал как конь, и как конь же вгонял в несчастную хозяйку несуществующей в природе кошки свою штукенцию. Когда я уже было совсем решил проверить – а нет ли у Саррки еще и собачки по кличке «Вааах-танг, Ва-а-аххх-танг!» и по этому поводу с большим интересом обследовал пальчиком Сарркину попку – тут все и случилось! Микроволновка, спокойно вращавшая порученного ей цыпленка, будучи сдвинутой до предела вывалилась из окошка прямо на дорогу. Саррку я, слава богу, крепко держал за бедра обеими руками и сразу втащил в дом.
Театральная площадь на мгновение замерла: все были уверены, что несчастная хозяйка кошки не вынесла потери и ебнулась из окошка, прозвенев прозрачным колокольчиком…
Цыпленка, однако нам удалось спасти, и поедая его, мы хохотали так, что юнцы побросали свои букеты и со словами «а ну их нахер этих баб!» возвратились в родительские квартиры давить прыщи…
Да, это было легендарное время. Это была легендарная девушка.
Теперь, скорее всего, она все-таки укатила в Америку, куда их «всех уже очень давно звали», я конечно, обещал писать – но телефон ее забыл, а адрес – потерял. Да и сам, впрочем, тоже укатил на край света искать свою долю, прожить вторую жизнь. И вот теперь мы оба ищем ее, зовем: протяжно и очень громко, как тогда: «Зося! Зося! Кы-ы-ы-ыс! Кы-ы-ы-ыс!»